…Набухавшись, отец часто забывал элементарные понятия, повергаясь в пучину животного беспредела. Мы с сёстрами, опасаясь, что он нас просто-напросто выебет, прятались по сортирам и кладовкам, и лишь когда его буянства утихомиривались, возвращались к своим обыденным занятиям. Но однажды, когда мы, зассав августейшего алконавта, тихо ныкались по сусекам, моего чуткого слуха, натренированного наставницами Бене Гессерит, достигли протяжно-печальные звуки древней песни:
Чёрный ворон, чёрный ворон,
Не хуярь в my chamber door.
Ты добычи не добьёшься!
Нюхай хуй — and nothing more.
Это пел отец. И вдруг неизъяснимая жалость к нему, к этому мудаку, квасящему лишь для снятия охуительного политического стресса, охватила всё моё существо; и тогда я…
Прынцесса Ирка, «В хате моего бати»
Сожительница герцога Лето Атрейдеса и мать птушника Павла, леди Джессика (в натуре-то её, конечно, звали по-русски, но она, кокетливо подражая Хармсу, предпочитала эту экзотическую погремуху), хитрая и вельмиебабельная особа, заебалась уже ждать, когда же блядская Гильдия пришлёт свой драндулет. Слоняясь по вокзалу, она со скуки насвистывала «Мурку», бросая недвусмысленные взгляды телохранителям герцога. Когда один из них, наконец, сдался своему хую, упрямо тянущемуся к высокородной воровайке, и отправился уж было с Джессикой в укромный уголок — внезапно, подобно ужасному Медведу (древнему богу всяческих обломов), из динамиков вырвался гнусный бабий возглас:
— Внимание, повторять ни хуя не буду! Хайлайнер Космической Гильдии, отправляю¬щий¬ся по маршруту «Колдоёбина — Арракис», прибывает на стационарную орбиту. Грузитесь по лихтерам, не то проебёте.
Атрейдесы поспешили последовать этому совету и быстро загрузились в трюм подоспевшего лайнера со всеми своими семейниками, чертями и оборудованием.
Герцог оказался прав: более раздроченную посудину сложно было себе представить. Навигатор тоже оказался хуёвый: за время полёта он часто выглядывал из своей кабины и обращался к кому-нибудь из пассажиров: «Брат, дарога мнэ нэ падскажэш, куда далшэ рулыть, ара?» Глядя на это носато-волосатое существо, плававшее в клубах вонючего меланжевого газа марки «Гильд-Прима», Джессика невольно задумывалась о его сексуальных обычаях, что, как ни странно, сильно её возбуждало. Навигатор, обнаружив интерес к своей особе у столь недурной бабы, стал вылезать из своей конуры всё чаще, вести себя всё развязнее и жестами приглашать Джессику к себе в кабину «порулить». В конце концов герцог дал навигатору фигурных пиздюлей, и тот, обидевшись, более не высовывался до самого конца путешествия.
Новое место жительства Атрейдесов, городок Арракина, столица Арракиса, представляло собой множество невысоких зданий, усеявших плоское песчаное пространство, окружённое цепью искусственных скал, ограждающих жителей от опасностей внешней пустыни, вроде песчаных червей или иных беспредельщиков, не говоря о всяких бурях. В северной части Арракины располагался замок, где Атрейдесы начали оборудовать себе малину; в восточной части помещались спальные районы и профтехучилища; юг занимали кварталы, принадлежащие Бене Гессерит (их красные фонари ярко сияли даже днём); на западе жили бомжи и разного рода люмпены. Ну а в деловом центре вся эта пиздобратия встречалась вместе, порождая шум, гам и непотребство.
Джессика от нехуй делать шароёбилась по замку. Тут и там грузчики таскали ящики со всякой хуйнёю; где-то кто-то долбил по чему-то молотком, въёбываясь; кругом стояла пыль. В поисках тихого места Джессика проканала в сад. Между пальм и кактусов она выкупила увлечённо дрочащего мужика. Тот, увидев бабу, почему-то отвлёкся от своего нехитрого занятья.
— Здрав желаю! — попреведствовал он Джессику, для знакомства протянув заляпанную малафьёй руку.
— Добрый день, — вежливо ответила Джессика, недовольно поводя носом (ранее хозяйствовавшие в замке Харконнены оставили после себя устойчивый запах чеснока), и изящно избежала рукопожатия.
— Будем знакомы. Вы, я полагаю, леди Джессика. Я же — ниибацца имперский каловед и говнолог. Звать меня Лев Николаевич, можно просто Лёва, фамилие моё Ебалкин, а погоняют меня Конец — это уменьшительно-ласкательное от «Пиздец».
— Мне кажется, ваше погоняло имеет несколько иное происхождение, — заметила Джессика, восхищённым взглядом окинув незабываемо огромный хуй Льва, который тот так и не потрудился прикрыть.
— Э, да разве это хуй, — махнул рукой Лев. — Вот в древности были хуи — так хуи! Один из моих древнейших полулегендарных предков, живший более двухсот двадцати веков назад, обладал способностью поднимать хуем пудовые гири, чем повергал своего государя в смех сквозь завистливые слёзы. А у меня так — пипетка… Ну ладно, в мои обязанности, надо сказать, входит устройство экскурсий, так что давайте, собирайте своих — и полетим по пиздатым местам, потом затаримся Пряностью и другой наркотой — и к цыганам, хуле!..
