Декорации сцены изображают бескрайнюю степь с несколькими нарисованными на них пасущимися  конями.  Посреди сцены установлена красноармейская тачанка. В ней Анка пулеметчица. Она усердно драит ветошью пулемет Максим. Возле тачанки, привалившись  к колесу, сидят на траве Петька и Василий Иванович. И курят на двоих, передавая друг другу, одну самокрутку.

Василий Иванович. –Анка, иди с нами махорки покури. Хорош уже пулемет то полировать. Чай, не самовар. Смотреться в него, что ли?

Анка, вытирая ладонью пот со лба и продолжая начищать пулемет. –Некогда мне с вами раскуривать. Сейчас вот в штаб белых бежать надо. Полы помыть, прибраться. А вечером  в банду Махно пригласили. Они сегодня день Анархии отмечают. Сказали, интересно будет. В программе праздничный ужин c самогоном. После - танцы необыкновенные, аж под два граммофона сразу. И для этого какого то Грубого, специалиста по этим делам, у голубых заказали, за хорошие деньги. А в конце, для тех, кто пожелает, расстрел захваченных пленных.

Василий Иванович, Петьке. –Трещит, как пулемет. Ничего не понял. Два граммофона сразу, грубый какой то...

Петька. -Это, Василий Иванович, мода такая  нынче пошла. Сразу два граммофона заводить.

Василий Иванович. –Анка, а много ли тебе платят белые за уборку помещения?

Анка. –Много не много, а на мыло и пудру хватает. А третьего дня корнет Оболенский мне ленту для косы подарил.

-Василий Иванович. –Вот дура. Косить, что ли, собралась? Ты бы лучше пулеметную с него потребовала. Не за просто так ведь он тебя одаривал?

Анка. –Это уж мое дело, Василий Иванович. Я с вами полгода сожительствовала, а вы мне и гроша ломаного не подарили! Анка слезает с тачанки и, раздраженно одергивая юбку, убегает за кулисы.

Василий Иванович, Петьке. -Брешет. Я ей сколько раз саблю свою в подарок предлагал. Не принимала, зараза.

Петька. -Да наплевать. Баба с воза – кобыле легче. Как хорошо то мне стало после вашей махорочки. Давайте лучше песню споем.

Из оркестровой ямы доносится мелодия “но вуман но край”. Петька запевает высоким бабьим голосом.

Василий Иванович. –Где это ты, Петька, таких песен нахватался? Да еще и не по нашему?

Петька. –Гувернер у меня был, негритянского происхождения. Он и научил.

Василий Иванович, мечтательным голосом. -А я, Петька, сызмальства баб предпочитал. Помнится, была у меня гувернанточка одна, еще до революции. Из француженок. Когда я конюхом у помещика Голицына  служил. Эх, и чему только она меня не обучила. Бывало, придет ко мне на конюшню, раскинется на куче навоза, юбку задерет до пупа, и - давай Вася, делай мне нелигус. Я для тебя на все согласная!

Раздается нарастающий топот копыт. Петька прекращает петь, и хватает в руки лежащую на траве винтовку. Василий Иванович, приложив руку ко лбу, всматривается в даль.

Петька, прекратив пение, испуганным голосом. –Наши, Василий Иванович?

Василий Иванович. -Белые это. Вместе с Анкой на праздник к Махно поскакали. А нас не пригласили, сволочи. Я бы тоже пострелял пленных. И белых, и голубых. Пойдем, Петька, кулеш варить.

Занавес.