Глава первая. Справедливость

Все действующие лица, организации, их имена и названия придуманы автором и не имеют  прототипов. Любое сходство персонажей с реальными лицами случайно и не имеет под собой никакой основы.

Дядя Боря и дядя Жора срубили шесть литров спирта на двоих прямо перед праздником 8 марта. Такая удача и такое совпадение по времени ложки и обеда казались подлинными знаками свыше. При  строгом анализе, выяснилось, однако, что тому есть логическое объяснение. Примерно такое же скучное и заумное, какие всегда наготове у отпетых материалистов, не верящих в инопланетян и неземное происхождение жизни.

Просто за неделю до этого, сын одного из великих химиков местного разлива (последние два слова относится к слову великих) сжег верхний этаж целого факультета. Нечаянно. Но этаж сгорел дотла. На самóм пятом этаже остались только краны, торчавшие из стен костями вурдалаков, которые не смогли укрыться от философа Хомы Брута в фильме про Вия и кавказскую пленницу. Огонь прошел вниз еще на два этажа, что, с одной стороны, вроде бы противоречило законам конвекции, но с другой, означало, что в той сгоревшей лаборатории было, кроме всяких столов, еще и до фига всякого жидкого, что могло гореть. Вот это “до фига” и протекло жарким потоком вниз и испортило настроение шефу, когда он пришел чуть раньше и увидел пятна огнетушителя около своего кресла. А за полминуты до этого он застал своих дураков-аспирантов за партией домино – и это в девять утра. Еще вспомнил, что в лаборатории у доминошников стоит баллон с аммиаком. И он решил занять своих молодых людей, этих двух Александров, маявшихся от безделья (их объяснение было, что партия состоялась оттого, что “фазу вырубили в связи с пожаром, и ничего не работает” – конец цитаты).  Он вызвал этих одинаково непричесанных и небритых, хотя и достаточно взрослых молодых людей, и потребовал немедленно привести всю лабораторию в соответствии с правилами техники безопасности. То есть сделать сейф для аммиака и вынести мусор. Оба этих пожелания он выдвигал на протяжении последних трех месяцев, но сегодня это был приказ. Еще пригрозил, что если еще раз застанет в рабочее время за “домином”, то выгонит всех. (Он хотел сказать “к чертям собачьим”, но так как в последнее время стал задумываться о высоком, то не стал поминать имя дьявола в таком невзрачном контексте).

А сейф можно было сделать только за спирт. И шеф сказал, что как только Александры договорятся про сейф c факультетскими слесарями, то он сам пойдет к Александре Николаевне (завхозу) и выпишет объем в соответствии с условиями устного договора об изготовлении искомого ящика.

У спирта есть все свойства жидкости, но все же это очень странный предмет, что-то от меда: вроде он есть (в момент переливания из большой бутыли завхозши в иную тару), и его сразу нет (через час, а иногда и раньше). Хотя спирт бывает разный, но пить можно любой. Отличаются только последствия. Скажем после технического болит не только голова, но и сердце позвякивает, выпрыгивает из груди и стучит где-то в районе ключицы. И это не ровно-трамвайно-поездное тук-тук и тук-тук, а дятлоподобное тук-тук-тук, и после секундного перерыва снова тук-тук-тук – прямо в висок, и так, пока не похмелишься. Но у технического есть и положительное свойство: достаточно выпить наутро полстакана воды, и опять весь день свободен, благодаря мгновенному опьянению. Технический неразведенный спирт могут пить только очень сильные и закаленные личности, вроде слесарей и стеклодувов. Не один аспирант, или там соискатель, полегли после его прямого потребления  внутрь. Автор видел своими глазами как опытный алкоголик с ученой степенью позорно исполоскался при всем честном народе, когда хотел на спор перепить техническим простого сантехника дядю Колю.

Гидролизный, в просторечии – гидрол, тоже хорош. Немного жестковат, поэтому при разведении нужно пол-ложки сахара и несколько крупинок соды. Он отдает слегка фенолом – так называемой деревяшкой. Но, опытные люди говорят, что это легко исправить, если настаивать на всяких травах или даже на березовых почках. Если, конечно, он у вас остался до момента появления ингредиентов настаивания. Но в целом последствия после гидрола не сильно отличаются от тех, что наступают после паленой водки. Пережить похмелье после хорошей дозы гидрола можно простой чайной заваркой.

Высшая же категория – ректификат, а короче - рек – перегнанный и очищенный гидрол или его медицинский брат, - это царское питье. Сколько людей с иных факультетов стали врачами и химиками, чтобы просто иной раз прополоскать брюхо этим чистым продуктом и быть как стеклышко с утра.

