Вместо эпиграфа:

«…с наступившим Новым Годом дорогие камрады. Пишу, ибо только теперь прояснилась память, благодаря высшему милосердию. Пишу вам же о вас иногда в третьем лице, или во втором, в общем, не знаю. Здесь с образованием очень туго…» (фрагмент письма из Могадишо, Сомали, 1января NNNN года).

Продолжение:

Полагаю, что на всём белом свете вряд ли сыщешь такого человека, которому бы новогодняя ночь была так же важна, как мне. Ибо для меня эта ночь, точнее именно полночь имеет особый смысл. Так сложилось, что новогодняя ночь в моей жизни без преувеличения всегда была семейным праздником, т.е. будучи круглым сиротой, почему-то именно ровно в полночь с декабря на январь я оказывался в абсолютном одиночестве. С тех пор, как померла мать, добрый рок преследовал всегда. Но сейчас припоминаю только несколько последних новогодних ночей, из коих одна проведенная в КПЗ, одна по дороге к празднику на пустынной остановке, вследствие разрядившегося телефона и отсутствия такси. Помнится, была сумасшедшая ночка в канализационном люке, ибо шагал в гости безлюдным заснеженным парком. Ещё довелось справить новый год на очке в вологодском привокзальном туалете, по причине отравления в кафе сосисками «Подмосковные». Однажды потерялся в Павлодаре по дороге к товарищу в Усть-Каменогорск, провёл полночь на какой-то центральной площади, а потом когда из берлоги выполз местный русский народ, меня подобрали, накормили, напоили, а потом зачем-то отутюжили, сломали нос, ребро и веру в русского человека. Эту же самую веру год спустя, восстановил дед Федот – сторож детского сада в Чебоксарах, который нашёл меня спящего в сугробе. А ведь как хотелось в ту предпоследнюю новогоднюю ночь отметить по-человечески! Я так старался! Всё заранее продумал. Всё просчитал, боясь вляпаться в историю. Казалось, будет достаточно того, чтобы неотвязно держаться компании, но все товарищи и подруги, в конце концов, налакались уже на подходе к ёлке. Понятно, что меня забыли. Все торопились доползти домой, бить фужеры под куранты. 

Между тем, сам я довольно приличный гражданин, мелкий чиновник (в счетной палате) с большим доходом и совершенной интуицией по части наживы. Испытывал только одну проблему – проблему свободного времени и жадность. Поэтому месячный отпуск планировал тщательно, откладывал деньги и на всём экономил, дабы отдыхать на широкую ногу во время отпуска. О, планировал маршрут весь год! К кому поеду в гости. Какие посещу города. Но как вы уже успели подумать, вряд ли я широко отдыхал, судя по нелепым новогодним происшествиям. Заверяю, это всё добрый рок, либо собственный по пьяной лавочке безалаберный характер. Ведь нужно суметь, так попадать каждый раз.

После счастливого спасения из сугроба, меня постигла депрессия. Мыслями завладела особенная тревога. Что-то почти мистически-дьявольское довлело над моею жизнью. Словно Некто предупреждал о чём-то, словно что-то хотел донести. Я отказывался углубляться в проблему методом философского изыскания, потому что был здрав и прагматичен. Правда, иногда терзания настигали перед сном. Но справлялся с этим и легко отмахивался, как легко отмахивался от разных мелких просителей, которые ежедневно донимали меня по службе. И, в общем-то, меня понять можно, разве приятно думать о себе под критическим углом и ворошить собственные недостатки, каясь в тайных грешках?

