- Так вот, что я тебе скажу. Бобёр. Ты долго ждал моего ответа, трусливая овца. Ох, как долго. Слушай, Бобёр, ты слишком много знаешь, паршивый шелудивый пёс. Тебе не выйти из нашего бизнеса по торговле проститутками, наркотиками и контрабанде ядерных отходов, подлая гнида, черт побери! Только, если ты захочешь, чтобы тебя вынесли из этого грязного подвала вперед ногами. Вперед твоими кривыми волосатыми бобровыми ногами!!!  – Крысятник оскалил ржавые стальные протезы и мерзко захохотал – а, в этом, я, как ты сам прекрасно знаешь, могу тебе помочь своей опасной бритвой «Жиллет». С огромным удовольствием посмотрю, как будет улыбаться твоя жирная шея вторым ртом, жалкое чмо.
- Крысятник, ты не правильно понял меня. Я не хочу выходить из нашего бизнеса. Я понимаю, что подставлю нас всех – маленький круглый человек, с выдающимися над нижней губой резцами дрожал всем своим студенистым телом - Я просто хотел поинтересоваться, что будет с тем, кто захочет выйти из дела. Покончить со всеми этими мелкими грязными делишками по продаже оружия, изготовлению фальшивых денег и похищениям людей. Чтоб, так сказать не было повадно другим - не таким прожженным циникам и конченным мерзавцам, как я.
- Я долго думал Бобёр. И мне стало ясно, что ты дал слабину, мелкая продрись. А слабакам нечего делать даже в снафе и изготовлении детской порнографии. И тем более в выполнении заказов на убийства и подпольных абортах, которыми мы занимаемся… Помолись, своем поганому богу, и выкури свою последнюю сигарету, никчемный щенок. Обещаю, не пройдет и десяти часов, как ты выйдешь из нашего преступного сообщества преступников. Но, ох, какими мучительными будут эти десять часов для тебя, и какими сладостными для меня. Горилла, принеси-ка сюда мой набор слесарного инструмента.
- Нет! Крысятник, нет! Не делай этого!!!
- Да! О!
- Вжжжжжжжжжжжжжжж!!! Звввввввввввввв!!! Тук! Шлеп! Аааааааааааааааааааааааа!!!

***

В это утро я уже выкурил полагающуюся мне «Кохибу-рабуста» и выпил свой семерной «эспрессо». За пыльным окном моего кабинета уже полностью утвердилось в своих правах окутанное серым смогом январское солнце. Город дышал смрадом сотен тысяч автомобилей, толстых заводских труб, испарений канализации и уличных миазмов. В его темных закоулках, куда никогда не проникал солнечный свет, совершались сотни и тысячи омерзительных преступлений. Где-то, прямо сейчас, грязные негодяи отбирали очки у старушки-ветерана империалистической войны, где-то, похотливые твари насиловали студентку слесарного училища ее же напильником, где-то, вонючие наркоманы ставили друг другу зараженными СПИДом шприцами по десять кубов купленной у цыган мерзкой марихуаны. Я ненавидел всех этих ублюдков всеми фибрами своей души. Когда-то давно я, перед портретом Михаила Юрьевича Лермонтова, поклялся  извести всю эту поганую гнилую нечисть. Смести гадов с лица земли. Стереть влажной тряпкой всех их, размельченных в кровавую кашицу.
Поэтому я и работаю частным детективом. Сам лично, с помощью пудового кулака,  «люггера» и своего верного помощника «Могучего кентавра» бью всякую мразь. Вершу справедливость и правосудие. Без сантиментов и жалости. Поэтому меня и зовут «Брячеслав-железные яйца» И я возьму всю мерзкую клоаку за вялые мудя. Преступный мир содрогнется и задрогнется навсегда.
Ох, как я ненавижу эту сволоту!!! Ух, как я сотру их в порошок!