Самое основное свойство спирта это то, что он будит спящую совесть. Любой выпивший хочет нести слово людям. Стучаться в уши, отверзать веки и говорить правду. Правду-матку (не имеет отношения к гинекологии). За это у спирта и есть второе имя – справедливость.

Ну да ладно. Задача - сделать сейф. Это постороннему кажется, что пошел и сварил себе ящик из железа по размеру баллона и прибил его к стене. Нет, это не так. На пути есть еще один человек с подходящей фамилией Меняйло – начальник службы техники безопасности факультета. Лысиной и улыбкой он похож на Гурвинека, если кто-то читал в детстве Веселые Картинки. Лысина у него – наследственная. Химфак редко кого доводил до облысения. Убить сразу и наповал, - это пожалуйста. А всякие истории про медленное умирание, выпадение волос, и бесплодие на почве отравления – не про нас.

Добры молодцы, балбесы Александры пришли к Меняйло спросить за сейф. То есть не столько спросить - куда бы он делся, если спирт уже обещан. А получить “добро” на прибивание железяки к стене. Добро – это такая маленькая подпись-закорючка на плане заднего двора факультета, где будет стоять это чудо инженерного искусства. Гурвинек уже был в порядке. То есть наши второстепенные (в этой главе) герои были не первыми сегодня, кого он уже облагодетельствовал своим автографом, или, скажем, не заметил чайник при обследовании лаборатории. С ним уже заметно и свежо рассчитались чистым алкоголем, а значит нужно срочно искать продолжение. Почуяв легкую добычу, волк внутри Меняйло не на шутку разыгрался. Он прямо потребовал литр. “За что?” – возопили балбесы, мысленно потеряв на комиссии. Ведь они рассчитывали все получить бесплатно или уж согласиться на потерю максимум 0.33 – бутылку из-под пепси.

Нужно сказать, что деньгами у нас не брали и, насколько мне известно, не берут до сих пор. Мы не говорим, конечно же про зачеты и вступительные, - там всякое бывало, и то вечно платили коньяком. Но если чего надо сделать или достать, то это только за спирт. Деньгами брал только Валько, бывший полковник, говорят, пропивший печень еще под Сталинградом, пока грелся, удерживая Паулюса в окружении. Ему, как ветерану, такое позволяли, да и то не все. Был еще такой завхоз Каримыч, по национальности ассириец, который ничего никому не давал для работы, но, если ты говорил, что для дома, то все, что требовалось, он выдавал без звука, и тогда иногда брал подарок деньгами – у него было восемь дочерей, так что одним спиртом и зарплатой на приданное не соберешь. Ой, я опять отвлекся.

–    Опомнись, несчастный, - попробовал уговорить Меняйлу старший и более опытный из Александров. – От тебя только и требуется, чтобы ты расписался на этой бумажке!
–    С чего ты взял, что только это? Ты недооцениваешь мои служебные обязанности! – уперся подлый Гурвинек.
–    Какие такие обязанности? Наш спирт пить? – продолжил старший. - Или спать днем с гондоном на голове для безопасности. – Потенциальная потеря литра спирта сняла с него все моральные и психические ограничения.

“Это провал”, - подумал младший и вытащил старшего за полу прожженного халата в коридор.

В соответствии с законами одного австрийца, слово “спирт” на факультете никогда не произносили. Говорили просто – пол-литра или двести грамм, ну или два литра. Но никогда – чего. Только в гневе или по глупости.

–    Что ты наделал, - заорал младший на старшего, - теперь шеф нас сожрет.

(Здесь и далее в частных разговорах между лицами мужского пола используются исключительно нецензурные выражения. Автор приводит литературный перевод разговора как можно ближе к смыслу передаваемой информации).

–    Я что он так! Я хотел с ним поделиться! Но ведь это просто грабеж!
–    С чего ты взял? У него может быть гости придут, а ты тут…
–    А чего он на нас наваривается. – старший Александр все не мог успокоиться, но при этом застеснялся своей агрессивной реакции.
–    Давай сделаем так, - предложил младший, - пойдем узнаем у Жоры с Борей сколько им надо, а потом внесем поправку на Меняйло.

Ну, наконец-то, переходим к главным героям.

Дядя Боря не всегда был дядей и, тем более, Борей. Вообще говоря, он был латыш по имени Витус. В наши края он попал за небольшое преступление – единолично ограбил сберкассу. Украл 10 миллионов рублей в день победы 1960 года. Старыми. В тот год 9 мая еще не был праздником в Союзе, и уж конечно не праздновался в Советской Латвии. И никакой политической основы в его действиях не было, или никто ее не увидел, а то бы, наверное, расстреляли. Но советская власть все равно его и здесь нашла и, если бы он читал газеты, то, наверняка, перенес ограбление на потом. За сутки до этого было опубликовано постановление номер 460 о новом масштабе цен и замене денег на новые.

