Кода с откляченной губой, черней, чем уголь и сурьма
С москвичкой стройной, молодой заходит негр в синема,
И покупает ей попкорн, и нежно за руку берет,
Я, как сторонник строгих норм, не одобряю… это вот.

И грусть похожая на боль моих касается основ,
И словно паспортный контроль (обогащающий ментов) -
Меня, МЕНЯ!!! В моем дому - тоска берет за удила,
Чтоб я в дверях спросил жену: «Ты паспорт, милая, взяла»?

Да русский корень наш ослаб; когда по улицам брожу
Я вижу тут и там - хиджаб, лет через десять паранджу
На фоне древнего Кремля, у дорогих великих стен,
Скорей всего, увижу я. И разрыдаюсь… как нацмен.

Нас были тьмы. Осталась – тьма. В которой мы - уже не мы…
Мне хочется сойти с ума, когда домой из синемы
Шагает черный силуэт, москвичку под руку ведя;
Как говорил один поэт: «Такая вышла з а п и н д я,

что запятой не заменить!» И сокращая текст на треть:
…………………………
…………………………
…….
…………………………
…………………………
…….
…………………………
…………………………
…….
Москвичку хочется убить! А негра взять да пожалеть.

Как он намучается с ней; какого лиха хватит и
В горниле расовых страстей, бесплодных споров посреди,
Среди скинхедов и опричь; средь понуканий бесперечь;
Он будет жить, как черный сыч; и слушать нашу злую речь.

К чему? Зачем? Какой ценой – преодоленного дерьма?
Мой негр с беременной женой, белей, чем русская зима
Поставив накануне штамп, в цветастом паспорте своем,
Поймет, что значит слово «вамп», но будет поздно и потом

Дожив до старческих седин, осилив тысячи проблем,
Не осознав первопричин, он ласты склеит, прежде чем -
Не фунт изюму в нифелях, – как на духу, как по канве,
Напишет правнук на полях: «Я помню чудное мгнове…»