Холодный зимний воздух обдувал его лицо. Он сидел на каменной монолитной скамейке, спокойно наблюдая за безликой массой торопливо входящей в метро.  На нем был серый костюм и  летние ботинки с заостренным концом светло-кремового цвета. Несмотря на сырую погоду, он сидел без пальто и шарфа, казалось, он не чувствовал холод. Возможно, из-за того, что был пьян, а возможно такой организм, устойчивый к разным климатическим изменениям. На вид ему было лет сорок шесть - пятьдесят. Местами уже пробивала седина, особенно на висках. Он смотрел прямо, в одну точку, почти не моргая. Его лицо было странным. Вроде бы обычное лицо, ничего примечательного, а если приглядеться, так и  отдавало от него холодом и взгляд пронзительно-ледяной, будто ничем его уже не удивишь, ничем не озадачишь. Все повидал, прочувствовал, устал. Он наблюдал, перебирая в руках  чётки. А вокруг суета, беготня,  годовые отчеты в глазах сограждан – одним словом, обычное московское утро.

---

Котенок растерянно смотрел на пролетающие махины, делая неуверенные шаги на широкой заснеженной магистрали. Аверин, проезжая мимо, заметил маленькое чудо на дороге. Моментально остановился,  чтобы спасти котенка. Все решили доли секунды. Когда он подбежал к нему, звереныш, еле дыша,  лежал весь в крови на белой пелене дороги. А  в  снежной мгле  виднелась  черная машина, сбившая его. Аверин бережно поднял кровавый комок, положил его на переднее сиденье и рванул в ближайшую ветеринарную клинику. Он нервничал, бесился. Проклятые пробки не давали быстро ехать.  Котенок  неслышно засопел и закрыл глаза. Уже навсегда.  Единственное что оставалось Аверину – похоронить комочек в холодной, бездушной земле.

С раннего детства Аверин обожал кошек.  Жил он тогда в сибирской деревеньке  Большой Унгут.  В радиусе двадцати пяти километров ни единой больницы, школы.  Сплошная пустота и пару домишек по соседству. Было Андрюше лет семь, когда случилось  ему заболеть.  Третьи сутки температура сорок,  знобило, в висках адская боль. Мать уже его на соседских «Жигулях» в больницу отвезла. Поставили диагноз лакунарная ангина, да только антибиотиков не было, чтобы мальчика вылечить. Так и вернулись домой ни с чем. Жила у них кошка, Муська, характер тот еще был. Дикая, необузданная,  никого к себе не подпускала. Гуляла целыми днями  по деревне, котов гоняла. В ту ночь, когда уже не было надежды на спасение, легла  Муська на грудь Андрюши, замурлыкала.  Так и лежала до утра.  На следующий день мальчик проснулся абсолютно здоровым. Будто ничего и не было. Ни слез, ни боли, не отчаянья. Только Муська исчезла. Ее ждали, искали по всей деревне. Нигде не было. Неизвестно что стало с кошкой.

Но с тех пор Аверин особенно относился к этим созданиям. Подбирал всех бездомных кошек, возился с ними, лечил. У него дома жили пять кошек – две разбойницы и три обалдуя. У Аверина пока не было своей семьи, он жил один с кошками. Воспринимал их как своих детей. После работы обязательно играл с ними  в шарик. Он собирал в комок белый лист бумаги и бросал его.  Звери на перегонки бежали к шарику, а потом дрались кому же он достанется.
А как они любили грызть висячие украшения на телефонах. Девушки обычно такие вешают на сотовый,  для красоты. Так что в дом Аверина девушкам было опасно приходить. Во всяком случае,  класть телефон где ни попадя. Разбойники моментально отгрызали игрушку, не забыв при этом бросить на пол телефон, а потом корчить невинную морду, мол, мы не при чем.
Иногда Аверину казалось, что кошки как люди. Однажды утром он проснулся от того,  что Филя гладила его лапкой по лицу. Аверину, видимо,  оставалось только замурлыкать, чтобы она поняла,  как ему было приятно.

