Здароф падонки. Тачнее какие же мы падонки, хачу я вас спрасить? Мы нихуя дажэ и не падонки, хоть и тусуимся на таком ебать оторваном фпизду сцайте. Мы все интелихентные, воспитанные люди со средним или дажэ средним специальным абразованием. Мы не срали в портфели одноклассникам и не  пиздили ногами сабак. Мы не поджигали, убитые фгавно, ментофский притон. Не ебали старых бабок. Не обсыкали прохожых с восьмова этажа. Не, среди нас есть олкашня и распиздяи, что пиздец, но основная биамасса эта офисный червь, подрачивающий на слова хуй и пизда и щитающие себя частицой каловой массы конткультуры. А некоторые, если судить по прафайлам и гениями данной субкультуры. А где же настоящие подонки блять? Несущие всю отвецтвенность и бремя вложенное изначально в это красивое слово?

Пусть каждый кто щитает себя падонком скажет, уступал ли он место бабкам в троллейбусе или метро? Уверен что уступал. Я сам даже пару раз так делал. Ну а хули, настоящий бы падонак уступил бы место какой-то сраной, ванючей бабке? Да хуй! Он бы иё взял аккуратно под локоток, вывел из транспорта и надавал бы за углом конкретных ебурей используя ноги и жылезные прутья.

Я панимаю, что панятие «падонак» са временем стёрлось и потеряло тот ниеебаца светлый образ. Щас падонак, это не то что раньше падонак. Вот старые падонки атжигали нихуйственно, а щас дастаточно паслать кавота ннахуй и фсё превет. Можешь щитать себя продвинутым да апиздинения абаплом. А абапел эта без пяти минут падонок.

Но хоть раз мы всежэ должны совершить падонский паступак, чтобы с чистой совестью тасавацца на данном рисурси. Плюноть в рожу менту или носрать соседям под дверь. Я ваще такой паступок савершил и теперь втыкаю в сети без праблем и посылаю холопню нахуй направо и налево. Легко типерь абщаюсь. Раскованно. Я типерь падонак! Не то что тот угрюмый, затюканный начальством офис мэнеджер, фтыкающий в сайт с оглядкой, боясь быть оштрафованным или выкинутым нахуй с работы.

Кароче дело было ебать недавно. Мы поехали с кентами на речку культурно отдохнуть. Поэтому взяли ящик водки и стока же пива. В три рыла должно хватить, прикинули мы, тем более ехали всево на два дня. Приехали кароч, разбили неебаца лагерь. Поцоны попхнули за дровами, а я решил сполоснуть в реке яйца и ваще поплавать.

Захожу в речку и торможусь. Вода холодная. Обжыгающе холодная. Как вода можэт обжыгать я в хуй не пойму. Обжыгать это вроде абязанность агня.  Но все так говорят. И я говорю, хули я асобенный какой? Кароч запёрся по яйца и стою, как мудак.  Яйца сразу почувствовали, что такое эта ёбаная Арктика. Надо бы нырнуть, а неохота. Можэт бы вы мне предложыли бы окунуцца друззя? Так вот хуй вам большой. Окунаца ахтунк! Знайте парни. Кто ебать окунаеца, а не ныряет, типа волосню на бошке бережот, это ахтунги и с ними надо бороцца всеми видами вааружэний.

И тут бля чото как переклинило меня. Чото залюбавался я рекой. Её неспешной и величественной походкой. Её многовековой мудростью. Её цинизмом и страстью к разрушению. Её мягкостью и терпением. Её немотой. Здесь в этом укромном уголке природы был рай для графомана и вверх блаженства для поэта. Безумство фантазий для художника и просторы вдохновений для композитора. Здесь была пристань романтиков. Здесь текла сама жизнь. Нужно было просто её разглядеть.

Я стоял покорённый стихией и вспоминал свою ничтожную жизнь. Постоянные пьянки, драки, гопарево. Зачем мне всё это было нужно, если просто вот так можно стоять в воде и наслаждаться рекой во всей её величественной красе. Я стоял и не мог двинуться. Я чувствовал, что мы сейчас с рекой одно целое. Я был рекой, а она была мной, Она протекала сквозь меня. И она любила меня.