Его, наверное, никогда не поймали бы, без этого дурацкого постановления. Вообще-то и пропажу то  заметили, когда ревизоры из Риги стали пересчитывать активы в связи с денежной реформой. Витус не только ловко прокопал туннель под дом на улице Ленинас своего родного Даугавпилса (он же Борисоглебск, он же Двинск), в котором находилась сберкасса, но и сложил оставшиеся пачки таким образом, что все выглядело как обычно. Этнический контекст способствовал его удаче: русских в Даугавпилсе почти не было, поляки с латышами не разговаривали, а евреев, которые говорили бы на всех нужных языках, расстреляли еще до 1940 года. Короче, русская директор сберкассы не понимала кассиров (латышей) и сторожей (поляков). А те и не пытались ей помочь, и не могли, даже, если бы захотели.

Витус ходил на сейнере. В торговый флот его не брали, так что желанные для побега берега он наблюдал из нейтральных вод. А когда разгружались, не дай Бог где-то в Норвегии (они ходили куда-то там на какую-то банку за атлантической селедкой), то его запирали на всякий случай в трюме вместе с эстонцем и подозрительным финном из Питера, который называл себя карелом.

Через сутки после ограбления он уже был в море и болтался там до ноября. За это время дело о сберкассе раскрыли, как это тогда полагалось: посадили директрису, кассиров и сторожей. Но ни грабителя, ни денег не нашли. Да и как их было найти, когда Витус взял деньги с собой на корабль, а следов он не оставлял даже по свежему снегу. Чемодан служил ему тумбочкой на протяжении всего плавания. При сходе на берег Витус едва не попался оттого, что чуть не упал с мостков под тяжестью награбленного. Его взяли второго января, когда он принес менять на новые третий за день миллион рублей в ту же самую обокраденную сберкассу. Он ни в чем не признался, и не сказал, где остальные деньги (основная причина – плохо владел русским языком), но все равно дали пятнаху. В зоне он стал Борей и научился делать то, о чем мечтал всю жизнь – электрогазосварку, и стал настоящим варилой – это такой термин для мастера, который владеет всеми ее видами.

Дядя Жора раньше был участковым милиционером. Это проявлялось в том, что он всегда ходил в галифе образца 1947 года и говорил голосом Папанова из “Ну, погоди!” Когда в начале шестидесятых его заставили снять портрет Сталина в кабинете, он сам с себя сорвал погоны, прибил портрет на портфель и устроился на химфак слесарем. В те интересные годы, любой, кто хотел быть слесарем, мог им стать, или хотя бы называться – все тогда, если могли выбирать, шли в космонавты (как сейчас в манагеры и экономисты), а не в слесаря. За годы он немногому научился, что называется по основной профессии, но оказался очень смышленым в анатомии и разделке неопознанных трупов. Так что на кусок хлеба с маслом у него всегда было, учитывая, что рядом всегда был милицейский морг.

Интересно, что куда бы судьба не бросала химфак, он всегда был рядом с больницей, базаром, церковью и управлением МВД.

Дядя Боря и дядя Жора заканчивали свою утреннюю трапезу вчерашними беляшами, когда к ним подошли два обалдуя в изгаженных реактивами халатах. Делать было нечего, а начинать пить казалось рановато (вчера пьянки, а значит и потребности похмелиться, не было). Нужно было развеяться и убить немного времени. Тут пришла идея. Боря сказал, что сделают сейф, а вот, сколько это будет стоить, выясним через домино.

–    Играем до шести побед, - объявил Жора на правах судьи (раз он был в органах лет тридцать назад до этого). - Если выиграем  шесть-ноль, то шесть литров. Шесть-один – пять литров, и так далее. Если проиграем, то все сделаем бесплатно.

Дядя Боря кивнул в подтверждение, а настоящие химики, посовещавшись, быстро согласились. Тем более, что опыт был. Игра в домино была давно и надежно поставлена в лаборатории. Почему-то считалось, что карты – это просто зло, а домино – хоть и зло, но допустимое. Примерно как умеренное пиво в рабочее время.

Первая партия была проиграна меньше, чем за минуту. Даже кости не успели разложить, как после трех проездов научных работников, Жора закончил дублем ноль-ноль, что означало позорное поражение, “получить Лысака” в доминошных терминах. Дядя Боря откинулся на спину, поглядел на проигравших, делавших второй замес, и произнес фразу, которая вскоре стала пословицей:

–    Это тебе не химией заниматься – спектры снимать! Тут думать надо!

