Нет, ну нахуй мне это было нужно? Повёлся, как белая лошадь ПруЖевальского. В рот бы его ебать вместе с его конями дикими. Дрочил бы себе по-тихонечку и горя бы не знал. Бывало,  плюнешь на блестящую раскрасневшуюся залупу, глазыньки закатишь и пошёл рукою шевелить. Никто тебя не подгоняет, никто под тобой не визжит, как свинья перед опоросом, ни ахает, ни охает. Спину не царапает, за яйцы не хватаит, целоваться не лезет, зубами не скрежочет. Полный пиздец: еби кого хочешь. И как хочешь. Дык, нет же полез на живую пизду. Ну с каких хуёв ты решил вдруг подло изменить своей Дуняшке. Дунька Кулакова хоть раз тебя подвела? Вспомни, лосяра плюшевый, как ты с нею наслаждался. Какие кайфы ловил.  Какие абсациации испытывал.

              Весной мне нравилось ебацца с Мерелин Монро. Чего? Умерла давно? Да хуйня всё это, я недавно под новый год так ей засадил, что не только монитор спермой засрал, но досталось и принтеру, и сканеру.

            Осенью я обычно поёбываю Деми Мур. Ваапще, блять, меня почему-то тянет на иносранок. Есть в них чё-то такое, чего в наших бабах не найдёшь, хотя иногда (хули скрывать) толку говнецо Алле Борисовне. Но тут виной тоска. Я, будучи ещё в шестом классе,  ей присовывал. Ёбанарот, как же я её любил. Ебу , а она мне из динамика шепчет; «Женщина, которая поёт…». А мне чудится: «Женщина, которая сосёт..»  Блядь,  все пластинки обдрочил. Хорошо кончал! И ещё одна песня привлекала. «Миллион, миллион алых роз…» А я так явно слышу «Милый он, милый он, аж мороз..»  Въезжаешь? «Баклажанчик» мой милым называла и пёрлась так, что мураши у ей по седлу бегали.

            Соньке несколько раз между сисек впёр. Даже Эдите нахуй, в смысле, бабке этого гомика Стаса Пьезо, пару раз защеку вваливал. С Эдитой облом однажды произошёл. Ебу, прусь, как жолтобрюх по меже огородной, тут вот он финиш серебряно-перламутровый, напрягся я весь, приготовился улететь на Венеру. Блядь, Пьеха сука короткие песни, что ли пела, вдруг слышу второй хуй заголосил, ну этот как его – Эдуард, то ли хуль, толь хиль, да в рот его ебать. В общем, после такого постыдного оргазьма, чё-то аж замутило. Надо же, вышло как-то стрёмно – получилось, вроде мужику засадил. Я после этого с этим Пёхами, Хилями не связывался.

              «Мы ананисты – народ плечистый». Нам до пизды кого ебать. Для нас мёртвых баб не существует. Кого хочем, того и ебём. По приколу однажды выебал Мать Терезу. Скажу вам, пацаны, а бабулька ничего, азартная. Вертлявая, визгливая, в обчем развратная, но в меру. Ну а хули вы хотели – Шнобеля блядям не дают. Ой, да вообще все они хороши. Особенно нравилась мне Индира Ганди. Пока её развернёшь из этих одеял-покрывал, хуй аж трещит. Тока к пизде подкрался, взрыв ниибацца какой. Везувий – так хуйня, петарда китайская, причём  самая дешёвая.

          Ой, блядь, отвлёкся. Чё ж случилось-то со мной. Это пиздец, пишу а пальцы от воспоминаний сводит. Соседка Катя, сто хуёв ей в рыло и утюг в жопу, блядь. Кажное утро за хуй меня в подъезде хватала. Всё намекала на поебушки.

          Ну, думаю, засажу тебе, сцуко, шобы мало не казалось. Натёр гондон перцем, завернул его в платочек и к ней у койку. Хуй его знает, как такое случилось. Но гондон в самый ответственный момент натянул  и с разгону засадил Катюшке по самые помидоры. Чую, чё-то не то. В рот меня ебать, вспыхнул мой слоник огнём ацким. Спрыгнул я с этой суки толстопиздой, гондон стянул и давай дуть на залупу. Катя-то не въехала, смотрит сука на меня, словно гусь на кашевара. Я кричу ей: «Дуй, блядина!» А она дура хвать его в рот. Я как заголосил: «Ты охуела, щалава, да не в него, а на него, это что тебе дудка, что ли или сексофон?» Гляжу, у неё тоже шары на брови полезли. Она-то с дуру (или от жадности) проглотила его целиком, ну и видимо, горлышко заклинило. Стала задыхаться. Думаю, в рот всё ебись, щас крякнет, пиздец, посадят.

            Нихуя себе поебался! Давай искусственное дыхание ей делать. Вот ту полный пиздец настал. Хуй горит, губы пылают, язык наперкосяк. Катька помирает. Я за ноги её и в ванную. Хуй в холодную воду окунул, а её пить заставил, да и сам прихлёбывал (хули там выёбываться, коли такое случилось). В общем, все остались живы. Но страху, блядь, натерпелся.

            Клятву дал, глядя в зеркало на своего страдальца. Никогда, блядь никогда больше его в пизду не суну. На хуй. На хуй!

            Прости меня, Дуняша!