Как давно я не был на реке? Лет пятнадцать? Двадцать? Последний раз в юности с отцом приезжали сюда и жили в палатках. Ловили рыбу и купались. Девок не ебали, как сейчас модно. Просто отдыхали. И водку не пили. Только сваренный на костре чай. Я стрелял из рогатки жабаков и жарил на костре хлебушек. Купался и рыбачил в тенёчке. Лазил босиком, не боясь, что в пятку мне встрянет какая-нибудь стеклянная гадость. Это был самый лучший отдых в моей жизни.

Я вышел на берег, так и не нырнув. Не посмел осквернить реку своим грязным телом. Этот величественный ток жизни. Эту неповторимую, неиссякаемую энергию разрушения и созидания. Всё теперь в мире мне казалось ничтожным. Жизнь это безумство по сравнению с ироничной и чуть надменной походкой реки.

Я подошол молча к водке. Взял одну бутылку и откупорил. Понюхал. Поморщился. Первый раз в жизни водка вызвала у меня отвращение. Я пошол к реке и вылил водку в воду. Всю. Затем вторую бутылку. Пришел черёд всего ящика. Я выливал и любовался, как вода подхватывает и уносит любимый некогда напиток. Теперь с этим покончено. С пивом поступил также. В пустые бутылки набрал речной воды.

Пришли недовольные пацаны. Я сидел и молча и любовался водой. Ко мне подошол Вовчик и ткнул меня в бок.
- Ну Генчик мы собирали эту йобань, а ты теперь давай порубай. Харе  в реку втыкать. Там баб голых нету.
Я посмотрел на него и что то в моём взгляде смутило Вовчика.
- Я попросил бы тут не выражацца. – зачем то сказал я.
Вовчик пожал плечами и взял бутылку водки.
- Не буду не сцы. Мы ж культурно приехали отдохнуть, хули. Гыгы.
Налил в стакан. Выпил. Обдал меня брызгами. Я продолжал напряжонно втыкать в воду.
- Чо за хуйня? – вполголоса спросил Вовчик и взял вторую бутылку. – Левандос чтоли впарили?
- Чо пиво открытое стоит? – удивился Колёк, стоя с открытой баклажкой чистой речной воды.
- А я ебу? – ответил Вовчик – надо этого чувачка спросить.
Вовчик подошол ко мне и наклонился.
- Геннадий Фёдорович – спросил ехидно он. – Вы не знаете часом, чо блять за хуйня такая с водкой творицца? А заодно и с пивом. Если это подъёб, то завязывай, нам выпить охота. Мы заебались дровосеками быть.
Друзья угрожающе нависли надо мной.
- Я иё в реку вылил всю. И не спрашывайте зачем. – чуфствовал я себя подлецом чтопиздец.
Поцоны ахуевшие уставились на меня.
- Где водка мудак, харе разводить нас. – недобрый голос Колька ничего хорошего не предвещщал.
Я подошол и взял одну бутылку. Открыл её. Затем выпил до дна прохладную речную воду.

Удар по башке бревном пришолся кстати. Программа обожествления реки сменилась поющими птицами и осознанием своего подлого поступка. Как я придурак, ваще мог оставить друзей без вотки? Вовчик беззвучно плакал. Колёк выронил бревно и начал судорожно вскрывать все бутылки. По нему тоже было видно, что он еле держицца. Я сел на берегу и обхватил голову руками. Что я блять наделал? Какова спрашиваеца хуя испортил людям отдых? Падонак блять. Тут меня озарило после знакомого слова. Я падонок! Хуя себе! Многие тут сруцца, как сцуки с утра до вечера, чтоб хоть быть издалека похожим на падонкоф, а я хуяк и за десять минут им стал.

Колёк сзади тихо матерился, открывая и пробуя последнюю бутылку.
- Не может быть – бормотал он – Вот сука.
- Я падонок! – закричал радосно я – Я ведь падонок блять друзья. Бугагага. Как я вам тут насрал. А бляди?
- Ищо блять какой падонок – недобро отозвался откудатто сзади Вовчик.
- Падонок! – как дурак завопил я.
Ответом было мне очередной удар поленом. Уже с другой стороны башки. Я вырубился.

Поленные процедуры нихуя не пошли мне на пользу. Координация слигка нарушылась. Хожу сичас рывками. Сцу бывает мимо унитаза. И драчу реже. Но то наладиццо. Ведь я теперь чуфствую, что у меня теперь есть цель в жызни. Какая  ищо, не знаю правда.

Три дня без вотки (держусь, как ссука) – настаящий падонок Геннадий Легендов.