Как-то, июльскою ночью безлунной,
Мне довелось обосраться в штаны.
Вот, всё хожу, было ль не было, думаю,
Но всё равно расскажу, пацаны.

Звезды сверкали над тёмной посадкой,
Я забивал в беломорину план.
Было предчувствие тяжкое, гадкое.
Где-то в кустах копошился баклан.

Я затянулся и бодрой походкой
Вышел на серый блестящий асфальт.
Ебана жизнь, а не выпить ли водки мне?
Сразу подумалось. Надо бы. Факт.

Поднял глаза. Что за сборище мяса?
Что за фигуры теснятся гурьбой?
Это же кучей стоят пидорасы!
Пукнул и дёру. Они все за мной.

Быстро бежал я. Нагрелись аж пятки.
Слышал пугающий рёв за спиной:
Хуле, пацан,  ты устроил здесь прятки?
Стань и раздвинь ягодицы, родной.

Нет, не догоните, сукины дети!
Сбилось дыханье. Колол правый бок.
Жопа – великая ценность на свете,
Если цела, сохрани меня Бог.

Тут за спиной, где-то справа и рядом,
Прямо над ухом раздалось «Хи-хи!».
Всё, окружен пидорским я отрядом.
Вдруг где-то стали кричать петухи.

Морок развеялся. Вещие птицы
Песней утра призывали зарю.
Я огляделся. Свободна граница!
Спасся. Всевышнего благодарю.

Что-то в штанах. Потянул воздух носом.
Точно, гавно. Может сена клочок?
Я уж потом задавал всем вопросы,
Кто бы, как я, обосраться б не смог?

Кто бы, когда бы ему было жутко
Кучу  дерьма бы донёс в унитаз?
(Если подумать, по тяжкой обкурке.)
Или герой, или же пидорас.