На моем прочном дубовом столе зазвонил черный эбонитовый телефон. Я допил остатки такого же крепкого, как и мое тело, кофе и взял трубку:
- Господин Брячеслав, к вам посетитель – уже в хрипловатом голосе моей очаровательной секретарши ощущалась упругость ее роскошных форм.
- Пусть проходят, Инесса. Как ты чувствуешь себя после вчерашней ночи, мой зайчонок?
- Оу! Шеф, вы как всегда были на высоте. Я до сих пор не могу свести свои шикарные, до самых плеч ноги, сексуальный монстр.
- Я всегда в форме, дорогая. Работа по искоренению преступности, этой чумы, заполонившей нашу прекрасную землю, обязывает. Ну, так зови посетителей.
Я открыл ящик стола, достал свежий скоросшиватель, и вывел на нем своим «паркером» с платиновым пером: «Дело №1»

- Здравствуйте, господин Брячеслав. Можно к вам? – в кабинет, опираясь на клюку, вошла пожилая интеллигентная женщина аристократического вида, с красивым лицом, закрытым вуалью.
- Да, мадам. Прошу вас. Инесса приготовьте нам чай. Я весь во внимании.
- Меня зовут Капитолина Иридиовна. Я вдова известного профессора фелляциологии Капиталина Иридиевича, погибшего в прошлом году при проведении эксперимента на морских свинках.
Я кивнул головой, так как был знаком с научными трудами знаменитого на весь мир лауреата Нобелевской премии по фелляциологии.
- Так вот, мне невыносимо об этом говорить. Но недавно из моей квартиры пропали важные исторические документы. Их обнародование может привести к непоправимым последствиям. Я бы сказала, после их публикации может практически взорваться весь мир.
- Что это были за документы?
- Один из древнейших апокрифов, относимых учеными к текстам  Кумранской общины.
- Хуясе! Простите, мадам. Ничего себе. Это неслыханное! Душераздирающее! Отвратительнейшее преступление! Какие подлые и гадкие преступники! Не волнуйтесь, мы найдем этих мерзких негодяев! Даю слово. А слово свое я держу.

***

Кто же мог опуститься до столь низкого преступления? Какой опустившийся до уровня самого низкого поддонка пидорас? Думай, Брячеслав, думай. Я своим толстым необрезанным эстонским хуем чуял, что за этим невероятно омерзительным грязным и подлым преступлением стоит сам гадкий подлец Крысятник. Неуязвимый для правоохранительных органов и прокуратуры глава преступности нашего города, подпольный и официальный миллионер, гомосексуалист-зоофил, ваххабит, диссидент брежневских времен и бывший государственный чиновник эпохи Первого президента. О! Как же давно я пытался взять за жопу этого отвратительного негодяя! Как давно! Я подкурил еще одну черную, как смоль, а это значит, крепкую, как 98-градусный спирт, «Кохибу-Рабуста» от своей платиновой зажигалки, откинулся на спинку кресла и погрузился в кошмарные ужасающие воспоминания далекого страшного прошлого.

