Антон Тополев – Вечерний удой

По вечернему полю ехал одинокий мотоциклист, поднимая клубы пыли над дорогой, состоящей из двух грунтовых полос. Сидящий у руля Федор Никитич притормозил возле идущей в направлении села бабушки и добродушно улыбнулся:
- Вечер добрый, мать, садись подброшу!
- Ой здравствуй, сынок, ой благодарю, а то ноги уже не те. А ты вроде не здешний?
- Нет мать, я проездом. Залезай, поздно уж, жена будет причитать.
Бабушка кряхтя села в коляску и положила на руки сумку.
- Мать, возьми весло.
Пассажирка в недоумении посмотрела на Федора Никитича и подняла лежащее у ног короткое весло.
- Ну чо, начинай грести, а то не поедем, гагага-а-а!- разразился хохотом мотоциклист.
- Ой сынок, твое дело молодое, шутки шутить, а я ужи старая для таво,- со вздохом и некоторым напряжением в голосе пробормотала бабка,- так а зачем весло то, раз лодки нет?
Лицо Федора Никитича резко стало серьезным. Он протянул руку, и бабушка беспрекословно отдала ему орудие гребли.
- Чтобы бить по ебалу,- отрезал Федор Никитич и с размаху приложился веслом к обрамленному косынкой лицу.
Сложив тело в коляску и прикрыв брезентовой накидкой, он развернулся и поехал прочь, рассекая передним колесом свежий вечерний воздух.

Двери сарая распахнулись, и в проеме показалась спина мужчины в фуфайке. Фёдор Никитич подтащил тело к колодке и, под мычание потревоженной коровы, отрубил топором по локоть правую руку бабушки. Взяв конечность, он поставил скамейку сзади коровы, стал сверху и начал массировать влагалище животного, добившись необходимого увлажнения. Проверив пальцем и довольно хмыкнув, Федор Никитич просунул внутрь отрубленную руку, оставив торчать лишь изрезанную морщинами непосильного труда ладонь. Спустив штаны, он начал трахать в задний проход мычащее животное, постанывая от каждого соприкосновения яичек с бабушкиной ладошкой. Мычание коровы вдруг превратилось в сплошной рёв.

Фёдор Никитич ощутил, как его член сильно сжало в заднем проходе. Пальцы на посиневшей руке старушки задвигались и вцепились в приготовившиеся к семяизвержению яички. В сарай вошёл косоглазый комендант с цинковым ведром и, выдернув из-под вцепившегося в круп коровы Федора Никитича скамейку, сел у вымени и заходился отлаженными рывками доить ревущую корову. В дно ведра застучали красные струи, и Федор Никитич заорал от дикой боли в паху. В такт движений коменданта заработала торчащая с влагалища рука, надаивая с дико пульсирующего члена кровь внутрь животного. Когда обескровленный Федор Никитич свалился с коровы, комендант поднялся, по-дружески хлопнул трудолюбивую бабушкину ладонь и, вручив ей ведро с удоем, вышел из сарая.