Я с головой погрузился в службу, назначал откаты и облагал налогами поднадзорных. Открылись чудесные перспективы. За оказанные услуги некоторым просителям, я получил доступ к различным фондам и акционерным обществам. Я ещё тогда удивился тому, что так легко свалилось на меня богатство. Как впоследствии оказалось, мне подарили то, что этим людям фактически ничего не стоило, а на фондовом рынке стоило очень дорого. К сожалению, возможности были ограничены. В июне, сбросив все акции, я заработал около семи миллионов, которые сразу же перевел в золото. И радовался.           
Что-то излишне напрягались люди. Увольняли моих друзей. Везде возникали малопонятные проблемы, а у меня всё было на мази. Я, круглая сиротинушка, обставил дело в лучшем виде. Можно сказать, вылез из грязи. Сам добился всего, без посторонней помощи и по праву чувствовал себя акулой бизнеса. А какой закатил праздник в кабаке для важных персон! Всех гулял. Все были довольны. Только вот слегка напрягло, что некоторые из них просили взаймы до лучших времён. Так я разве обязан? И наступят ли эти лучшие времена, скажите на милость, когда смогут отдать долги? Спрашивается, зачем вообще спрашивать, роняя достоинство и ставя в неловкое положение товарища? Вместо того, чтобы унывать и клянчить, брали б пример с меня. Хотя бы что-то делали. Вот грянул кризис, а я совершаю разные операции и сделки, словно последний из могикан, так сказать, вношу посильный вклад в мировые финансовые отношения и поднимаю экономику. Как сказано в Евангелии? – Отчаяние и уныние – грех. Конечно, я отказался давать в долг. Время-то, говорят, такое грядёт, что придётся скоро сосать лапу. Зато всем пообещал новогодний праздник за свой счёт. 

Тот год с июня месяца появлялся на службе исключительно ради отчетности. Ушедши в глухой запой, я только тем и жил, что планировал новогодний праздник. Это стало делом принципа. Встретить полночь с декабря на январь в любой компании или хотя бы при одной живой душе, исключая, конечно, микроорганизмы. Иначе, казалось мне, жизнь бессмысленна. Я расписал грандиозный план вечера. Выслал всем товарищам специальные приглашения. Смешно сказать, аж за полгода вперед заказал и оплатил настоящего деда Мороза и пять снегурочек из стрип-бара «Молодая Сосна». Я прикупил полезных дивайсов. В том числе средненький кальян для опохмела, который сразу же во избежание возможных накладок опробовал. Шишки трещали весело, даже празднично. Тяга была хорошая, что надо. К этому удовольствию я как-то сразу пристрастился. Вечером виски, утром шишки. И так изо дня в день, из месяца в месяц. Подумать только, как сильно сдал к заветному дню! Болел. Ныло в груди. Скакало неукротимое давление. Донимали легкие галлюцинации. Кто-то из вас, мне очень близких, выразил мнение, что всё это от жадности пресыщения и неумной гордыни. Наверное, это сказал Родион. Если так, передайте ему, пусть в следующий раз читает мораль как-нибудь по-другому. Ибо правду говорить тоже нужно умеючи – вполне могло бы помочь от запоя.
Я ж потерял аппетит, похудел; едва ли посещал службу; едва ли способен был на элементарное физическое усилие; да что там! – еле ходил. А то, что дорожил службой – жадность, знаете ли. Хотя… это просто мой служебный долг, ведь кризис же, ведь кто-то же должен поддерживать экономику. Денежный оборот кто-то обязан крутить. А если не я, кто же этот счастливчик – согласитесь, мыслю справедливо?

Ах, тридцать первое декабря! Не знаю, говорил ли вам, знали ли вы, или потом узнали, а ведь я заказывал на дом поваров, чтоб вашим жёнам отдыхать; а также заказал специалистов по празднествам. Были шарики – как я в детстве любил – с гелием. Ёлка стояла такая же нарядная, как и в Чебоксарах, когда Митька со своими друзьями меня в сугробе забыл, а потом дед Федот техническим спиртом отпаивал. Даже в сортире висели гирлянды: мало ли, вдруг вы с детьми заявились бы. Я к пяти вечера уже был как штык по локоть в блевотине. А вас нет. Начал думать, вспоминать, может в пригласительных к шести было указано. Но и в шесть никого. Бывает такое в нашей стране. Принято либо на два часа опоздать, либо на два часа раньше прийти. Традиция. Понимаю. Но и в восемь вас не было. Тут уж я стал названивать… и вы знаете… у всех недоступны телефоны. Я знал и боялся. Знал, ведь! Нужно было лично за каждым из вас такси заказать, чтоб уж с доставкой. Дорогие мои друзья, что с вами случилось-то в ту ночь? Разрешите тревоги и сердечную боль, до сих пор без понятия о вашей судьбе. Меньше всего хотел я, чтобы по злому умыслу моей роковой судьбы, пострадали близкие люди.

