Постоянной работы у меня нет, суют меня туда-сюда, а тут задержался я на одном заводе, полгода уже работал. Надо же, попался мне напарник, точнее я ему попался, он тут давно и я у него в помощниках, он африканец, по-нашему негр, из Мозамбика. Когда-то его сюда умирающим от голода привезли, ребенком еще. Видно было, что голодал, при росте в сто семьдесят, вес был у него пятьдесят. Палка, про себя оценил его я, гавно месить, как раз подходящая. Не хорошо, неприязнь чувствуется в оценке, но это не так, я негров люблю, особенно тех, которые в Африке еще находятся, а которые здесь, не очень, но думается мне, полюбить придется, скоро они все здесь будут.
Первый раз с их хамством я столкнулся в поезде. Без билета негр ехал. Ночь, проверяющий сказал ему заплатить или идти с ним, раз билета нет. Как он орал, никого не стесняясь, слюни летели, кондуктор не успевал вытираться...
Тишина, немцы замерли, а мне, как всегда, больше всех надо, да и настроения у меня не было, не стерпел я этот шум, конца ему нет, встал я не боясь, потому что предо мной сидели двое русских, пили пиво и громко рассуждали между собой о том, что выебут весь вагон, если что, на них я и понадеялся:
- Собрал вещи и пошел куда тебе говорят, а то я помогу и свидетелем буду, что угрожал ты, оскорблял человека на работе.- Сказал я негру.
- Русский? Это не у вас там, там командуйте, тут Германия.
- Русский, русский, а если бы там, то ты давно был бы уже там, где должен быть.
Негр окрысился, еще и на меня двинулся, я уже в пятак прицелился, да тут он чё-то ослабел и затих. Оглядываюсь, тычет меня в бок здоровенный парень, с ним еще один, рожи русские, оба улыбаются. Сердце у меня обогатилось кислородом, думаю, наконец-то, «проснулась» моя нация, но это не те, что грозились весь вагон на уши если что, другие это:- Почебуешь помочь?- Спросил первый.
Надо же, украинцы, похоже из самых западных областей, не понимаю я язык этот. Они, одним своим видом грозным (футболки трещат от мыщц), «уговорили» этого негра, бурчал он, но взял свои вещи и повел его кондуктор.
Молодая немка сзади шипела своему парню:
- Вишь как у русских с чернотой, все за одно, а наши все сделали вид, что не слышат ничего и не видят.
- Зря вы так, русский- не русский, черный или белый, -обернувшись сказал я ей.- Он же хам, а с хамами везде так должно быть.
Потом пошел я к этим ребятам, за солидарность пива две банки им взял. Оказалось и не украинцы они, поляки. Разговорились, хоть и месили три языка сразу, но понял я, что негры вряд ли жить у них будут...
А у тех, братьев моих по крови, жопы прилипли к сиденьям кожи, не слышно стало русского языка, теперь шопотом разговаривали.
Про тот случай я давно забыл, да и близко негров больше не видел с тех пор.
Тут, на заводе, столкнулся снова, да так вот, рядом. Веселый вроде, всё про свой Мозамбик рассказывает, как они спят там целыми днями, а вечером выпьют самодельной бормртухи из тыквы и идут плясать самбу. Бабам там нельзя отказывать мужикам, врал наверное, но все в подробностях рассказывал, будто бы лежишь в гамаке, увидел мимо идет, позвал, завел за хижину, сделал дело, вытер конец пальмовым листом и дальше спишь. (Блять, ну чисто обезъянник! Хохотал я тогда.).
Русских там нет, русские где-то дальше по побережью, а у них, где он живет, украинцы, родственники бывших дипломатов, из тех ещё, когда союз был, весь берег моря застроили виллами. Платят за работу один доллар в день, поэтому чего не строить. Понастроили домов больших- больших. Вот у них иногда и работа есть.
Будто бы, если заработаешь десять долларов, можно месяц на них жить. Семьдесят процентов безработных там, а зачем работать, если помощь пришлют со всего света всё равно. Так и живут, спят, сношаются, самбу танцуют, спидом болеют, да помощи ждут. Правда говорил, что нет у них ротового и жопного секса, только нормальный, а с этими двумя видами он уже здесь познакомился, в Европе...
Я всё слушал, соглашался даже, симпатичный он для негра, а вот с тем, что все русские расисты, что и он мне высказал, я не согласился. Он сказал, что знает, как там в России, знает больше, чем я, хоть там он никогда и не был.
Так прослушивал я это всё целых полгода, но наступил роковой понедельник, как я его зову. Сидели мы утром перед началом смены и пили кофе. Три немца и я. Тут пришел он, пошел купил кофе, присел рядом и начал, поглядывая на меня:
- В субботу, поплыл на пароходе по реке (есть тут такой, плати шесть евро и вниз по реке, потом назад, прогулочный пароход) прогуляться, делать же нечего, да и бабу надо было найти свежую. Нашел, русскую блондинку-красавицу, с ребенком правда, годика три ему. Что-то мне в последнее время одни русские попадаются?
Немцы повернули головы на меня, я молчу, мели Емеля, может быть и правда, сам себе думаю, есть и такие «красавицы», что сделаешь, если сама хочет, не насилуют же ее.
- А вчера она пришла ко мне домой,- продолжал рассказчик,- непорядки «там» у нее, флаги на башнях, пришлось ей целый день сосать, а я вообще люблю, когда кто-нибудь третий рядом...
Я представил себе ребенка, наблюдающего эту сцену, как наяву представил себе своего внука с его любопытными, познающими мир глазами и, поверил я...