После первой победы полагалось выпить. Закон такой же вечный, как и законы природы, никто не собирался нарушать. Александр-младший сгонял на пятый этаж, и занял пол-литра с возвратом сегодня же.

Интересно, что спирт никогда не разводили (если не для питья). То есть возврат всегда был точным – как по объему, так и по качеству гидрол за гидрол, а рек за рек. Иногда, какой-нибудь биолог норовил подсунуть отгон (спирт, использованный для эксперимента, а потом отогнанный назад в исходное состояние, но гораздо худшего качества). Такой человек навсегда изгонялся из системы оборота чистого алкоголя. А в суровое время года (скажем наутро после Нового года или демонстрации первого мая) за это могли и душу выбить.

Быстро выпили. Дядя Жора выпил семьдесят грамм справедливости, не разводя, и заговорил о политике. Дядя Боря ударил все сто и заговорил о женщинах (пятнадцать лет строгих лагерей закрепили за ним эту привычку). Химики тоже выпили и заговорили о работе и шефе. Все говорили одновременно, никто никого не слушал.

Сели играть дальше. Через полчаса и скорой победы со счетом шесть-ноль, придавленные неудачей аспиранты ушли за обещанным продуктом. А дядя Боря выпил  еще немного справедливости и хотел было пойти по коридорам факультета учить студентов и аспирантов уму-разуму. Дядя Жора же, будучи ментом (это скорее зов души, чем профессия) взял и спрятал недопитое. А сам ушел на свою работу-хобби в анатомичку. Тут до Бори дошло, что проклятые химики, хоть и проиграли спирт, обещали принести только по исполнении заказа. Так что Боря никуда не пошел.

Тем временем, шеф учуял запах у своих аспирантов, когда решил проверить как у них там с мусором. С мусором же было все в порядке - он лежал там же, где лежал и вчера и месяц назад. Это было последней каплей. Не спирта, разумеется, а его-шефа терпения. Он неумело заорал на своих дураков. И даже притопнул ножкой. Но эти оба ничуть не испугались. А старший сказал с обидой:

–    Эх вы, шеф (он обратился по имени-отчеству)! Ничего не понимаете. Мы старались, искали возможности. Ходили к технике безопасности. Даже договорились про сейф. А вы, всего-то за полстакана шампанского, - соврал он, не моргнув наглым голубым глазом.
–    А шампанское-то в честь чего? - Шеф подумал, что может быть и правда, все, что говорит этот загадочный человек, и решил сдать назад.
–    У Алика сын родился!

Шеф уже слышал эту отговорку в начале года, но не подал виду.

–    Уж ладно, - подумал он, - все-таки ходят на работу, что-то делают. В последний раз, - это уже буркнул себе под нос.
–    Нет, это не в последний раз. У него два сына! – аспиранты поправили его хором.
–    Я сказал в последний раз, чтобы от вас пахло в рабочее время. И сколько нужно для сейфа?
–    Семь литров, - вступил в разговор младший. Разведенная справедливость на него подействовала до такой степени отрицательно, что он не смог соврать, за что получил презрительный взгляд от своего коллеги. Литр за подпись от техники безопасности и шесть – мастерам.
–    А что же так много мастерам?

Признаваться в проигрыше в домино не хотелось.

–    Нужна хорошая сталь, - решил продолжить старший, на которого такие малые дозы оказывали влияния. - А также ящик прибьют его к стене, если конечно, Меняйло все подпишет. Теперь все зависит от него.
–    Послушайте, Александры, - окончательно сдался шеф, - вы идите и договоритесь. Не надо нам с ними ссориться. У нас еще другие приборы есть…
–    Ну, тогда надо еще пол-литра, - поймал удачу за хвост старший, вспомнив, что послезавтра праздник.

Шеф печально махнул рукой и пошел к себе в кабинет по темному коридору третьего этажа. (Лампочки тогда были в дефиците и за спирт не продавались).

Завхоз кафедры Александра Николаевна готовилась  празднику, то есть отливала заветную жидкость в пустые бутылки заведующему и другим официальным лицам. Когда пришли наши знакомые аспиранты, настроение у нее окончательно упало. Этим всегда нужен рек, а где его взять на всех, если праздник на носу. Решение было принято на ходу. Литр ректификата, а вместо остального семь с половиной литров гидрола. “По паритету так будет все честно”, - пояснил старший Александр, как более компетентный в этом вопросе. “И потом дяде Боре – все равно!”- добавил младший.