Москва безжалостна. А зимой она еще более сурова и безжалостна. Тяжело с ней справиться в это время года, остается только прятаться в свои норки и ждать милости от природы. Был мерзкий день. С самого утра шел дождь со снегом. Грязные  комки снега хлюпали под ногами пешеходов. Автомобилисты не без досады стояли в многочасовых пробках, нецензурно ругаясь под звуки монотонно шумящего обогревателя.
Аверин поздно ночью возвращался домой. Дорога была почти пуста. Он выехал на Комсомольский проспект в направление Фрунзенской набережной. Впереди перекресток. Мигающий желтый свет. Аверин думал, что проскочит и прибавил  больше газу. Резкий удар. Машину Аверина развернуло и отбросило назад. «Боже мой, я сбил…я сбил человека. Нет. Не может быть. Чушь. Что делать..». В доли секунды мысли проносились в голове Аверина. Во рту пересохло, сердце быстро – быстро бьется, пальцы дрожат. Не помня себя,  Аверин  нажимает на педаль газа.

Наступили страшные секунды Аверина. Вернувшись домой,  он не знал что  делать. Мучила неизвестность и неразрешенность. Мучило то, что он побоялся остаться и взять на себя ответственность за случившееся.  Мучило то, что он лишил человека жизни. 
Его терзал страх. Он сжирал его изнутри не давая ни есть, ни спать, ни общаться. Он даже спокойно не мог сидеть на одном месте. Нервно нарезал круги по дому, думая что делать дальше.
«Если там были свидетели, значит, они могли запомнить мои  номера – размышлял он – хотя при такой погоде сложно разглядеть что-либо. А вдруг все-таки разглядел  кто-то? Завтра позвонят из милиции. Восемь лет лишения свободы еще парочку накинут за то, что скрылся с места происшествия. Нет..нет…в тюрьму не пойду. Придумаю что-нибудь. Позвоню друзьям, кого-нибудь найду. Помогут. А  вдруг не помогут? Кому я нужен?  Никому.  Никому я не нужен. Можно договориться с судьей. Наверное. А если не удастся? А деньги? Где я денег возьму. Черт. Ненавижу. Ненавижу все на свете. Зачем? Зачем? Ну как так могло произойти? Почему именно со мной? Я же не быстро ехал. Не пойду в тюрьму. Уеду в свою деревню, спрячусь, растворюсь – не найдут. А вдруг все хорошо? Вдруг никто ничего не видел. Тогда и волноваться незачем. Человек. Я убил человека. Нет, нет. Я его не убивал. Это ошибка, это нелепая случайность. Я не заслуживаю наказания…».
Так и ходил Аверин по комнате, мучаясь в догадках, переживая, терзаясь.
Комната вдруг стала маленькой, как тюремная конура.
«Задыхаюсь….задыхаюсь....дайте воздух, где воздух?»
Аверин вышел на балкон, наклонился через периллы и как рыба без воды, открыв рот, жадно глотал холодный декабрьский воздух.
Он не мог найти себе места, успокоиться. Он не мог вообще ничего делать. Только тревожные мысли постоянно кололи его, делая его секунды невыносимыми.
Аверин достал из шкафа маленькую коробочку, в которой был спрятан оберток бумаги. Развернув его, он взял две белые пилюли и залпом проглотил. Поперхнувшись, он побежал на кухню запивать водой. Аверин  почувствовал слабость в ногах, захотелось сесть. Добраться до стула сил уже не было, и он медленно спустился вниз по стене, сев на корточки. Стены начали постепенно расширяться, кухня стала огромной залой. На потолке висели люстры с канделябрами. Белые известковые стены колыхались волнами, продолжая расширяться в бесконечность.  Пол стал опускаться ниже, у Аверина было ощущение, что он погружается под воду. В глазах рябило, миллионы разноцветных точек вспыхивали и угасали, не давая ему ничего разглядеть. В ушах стоял мерзкий настырный гул, он схватился за голову, пытаясь выдавить этот мерзкий звук. Пальцы рук и ног начали неметь,  и только иногда он ощущал резкие покалывания по всему телу. Окружающая действительность была незнакома, ему все было в диковинку.  Аверин не понимал что происходит, где он. Начало тошнить. Грудь сжимал твердый комок, Аверин  хотел пойти в ванную, но не смог даже пошевелиться. Так и мучился с нарастающим комком в груди. Вдруг наступило облегчение. Чувство эйфории, блаженства, комфорта охватило его всего. Ему было хорошо. Ему было очень хорошо.