Говорили потом, что у меня затряслась челюсть нижняя, хотя я выдержанный, у меня ничего, никогда не трясется, даже с похмелья. Я не помню, отчего вдруг загремел и взлетел стол, вместе с сидящими возле него немцами. Наверное у меня было чувство, что меня опустили принародно, по ошибке, по наговору и без доказательств, вот это чувство и затмило мой разум.
Я не помню, как эта черножопая обезьяна оказалась у меня под мышкой, помню только, что я пинаю включатель вальцев чтобы включить их и затолкнуть туда этого дохляка, провальцевать наверное хотел, раздавить до миллиметра, так как они, вальцы эти, сталь давят как тесто. Очнулся я, когда почему-то не вперед, а назад пошел и упал, увидел, что это два немца тянут его за ноги назад и меня вместе с ним. Уронили они нас на пол, упав вместе с нами. Потом, один из них скажет мне:- Ну ты и бык, ну и тянул! А если б включил?
А этот «гигант» подскочил скорее всех и чухнул бежать. Немец, который стоял у упавшего стола, Дирк его звали, затопал ногами, как мы когда-то в детстве, если делали вид, что догоняем сзади, тот так побежал, что по инерции ударился еще и об угол (списал потом и этот ушиб на меня), потом исчез за тем же углом, на целую неделю больничного.
Вот так и закончилась моя работа на том заводе. Этот нигер, побежал к начальнику цеха, тот не удивился ничему, просто сказал ему, что разберется во всем сам. Нигер затребовал немедленной реакции на расизм и нацизм, вспомнил и аппартеид еще. Тот послал его подальше, сказав, что у меня тут сто наций в цехе, даже инструкции на трех языках на стенах висят и не каждый толчок в нос есть уже расизм или нацизм. Тогда нигер побежал в совет предприятия, там сделал заявление на бумаге и меня, как неконтактного, неумеющего жить в коллективе выкинули за забор, слава богу, немцы встали на мою сторону, во всем обвинили черножопого, ни за что не пришлось платить, чего он очень хотел.
В пятницу я работал последний день. В обед ко мне подсел Дирк. Он молчаливый, не видно было, чтобы он с кем-то дружил. Я его уважал, со стороны, но дружбы не было, да тут вообще-то мало кто с кем дружит и этот сам по себе был. Лысый качок, я уважаю таких, может быть потому, что надо иметь волю себя таким мощным сделать.
- Ты свою ошибку понял? Это не у вас, в Русии, Германия здесь, здесь слова почти не имеют значения, действие главное, а слова, так себе, терпеть их надо, в ответ говорить, но не трогать, пока тебя не тронут. Зачем кричал «обезьяна черножопая», зачем первым начал хватать? Вот за это и я пострадал, когда-то. Я ведь институт кончил, а теперь никуда, год за это просидел. Теперь тебе ходу нету, они же звонят, за что уволили спрашивают.
- Да ладно, что уж теперь. Терпеть прикажешь? Я ведь ничего не говорил, слушал только.
- Запомни, здесь так, жди, пока тебе в нос не въедут, а потом уж и мочи, желательно, чтобы кто-то видел, что он первым ударил. А то будешь там, в тюрьме, петухом, как я был.
- Петухом-то с чего?
- Да я знаю, что для вас значит этот «петух». Рассказывал мне там парень ваш, мы с ним в Сизо, так кажется по-вашему, под следствием были. Веселый был парень, он меня так прозвал, я ведь пнул одного такого же в жопу, копчик сломал. А у нас нет этого, как у вас, петухи-пидарасы, ну я и не обижался.
- С чего вдруг так прозвал-то? И почему был?
- Анекдот есть, неужели не знаешь? Он говорил, что все русские его знают.
- Не знаю, напомни или расскажи.
- Был он, потому что после отсидки его нагнали, выгнали назад, на родину. Адрес найди мне его, я его назад вытяну, если захочет, друг он мне. А анекдот такой он мне рассказывал:- «Петух зашел в камеру, ну который курица, такой вот петух. Его спрашивают, а что так, за что десять лет-то и строгого? А он говорит, что мол политический я, пионера в жопу клюнул». Мне понравилось, я ведь тоже, вроде как «клюнул». Запомни, не хочешь таким петухом быть, уходи от них в сторону, от черножопых и бойся толпы, они дружные, когда видят, что таких же бьют...
Закон у нас здесь такой, когда они, черножопые, толпой тебя бьют, то это дракой называется, а когда ты их, один толпу отхуячишь, то это уже расизм, с подоплекой нацизма.
Как он говорил, земляк твой, друг мой, мотай на усы, сожми рот железом, но никогда не говори «убью, черножопый», это уже есть угроза убийством расистским, говори это молча, про себя. Работу больше не ищи, тебя нигде не возьмут, тем более, тебе уже сорок, может только маленькая, частная фирма, если шеф там человек будет...
С тех пор я безработный, даже шеф не смог меня отстоять. Негров обхожу стороной, но если где-то увижу скандал белого с черным, всегда стану на сторону белого, прав он или не прав, потому что могу сказать, что знаю негров. Я и не думал, но стал расистом, однако...
ЗЫ: С этими ясно, а еще я пришел к мнению, слушая со стороны тех, кто думает, что я не понимаю их язык, лучше будет, если и они не будут знать мой язык, лучше будет, если мы дадим им наших переводчиков, обладающих дипломатическими способностями, а им, чужакам, его знать не надо...
Это не призыв, это мое субъективное мнение, да и не сказки, жизнь это.
К сему, уважающий Вас, Босамысля.
2008-03