Алиса по традиции отмечала Новый Год, плавно перетекающий в Рождество, за тем самым столом, который стоял у дома Болванщика. Время здесь (по часам Болванщика, который, как известно, крепко поссорился с Временем) довольно часто застывало то на 31 декабря, то на 6 января, а потому прямо посреди стола торчала в ведре с песком срубленная где-то наполовину осыпавшаяся сосна. Болванщик и Мартовский Заяц, дабы опровергнуть нелепые слухи, запущенные неким Льюисом Кэрроллом, накрывали стол совсем не к чаю, а, скорее, к суровой новогодней попойке. Этим и объяснялось их пресловутое безумие: попробуйте круглый год нажираться до поросячьего визга, питаясь только новогодним меню – вас со временем сочтут за полного психа.
    Пока Болванщик и Мартовский Заяц безуспешно пытались починить часы, смазывая их сливочным маслом и обмакивая попеременно в шампанском и водке, Алиса мучалась похмельем и одним вопросом: кому же из них дать в честь праздника? С одной стороны хотелось чего-то необычного вместо приевшейся рутинной ебли – хотелось новогоднего отжига, чтобы было о чём вспомнить. Для такой цели подходил Мартовский Заяц – во-первых, довольно буйный, во-вторых – всё-таки заяц, а ебля с зайцами казалась Алисе в её возрасте настоящим достижением. С другой стороны, зоофилия не поощрялась указом Королевы, которая, как водится, рубила за это дело головы, поэтому дать следовало Болванщику, который, тем более, уже ебал Алису во время самого первого Рождественского чаепития.

    Мышь-Соня все эти застывшие новогодние дни пребывала в полной отключке, не то по причине спячки, не то из-за чудовищного количества выпитого, не то из-за подогнанных небезызвестной Синей Гусеницей грибов. Как женская составляющая праздника она вообще не шла в расчёт, и надоела всем во всех смыслах. Болванщик и Мартовский Заяц хохмы ради засовывали Соню в здоровенный чайник с самогоном головой вниз (что следовало за этим – объяснять не надо), а потом слушали в разных вариациях древнюю как мир историю про сестёр, которые жили на дне колодца в киселе и рисовали всякую всячину. Алиса из всего этого извлекла только то, что с запретом на еблю древесных грызунов (подтверждённый соответствующим королевским указом) в Стране Чудес никто не считается.

    И конечно же не обходилось без игры в загадки. Классический вопрос про ворона и конторку уже не задавался. Обычно Мартовский Заяц спрашивал что-то вроде «чем пелотка отличается от кухонного комбайна» или «чем трактор отличается от помидора». Алиса не знала ответов до сих пор – вероятно потому, что ответить на эти вопросы, надо праздновать Новый Год каждый день. Тем не менее, всё равно было весело. Алиса, перебрав спиртного, устраивала импровизированный стриптиз на столе, а Болванщик, в виде музыкального сопровождения, распевал единственную в своём репертуаре песню о филине.

    Иногда на этот безбашеный новогодний тарарам приходили без приглашения гости всех сортов и оттенков. В этом случае намечался полный бедлам. После нескольких полновесных стаканов абсента Чеширский Кот проявлял склонность к телепортации, Герцогиня вынюхивала несколько дорожек любимого перца, спихивала Алису со стола, пытаясь её заменить (выходило отвратно, но для хозяев и гостей разницы уже не было), а Белый Кролик ловил натуральную измену и каждую секунду смотрел на часы, а потом торопился неведомо куда. Додо как всегда устраивал Бег по кругу вокруг ёлки. Каждый убивался как умел. А потом, когда собиралась нехилая толпа, все шли бить ебало великому аффтару Льюису Кэрролу (он же Доджсон), чтобы не смел поганить художественным вымыслом новогодний обычай.
    Обычаю отмечать Новый Год круглогодично пришёл конец, когда Болванщик и Мартовский Заяц перестали убивать Время, помирились с ним, но это уже совсем другая история.