Это случилось в то ужасное время, когда я воевал на страшной кровопролитной войне, в одной кровавой мусульманской стране. Пули свистели над нашими головами, кругом взрывались гранаты, бомбы, мины и снаряды, падали самолеты, горели танки, стреляли вертолеты, ездили бронемашины, солдаты лежали в окопах, умирали люди, а стволы автоматов и пулеметов нагревались до красна. Я видел всю грязь этой страшной войны – гибель друзей, слезы матерей, отрывание рук и ног, взрывание складов с боеприпасами… Нас молодых, сопливых пацанов, необстрелянных юнцов, желторотых пацанов проклятая власть отправила ни за что умирать в эту чужую страну. Но мы хоть и были пушечным мясом, брошенным проклятыми генералами в горнило гиены огненной, защищали Родину, спасали своих родных, матерей, младших братьев и сестер от врага. Это была несправедливая, но правильная война. Эта война сделала меня стойким как кремень и мужественным, как спартанец.
И был у меня в то время лучший друг по имени Филипп. Мы ели с ним из одной чашки, делились последним куском хлеба, читали друг другу письма из дома и отбивались от яростных полчищ врагов. Не раз я спасал ему жизнь, а он не раз спасал жизнь мне. «Не разлей вода» говорили о нас в нашем легендарном полку, командиры ставили нашу дружбу в пример другим солдатам, а солдаты хотели дружить с нами. Мы с Филиппом на крови поклялись всю жизнь хранить свою крепкую настоящую мужскую дружбу и никогда не предавать друг друга.
Однажды, в одной жаркой провинции, мы попали в кровавую переделку. Нас с Филиппом окружили несколько тысяч элитных душманов, и стреляли в нас из всех своих автоматов, пушек, пулеметов, гранатометов и пистолетов, чтобы убить. Казалось, небо поменялось местами с землей. Земля дрожала, кругом был дым, гарь, копоть и устрашающие крики наших врагов сливались в адский вой вместе с их ужасными выстрелами.
Но мы держались в нашем маленьком окопе, и отбивались от нападающих орд несколько часов. Кидали в них гранаты, стреляли из автоматов, и все время подбадривали друг друга веселой шуткой, бодрой прибауткой:
- Филипп, мы выдержим. Двум смертям не бывать, одной не миновать.
- Да, Брячеслав. Русский солдат пройдет огонь и воду, и медные трубы.
- Солдатушки – бравы ребятушки!
- Русские не сдаются!
- Да, Филипп, лучше жить стоя, чему умереть на коленях!»
- Смелость города берет, Брячеслав, прорвемся!
- Да не посрамим земле Руские, но ляжем костьми, мертвы ибо срама не имам!
- Петр со славой дрался под Полтавой!
- Спасения не чай, когда рубит Чапай!
- Техникой овладеешь, так и врага одолеешь!
- Завязки чарыков из козьей шерсти не вей, малодушного товарища не имей!
И бились мы насмерть! Сотни вражеских трупов уже лежали у бруствера нашего окопа, но они все перли и перли на нас, как стая шакалов на мужественного льва. Но вот, стали подходить к концу патроны и гранаты. Мы убили еще каждый по десять душманов-моджахедов, и у нас осталось только по одному патрону на каждого. В плен мы сдаваться не собирались. Наша честь не могла позволить нам этого. Поэтому мы стали отбиваться от врагов палками и камнями.  И поняли мы – дело плохо. Тогда я сказал своему верному другу Филиппу:
- Брось меня. Беги за подмогой. Здесь рядом наша застава. Я продержусь до вашего прихода. Постараюсь продеражаться. Клянусь тебе.
- Нет, Брячеслав! Не могу я бросить тебя друга, моего верного тут одного! Как говорится «Сам погибай, но товарища выручай!»
- Вот и выручай меня, своего товарища! А чтобы отбиться от врагов, на тебе мой последний патрон. Хоть одного подлого гада еще убьешь.
И отдал я ему свой последний патрон, обнялись мы в последний раз, расцеловались крепко, и пошел Филипп за подмогой. Час я отбивался от врага камнями и полками. Уже гора трупов вражеских выросла около меня, но подмоги все не было. И совсем было пал я духом, как вдруг из-за спины услышал я родной голос верного Филиппа:
- Выходи Брячеслав, подмога пришла
Кинул я последнюю палку и вышел из окопа.
И, вдруг, окружили меня враги-моджахеды, кинулись, скрутили руки и ноги, и повели в плен. А за ними шел и подло улыбался мой лучший фронтовой друг Филипп. А в руке его была последняя пуля, которую отдал я ему… Потом был плен, неудачный побег, еще раз плен, еще один неудачный побег, концлагеря, мнимая казнь, еще один плен, еще один неудачный побег, еще один плен, еще один, на этот раз удачный побег, пешее путешествие через пустыню, Турецкая тюрьма, одиночество в океане, скитаня по чужбине, унижения и злоключения, пока наконец я изможденный и обросший бородой не ступил,  однажды, наконец, на берег любимой Родины. Филипп в это время уже баллотировался в продажные президенты нашей Великой страны под зловещим псевдонимом Крысятник. Но в то время, я еще не знал этого…

Психапатриев ©

Продолжение следует…