« Мурбл…» - вдруг послышалось Аверину.
«Что?».
- Мурбл…странный ты какой-то – произнес Аркаша, рыжий кот Аверина, подходя к нему все ближе и ближе, - выпил много сегодня?
- Брысь…какой пил…с каких это пор ты разговаривать научился?
- Как себя помню, всегда умел разговаривать.
- Ааааа…только видимо не со мной разгова… - дальше Аверину тяжело было что-то произнести.
- Андрюш, что гложет-то? Поможем  чем сможем. Ты же знаешь…
- Гложет…гложет…именно гложет…
- Испугался, что насмерть его сбил?
Аверин удивленно  посмотрел на кота.
- Тут дело серьезное – продолжал тот – парень,  шестнадцать лет, сын генерал-майора, не отвертишься.
- Что?
- Да..да…
- Никого  не бырррррррл…
- Правильно не было. Но камера на дороге все зафиксировала. Ох уж мне этот прогресс, понапридумывали камер, понаставили  где ни попадя. 
- Камеррррр. Страшно, - Аверин схватился за грудь – страшно – выдохнул он.
- Неизвестность всегда вызывала страх. Хотя в твоем-то случае все понятно. Пятнадцать  лет строгого режима.
- Не……
- Да.
- Я не виновааааа…случанаааа…не хотееее. Страшно. Хочу забыть…вернуть обратно…хочу…хочу не ощущать страх….. не ощущать… боль. Ничего…
- Ничего не ощущать и чувствовать? Страх только капля в океане чувств. А как же любовь? Радость? Ощущение счастья? Наслаждение? Гармония и единение с миром? Неужели ты готов отказаться от всего,  отказаться от возможности чувствовать,  только из-за страха и неспособности справиться с собой?
- Я..не виноват. Я…я…мне ничто не нужно, кроме избавления….


В последующие дни  Аверину никто не позвонил, никто не пришел и не потревожил.  На всякий случай он решил уехать  в родную деревню в Сибири. Месяц он провел среди родни, в доме своего детства. Не было ни  радости, ни восторга, ни досадной ностальгии, которая обычно охватывает в таких местах. Спустя месяц он вернулся обратно в Москву. В квартире сразу бросился резкий вонючий запах. Он невольно зажал нос, прошел дальше. Жалкие, разлагающиеся тела кошек хаотично валялись по всей квартире.  Аверин открыл дверь на балкон, но даже морозный январский воздух не мог вытравить из квартиры неприятный запах мертвечины.  Аверин пошел на кухню, достал из сумки полиэтиленовый пакет. Одну  за другой бросил туда кошек и выбросил в мусоропровод на своем этаже.

---

Звон колоколов возвестил о наступлении нового часа.
«Еще один…» - подумал мужчина, сидящий  на скамье. Он перестал перебирать четки. Положил их в карман, встал, закурил. Что-то изменилось в его лице. Оно  было прежним, гладким и красивым, но еще больше преобразилось. Будто он обрел новые силы.
Докурив сигарету, дьявол  бросил ее в урну и пошел по направлению к метро, слившись в серой толпе своих детей.