Последующие часы я сходил с ума. Не скрою, ещё и потому, что близилась полночь. Для успокоения я хорошенько пыхнул, вопреки привычке курить только с похмелья. Выпил пару штрафных порций крепчайшего вискаря. Я уже был готов осаждать соседей с одной только просьбой, чтобы чуток посидеть за их столом, каких-то пять минут, пока минует полночь. И тут вдруг звонок в дверь, открываю (я совсем забыл за полгода!): дед Мороз и пять снегурочек. Едва сдержал рыдания и слёзы, при появлении сих ангелов; и ещё потом, когда дедушка декламировал стихи и сказку. Да, расчувствовался. Уж слишком напомнило детство. Ведь будучи детьми, все мы в первую очередь учимся находиться в одиночестве; и лишь по праздникам наступает время, когда уделяют особое внимание и напоминают о родительской любви, даря горький шоколад и какую-нибудь книжку. И хотя с каждым новым годом взрослеем, но остаёмся прежними. Меняются только декорации. Наверное, вам легко представить, как я выглядел в тот момент, пьяный чиновник счетной палаты, с шишками на борту и голыми подругами на палубе.

А дед мороз вскоре разоблачился. Оказался лысым малосольным человеком, абсолютно поддельным и неестественным, только нос был подлинно красным. Если было б возможно, я смотрел бы сквозь него весь вечер. Но этот чёрствый человек заявил, что пора ехать на праздник к другим людям. И это когда я нашёл общий язык с бабами! Я долго уговаривал и даже предлагал деньги. Видимо, такой идейный праздник, что люди становятся неподкупными. Да, они уехали до заветных курантов.
-    Господи, перестань быть садистом – взмолился я, хотя был атеистом – за что это мне?! Нужен хотя бы кто-нибудь! Я уже боюсь идти куда-либо. Потому что застряну в лифте. Поскользнусь на крыльце и сломаю ногу. Попаду под машину или пьяных хулиганов. Заберут в милицию. Грохнется с карниза сосулька. Случайный фейерверк попадёт в глаз. Отравлюсь спиртным. Услышь, Господи, молитву. Пошли мне кого-нибудь!

Едва закончил молитву, как со стола сам по себе рухнул кальян. Это означало, что молитва была услышана и принята к рассмотрению. Я ещё раз пыхнул и осушил очередной бокал в ожидании обещанного чуда. И тут вдруг стало дурно. Как будто я разучился дышать. Это так странно! Мне понадобилось немалое усилие, чтобы набирать воздух в легкие, а стоило позабыться, как я снова переставал дышать; и мог опомниться лишь тогда, когда в глазах темнело. Я сам себе напоминал рыбу, выброшенную на берег. Потом ухнуло сердце. Вот так:
– Ууххх!! – как будто падаешь в бездну.
Потом ещё раз.
-  УУУ!!!
Еле добрался до телефона и вызвал скорую помощь. Знаете ли, друзья, что думал в те мгновения? Думал, какой же огромный мертвый город за окном. Такой большой и мертвый. И холодно в нём, и вьюга подвывает злобно. И в нём много-много людей умных и добрых. Как жаль, подумал я, что все мы порознь, что всех развели. Словно один бездарный режиссёр заставил всех нас разом сыграть отъявленных злодеев. И думал, ещё о том, что вам также грустно. Я представлял, как вы празднуете. У вас такие лица, как бы сказать, отчаянно веселые. В руках держите рюмки и фужеры. Вот кто-то из вас, дорогие мои, говорит тост, а остальные обмерли и потупили взор, глядя на дно бокалов. И хотя тост торжественный, каждый понимает скрытый истинный смысл. Каждый понимает и молчит. Наконец, окончен тост. Вы поднимаете глаза и смотрите друг на друга. Потом вы снова отчаянно постараетесь стать веселыми.
- УУУУ!!!
Это ж надо, какая бесконечная бездна в груди! – Кабы не обосраться! 

