Третьи сутки обер-лейтенант Шульц допрашивал партизана, но тот не кололся. И шмаль не курил. И не пил. Может оттого, что держался здорового образа жизни, а может потому, что никто не предлагал. Мужику уже закручивали палкой тросик на голове, лили в сапоги кипящее масло, подвешивали к яйцам гирю – все без толку. Партизан молчал, как партизан.
- Где ваш штаб, отвечай! Если скажешь, мы тебя отпустим. И выпить дадим! И закусить! И бабу вот с такими сиськами! Даже во-о-от с такими! И порнушку, нашу, немецкую! - орал ему Шульц. Но мужик оставался непреклонным, только горланил песни о Сталине, перевирая мотив.
Лейтенанту помогал практикант, присланный из гестаповского училища. Он старался угодить начальнику как мог, но делал все невпопад. Шеф гневался:
- Ну, куда ты клизму с кипятком суешь, говна мешок?! Она в тысячах жоп побывала, а ты ему в рот тыкаешь, думаешь приятно человеку?!
«Эх, что за молодежь растет! –думал гестаповец. – Учатся кое-как, одни развлечения на уме - погромы да расстрелы. А работать кто будет?! Уйдут старики на покой, кто пытать и над людьми издеваться останется?»
Палач тяжело вздохнул. Всю жизнь он мечтал о сыне, белокуром бесенке. Если б у него был ребенок, они гуляли бы вместе, ловили бабочек, отрывали им лапки. Вешали бы всей семьей кошек на деревьях, жгли собак. В конце концов Шульц вырастил бы из него истинного арийца. Но не сбылась мечта, работа забирала все время, без остатка.
Шульц привык к труду с ранних лет, и уже не мог сидеть, сложа свои трудовые, мозолистые руки. Когда пленных долго не поступало, он истязал сам себя, вырывая плоскогубцами зубы или надевая на голову мешок.
- Практикант!
- А?
- Хуй на!
Молодой взял хуй и прижег сигарету об партизанскую залупу. Пленник зашелся в истошном крике:
- А-а-а-а-а-тцвели уж давно хризантемы в саду!!!
- Паходу, с ума сошел, - сказал лейтенант молодому. – Попытай-ка его без меня, пойду чаю выпью.
- Яволь! – радостно отозвался юноша.
- У тебя в училище что по «пыткам» было?
- «Четверка».
- Ладно, сойдет. Только когда будешь ему иголки под ногти совать, обмакни сначала их в спирт. Не дай бог инфекция.
По-стариковски шаркая, Шульц вышел. Практикант вернулся к пленному, плеснул ему на лобковые волосы спирт и поджег. Зазмеилось синеватое пламя. Партизан был у поцана первым допрашиваемым.
- Голубой огонек на первом, - завороженно  прошептал ученик.
Лейтенант пил уже шестую чашку чая, когда к нему в кабинет ввалился взмыленный практикант.
- Шеф, я так и не смог ничего сделать! И руки мужику из суставов выдернул, и язык отрезал – ничего не помогает!
- Нахера?!! Как мы теперь его допрашивать будем?! Ни сказать, ни написать ничего не сможет! – и в недоумка полетел череп подпольщика, служивший лейтенанту пепельницей. Малец увернулся и шмыгнул за дверь.
- Ну, что за народ?! С кем фюрер побеждать собрался? – сокрушался Шульц. – Нет, похоже пиздец Германии! – и лейтенант налил себе седьмую чашку.

© Дмитрий ганДонской