Они расписались в ведомости в получении десяти литров для работы в лаборатории. Причину усушки в полтора литра легко понять даже неискушенному справедливостью читателю.

К моменту заноса бутыли с огненной водой в каморку, дядя Боря был уже готов. То есть находился в том волшебном состоянии, когда ноги еще держат, но язык уже не поспевает за мыслью. Он не нашел остатков, но достал заначку – генетически заложенная хозяйственность четко помогала в таком деле. При виде такого количества справедливости он даже протрезвел. В этот момент вернулся Жора. И тоже слегка прибалдел от  вида бутыли и предчувствия будущего праздника. Он заглянул в соседнюю комнатку и вытащил готовый сейф для баллона, который он украл с физфака с полгода назад.

–    Давай быстро устанавливать, - приказал он тоном бывшего охранника.
–    А техника безопасности не дала добро.
–    Хрен с ней. Я сам договорюсь, - пообещал он.
–    С Меняйлом? – пропели вопросом двое из ларца.
–    Да я убью его. – Жора достал из портфеля огромный тесак, сделанный из скальпеля и весело помахал им.
–    Да, ладно, пусть живет, - вспомнили химики, как тот угощал их портвейном в колхозе.
–    Короче, - не успокоился Жора, - если через час не будет разрешения на установку сейфа, я начинаю пить.

Это была уже настоящая угроза. Без Жоры сейф не установить.

Отлили пол-литра и побежали к Меняйле. Выпитая с утра справедливость настолько торжествовала в голове ТБ-шника, что он едва сидел. Но решил преподнести урок этим мелким ни на что не годным химикам.

–    Эти ничтожные ученые будут знать, кто я такой, - подумал он, - я им покажу, что такое охрана труда. Они увидят, зачем я здесь и  что я могу!

Но сердце его сразу оттаяло, когда он увидел, или даже скорее почувствовал, что ему принесли. И сразу расписался. Тем временем Жора уже притащил сейф к стене здания и придерживал его правой рукой. Другой рукой он полуобнимал Борю, который развел газосварочный аппарат, но никак не мог попасть спичкой в струю газа, чтобы зажечь ее. Когда подошли аспиранты с подписанной бумажкой, он начал подробно им объяснять устройство газовой горелки, ацетиленового аппарата и кислородного баллона. Жоре это слегка надоело, и он легонько пнул Борю под зад, бережно придерживая его же.

Боря дернулся от пинка, и Жора выпустил угол сейфа. Тот грохнулся о бетон, как будто рухнуло небо или кто-то трахнул кувалдой о железный бок зерноуборочного комбайна. Но вокруг никто на это не обратил внимания, кроме стеклодувов, которые тоже, приняв справедливости, наблюдали за происходящим из-за окна мастерской. На факультете вечно что-то взрывалось и стреляло. Стеклодувы сочувственно покивали головами и вернулись к процессу потребления спиртосодержащей жидкости. Сейф установили на место. Для этого пришлось положить Борю на землю. Тот держался за сварочный аппарат двумя руками и продолжал рассказывать, как это трудно варить под водой. Газовая горелка продолжала выпускать ацетилен. Когда же Боря все же зажег горелку - лежа это было легче - легкий взрыв снова повалил сейф набок и слегка обжег Жорину щеку. Тот по-настоящему пнул лежащего Борю и без повода обматерил аспирантов.

Боря поднялся как будто не пил, и приварил сейф к стене. Кверху ногами. В этом был особый шик и дополнительный интерес – чтобы физики не узнали в нем украденный предмет. Затем произошел расчет, и все пошли по своим местам. Продолжать. По дороге в свою коморку, Жора остановил парторга и предложил ему выйти из партии. Тот не понял, что от него хочет оборванный и пьяный мужик, зачем-то оказавшийся на факультете. Но поганая мысль о выходе из членов не покидала его еще лет пятнадцать, до самого распада. СССР.

За сутки Боря и Жора выпили все шесть литров. Утром восьмого марта их нашел дежурный по химфаку Калугин, который славился своей дотошностью во всем, и вызвал скорую. Обоих отнесли в реанимацию. Наутро девятого, Жора убежал из реанимации прямо в морг – работать. А Борю разбил паралич, но он довольно быстро оклемался. Теперь только вот левая нога вверх задирается, когда он ходит, как будто он едет на велосипеде, и когда выпьет, то ходит горизонтально, то есть на четырех костях. Жоре же хоть бы что. Ходил с портфелем с портретом вождя, пока не уехал в Свердловск. Пьет по-прежнему. А сейф стоит до сих пор. Неузнанный и пустой. Никто им уже не пользуется.