Я лежал на полу, смотрел в окно на кусочек звездного савана и сожалел о пустяках. Хотелось одолжить друзьям денег. Хотелось отдать всё перед уходом, чтобы какое-то добро осталось людям. Чтобы им легче было, ибо в тот момент мне было жаль их больше себя. Бездна – я чувствовал её – это и есть смерть. Помню, как умирал дед моего друга. Точно смею сказать, бездна старика обошла стороной, потому что умирал тихо, даже спокойно – просто заснул. Повезло старику. А меня носило словно бы в космосе с такой страшной скоростью, что дух обрывался ежесекундно. Дзинь-дзинь – позвонили в дверь. Была половина двенадцатого. Донёсся ровный голос: «Скорая помощь, восьмой».
Я кое-как поднялся с пола. Но снова ухнуло сердце:
- У!!!
И я вновь полетел в бездну. Летел очень долго, потом произвольно остановился, передо мной возникло лицо, которое вежливо поздравило:
- С наступившим новым годом. 
Я спросил:
- Вы Бог?
- Нет, я в Боге. 
Осознав, что подлежу суду, я сильно испугался, друзья, поскольку совершал много плохих деяний, будучи атеистом.
- Не надо в огонь! Пожалуйста, прошу вас! – возопил я, порываясь встать на колени, но в космосе, сами понимаете, это сделать вряд ли возможно.
- Зачем же тебе в огонь, брат? – Удивилось лицо. – Ты же хороший человек.
- Вы серьёзно так считаете? – Я готовился лопнуть от счастья, что избежал такой жуткой участи, как печи ада.
- А как же? – Воскликнуло лицо. – Разве не ты, Сева, чиновник московской счетной палаты?
- Он самый! – Обрадовался я окончательно.
- А раз так зачем же тебе в огонь? – Изумилось лицо ещё больше. – Классный специалист. Ты же экономику поддерживал всеми силами, пока остальные предавались унынию! Ведь ты же осуществлял финансовые операции, поддерживал в стране оборот денежных средств! И вообще в принципе хороший человек!
- Сущая правда! – Я был поражён тем, какое чёткое представление здесь о делах земных.
- Такие люди и специалисты очень ценны. Особенно ныне, когда на земле, в проблемных регионах, возникает все больше катастрофических событий. Мы на тебя и на твою самоотверженность возлагаем большие надежды. Вот направление в Могадишо, столицу Сомали. Твоя задача: родиться, повзрослеть и восстанавливать экономику этого, без преувеличения, многострадального государства.

Вместо эпилога:

«…И вот, дорогие мои, я в Сомали. Опущу все детали моего пребывания здесь. Лучше напишите о себе. Как вы там? Как пережили все произошедшие катаклизмы? Держитесь ли вы вместе или же вас развели, как и прочих? Всем вам желаю здоровья, радости и покоя. Но самое главное желаю вам совести, ведь без неё, поверьте мне, нам вечно придётся восстанавливать чужие дома…
С новым годом вас! Вечно ваш Всеволод Пантелейкин, в прошлом мытарь и жулик, чиновник счетной палаты, а ныне рабочий шестой городской свалки Магале Унгунге Жонзе…»

«P.S.: А если не умеете по совести \\ Мне тут недавно ангел нашептал \\ Я теперь знаю, как надо».