Мы пиздили фрицев в дыму и огне,
Здесь мамкиных нету сынков.
И всё же один не понравился мне,
Москвич рядовой Чудаков.

Хромает, натёр себе видно мозоли,
В Москве знать комфортно он жил,
Ебало кривит, как от истинной боли,
А толком ещё не служил.

«Сержант, Перепёлкин. Ты хуя какого?»
Сказал как-то мне командир.
«Нужна твоя помощь бойцу Чудакову,
Возьми-ка его на буксир».

Ну, хлопец- москвич, проклинай свою долю.
Качал я  с ним мышцы и пресс,
Учил его бегать по минному полю,
Такой вот учебный процесс.

Его выворачивал я до изнанки,
Одна лишь команда: «Бегом!»
Он чистил винтовку, стирал мне портянки,
За кашей летал с котелком.

И всё ж с Чудаковым пришлось мне расстаться,
Война вам не званый обед.
Накрыли огнём нас, не дав окопаться,
Меня увезли в лазарет.

Микстуры, уколы, повязки из ваты,
Как там без меня мой боец?
Уставившись в белые стены палаты,
Я думал, наверно пиздец.

Мы дали просраться фашистам в тот год,
Повержен проклятый Берлин.
От счастья ликует советский народ,
И пишет на стенах руин…

В рейхстаге автограф прочёл на стене,
А текст был примерно таков:
«Здесь фрицев активно вертел на хуе,
Дважды Герой Чудаков».

Детский писатель Шнобель (с) 2009