Что ты видел в своей жизни хорошего?
Что ты знаешь о цвете неба?
Что ты можешь вспомнить из своего прошлого,
Кроме того, что никогда нигде не был?
Каждый новый твой день
Оставляет на венах ссадины.
И нет света белого, только лишь одна тень,
Солнце твое тобою же и украдено.

©Дельфин

Мои сны о прошлом ввергают меня обычно в длительные депрессняки, и способом из них выйти, были всегда книги Довлатова. Мало кто мог так лаконично описывать негатив так, как это сделал он в своей «Зоне». Но он сам писал, что в те моменты он не жил, а констатировал факты с ним происходившие. Думаю, что таким образом он боролся со  своими воспоминаниями. Даже его рассказы из «Чемодана», написанные уже в эмиграции, были ничем иным, как прощанием с прошлой жизнью.

У меня тоже есть такой, вроде как, чемодан. Картонная коробка из под бокалов для вина. Символично как-то получилось. Но другой тары не нашёл, а потом и забыл про неё совсем. Где-то раз в год я любуюсь этими артефактами, среди которых в наличии 12 писем, 4 аудио кассеты, две серебрянных цепочки, наручные часы «Русь» и всякие брелоки в виде сердечек - фонариков и фотографий.

Письма мне писала одна евреечка, которая в середине 90х закончив школу, рванула на землю обетованную жить в тепле, защищать новую родину от арабов, жрать ананасы и рябчиков. Писала она всегда только позитивные вещи и если жаловалась, то только на жару и арабов. Недавно, около года назад, я видел её в пражском аэропорту. С двумя детьми, лысым мужем и диким количеством чемоданов. Почему-то, в любом аэропорту мира, самое большое количество чемоданов всегда у израильтян. Меня эта подруга сначала не узнала, а когда на её лице, наконец-то, начали появлятся проблески памяти, я уже стоял за плотным стеклом, ожидая посадки. Просто помахал рукой.

Четыре кассеты, которые в нынешнее время даже негде прослушать, уже наверное размагнитились. Два сборника ГрОб, Кино и Сектор Газа когда-то, до появления МороZ Records, были реальными сокровищами. После смерти Цоя пластинка с альбомом «Ночь» приравнивалась во дворе к хорошим джинсам под названием «Слаксы». А «Чёрный Альбом» можно было выменять за велосипед «Урал». Летов был героем и те кто играл на гитаре «Всё идёт по плану», срезал самых симпатичных тёлок. Любая песня «Сектора Газа» была гаражным хитом. Вечером когда все заводили свои «Явы» или Ижы играл только Хой. «Ты говорила, что ни с кем ты не была», хрипело из побитой жизнью «Весны – 207». Эти мотопробеги часто заканчивались в районном опорном пункте. Но уже на следующий день хрипело и орало: «Ява, ява. Не дрожи шалава».

Серебрянные цепочки были найдены после неравного боя, который состоялся в кафе, в котором я подрабатывал после десятого класса. Вернее я нашёл ещё одну золотую коронку и две фиксы из презренного металла, но бармен у меня их забрал, по праву старшего. А битва была просто загляденье. Началось всё с банального наезда из-за дамы. Два поддатых элемента буржуазного вида, а именно два золото-долларово-ваучерных барыги с рынка, решили снять тёлок. В пределах досягаемости находился только один объект достойный внимания, но он, а вернее она, была занята. И занята она была не просто кем-то, а тренером боксёрского клуба и хозяином местного плавательно бассейна и сауны. Официант по честному предупреждал барыг не нарываться. Но лукавый с помощью градуса, похоти и отмороженности этих буржуа, добился своего. Для начала состоялся обычный для того времени расклад. Перетерев о знакомых, крышах и сферах влияния стороны перешли непосредственно к самой зрелищной части. Продолжалось это недолго. Тренер положил обоих барыг-качков на асфальт за девять с половиной секунд. Барыги поспешили ретироваться и привести подмогу. Паузой воспользовался и спотсмэн. Он усадил даму в такси и брякнул своей братве о надвигающихся неприятностях. Дрались они стенка на стенку. Через месяц у бармена появилась небольшая печаточка, а у меня до сих пор есть две серебрянные цепочки.

Наручные часы когда принадлежали моему брату. В тридцать два года он умер от рака легких не выкурив ни одной сигареты в своей жизни. Часы эти наградные. Давали их офицерам морской пехоты «За доблесть и мужество». Получал он их лично из рук Язова. После него остались маленькая дочь и совершенно поехавшая на иеговах жена. Девчёнка сейчас выросла красавицей, а жена даже не пускает нас на порог. Её же Бог будет ей за это судьёй, но часы я сохраню навсегда.

Фотографии в основном все уже выцвели. На них 90е. Первые «Пирамиды». Первые «Адидасы». Первый мототранспорт. Первый самостоятельный отдых с компанией на природе. И последний звонок с фотографией класса. Девятнадцать человек. Четверых уже нет. Один сидит. Семеро живут за границей. Трое сейчас офицеры. Об остальных ничего не известно. Брелоки – это вроде марок. Когда-то я увлекался их коллекционированием, но потом бросил. Сейчас, когда приходится расставаться с приятным мне человеком, то я ему дарю брелок из этой коллекции. Осталось ещё на тридцать приятных людей.

  Хэммингуэй писал: «Прошлое мертво, как разбитая граммофонная пластинка. Погоня за прошлым — неблагодарное занятие, и если вы хотите убедиться в этом, поезжайте на места ваших былых боев.»

Для меня эти места находятся в старой картонной коробке. Но чтобы в будущем не тратить свою энергию на прошлое, я сегодня сожгу письма и фотографии, переложу часы в другое место, а коробку выкину вместе с брелоками. Пусть кто-то другой их дарит приятным людям.