— Погодите, погодите, — сказала Джессика. — Полететь к цыганам мы всегда успеем. Давайте лучше для начала… — и она с лживой стыдливостью вновь взглянула на хуй Конца.
Лев уловил этот хищный взгляд.
— А, ну давай по-быстрому, — согласился он. — Но потом — сразу к цыганам — и ниибёт!
И Джессика увлекла Льва в заранее подмеченный укромный уголок, где увлечённо проеблась с ним до (и вместо) обеда.
В безоблачном небе Арракиса выстроилась в боевой порядок эскадрилья пепелацев. Это герцог Лето хуячил со своими людьми к цыганам, обещанным Концом. По пути им повстречался меланжевый прииск, которому угрожал приближающийся червь охуительного размера.
— Во, заебись, — обрадовался Конец. — Щас черфь их пидарасить будет. Давайте пока зависнем и пофтыкаем, у меня и семки запасены.
— Иди на хуй, там твоё место, — злобно отвечал герцог. — Не позволю, чтоб правильных пацанов какое-то беспозвоночное пидарасило. С собой их возьмём.
Пепелацы сели, и герцог обратился по радио к старателям:
— Братва, айда с нами! А то скоро червь, сука, подканает.
— Ступай в пизду, — отвечали из комбайна. — У нас Пряности до жопы — мы чё, всё бросить должны?
— Да вы в натуре олени! — сказал герцог. — Сколько Пряность стоит? Во-во, до хуя. А сколько вы с той Пряности поимеете? Хуй да нихуя. А у меня тут бухло и бляди, — спиздел он.
Это возымело действие. Старатели мигом расселись по пепелацам. Но только пепелацы взлетели, чудом избежав червя, как зачуханные старатели возбухли:
— Ну и где бляди? Наебал, сука! Тут только одна блядь, да и то худая, — они показали на Джессику, — а мы любим таких, чтоб сиськи как арбузы! Подавай блядей, гнида!
На что леди Джессика, таящаяся в укромном уголке, заметила с бенегессеритской истомою:
— Вот если бы вы встали в очередь и не мешали друг другу, то я и одна вполне бы справилась…
Герцог Лето, нахмурившись, погрозил ей пальцем:
— Ух, я тебе «справлюсь»!
Достигнуть цыган так и не удалось: помешала буря. Тогда Атрейдесы, малость порассекав над песками, вернулись на свою малину, где уже всё было подготовлено для грандиозной попойки. И начался аццкий отжыг!
Бухло лилось рекой, жратва шла тоннами, колёса и растворы — центнерами и декалитрами. Все бухали, орали, жрали, ширялись или еблись. Самодеятельность сменялась поножовщиной, поножовщина — опять самодеятельностью, до полного исчезновения грани между тем и другим. Кто-то ссал со сцены. Кто-то блевал в занавеску. И над всем этим гремел Юрий Хой.
Павел, подзаебавшись дрочить, уединился где-то с двумя блядьми. Герцог бухал, пока его не попустило. Надувшаяся местной самогонки леди Джессика, дождавшись, пока герцог уснёт, принялась в голом виде плясать на столах, привлекая свободные хуи, словно магнит — железные опилки. Вскоре кто-то взял её за руку, потащил в указанный ею укромный уголок (тм) и там принялся ебать. В разгаре ёбли Джессика с разочарованием обнаружила, что это её ебёт проснувшийся герцог. Гена Хохлаков и Савка Хватов сели шпилять в «Чапаева» в незнакомой компании — и проигрались в пух и прах. Доктор Юрьев с таинственным видом мешал пиво с водкой, подсыпая туда нефильтрованную Пряность, и угощал этим месивом кого ни попадя.
Короче, когда прозвучали первые взрывы, все были убитыми в жопу.
…С трудом герцог Лето приходил в себя. Кое-как раскрыв глаза, он увидел склонившегося над ним доктора Юрьева.
— Мой бедный герцог, вам пиздец, — с горечью сказал тот. — Я ничего не мог поделать, они меня заставили. И сейчас вы отправитесь, связанный, к барону Харконнену, который уже здесь.
«Ёбаный рот! — думал герцог. — Вот кто, оказывается, был сукой! Лепила, козёл! Но как Харконненам удалось обойти ту хуйню, что ему вшили в биос?»
— Но у вас есть шанс перед смертью убить барона, — продолжал лепила. — Сейчас я заменю вам один из ваших зубов на капсулу с йадом. Барон, наслаждаясь вашей беззащитностью, обязательно попытается вас завафлить, понимая, что это для вас значит. И тут-то вы его за хуй и укусите! Я понимаю, это вам в падлу, но пересильте себя, ведь вас всё равно завафлят и убьют. Поэтому, когда окажетесь у барона, не забывайте про зуб и вафли. А о Джессике и Павле не беспокойтесь: я переправлю их в безопасное место. О, как я скорблю о вас, мой бедный герцог! Не представляю себе, как им удалось обойти ту хуйню, которую мне вшили в биос… Но сейчас, герцог, готовьтесь: уже скоро вы сможете отомстить. Помните про вафли!..
(продолжение следует)