Кондрат Терентич как водится проснулся от невыносимо дерзкого звука пыльного будильника. Тот прострекотал утренную будилку и поставил своего господина перед фактом - либо вставать, либо других альтернатив решительно не предусмотрено. Кондрат Терентич последний раз съежился под одеялом, скинул ноги на пол и принялся насчупывать голодные тапки. Те и впрямь голодали как забытые богом партизаны - носы обоих давно прохудились и ни одна попытка залотать их грубыми нитками так ни к чему и не приводила. Соседка Глаша - девка 30-ти лет от роду не давала Кондрату Терентичу наперстка, за что то, всегда пер у нее немного сливочного масла. Да и при всяком удобном случае пытался поддеть ее слабую женскую психику. И в самом деле, Глаша была истеричка. Потеряв где мужа-алкоголика, или что там у нее было, она совершенно потеряла веру в светлое и трезвое. А поскольку иные в ее комнате появлялись очень редко, впрочем чего греха таить, их и вовсе след простыл, природа взяла свое и Глаша не по годам остервенела. Не любили Кондрат и Глаша друг дружку. А как любить друг друга, когда в квартире 5 комнат, крохотулечка кухня и очередь в сортир на пол часа - коммунальная квартира по всем законам жанра.

Помимо двух обитателей, которые как заряженные частицы одной полярности отталкивали друг друга, перца в кашу подсыпали и другие жители этой обычной квартирки уездного города Г. Впервую очередь это был отставной подполковник Михаил Израильевич Мукомол. Старый опытный человек с мешком войны за стройными плечами и длинной как у попа бородой. По какому празднику или событию он отращивал мотню у шеи никто решительно не знал. Знали соседи лишь то, что борода мешала Михаилу Израилевичу жить. Он постоянно пачкал ее борще, а иногда и застревал бородою в дверной проем. И даже при всех этих трудностях, Михаил Израилевич никак не хотел расставаться со своим густым сокровищем.

Но не так одиноки были твое соседей, что проживали жизнь в уютном уголке скопления разношерстной публике. В квартире по адресу проживала молодая семья. Наталия Федоровна и Петр Федорович. И впрямь как будто родственники судя по отчеству. Но родство их было не только оициальным, но и духовным. Оба эти замечательных человека любили змей. То есть были змеезаводчиками или кто там их разберет. Кароче, гадов любили страшно. За что, как вы понимаете, семейка была на плохом счету и никто, я замечу снова, никто из жителей коммуналки ни при каких условиях не заглядывал в их кастрюлю с супом. Поговаривали, что те баловали практикой заваривания змеиного бульйону, а такой расклад никак не устраивал гастрономических ретроградов известной нам квартиры в уездном городе Г.

И наконец, заканчивая знакомство с обитателями квартиры, никак нельзя обойти задорного студента Софокла, который, как ни странно, но уже 3-й год не мог перейти порог 2-го курса своего ВУЗа. То ли от пьянства, толи душа у него в другую сторону стояла, но Софокл так и не мог до конца постичь все тонкости технических наук, зато прекрасно показывал себя в области ботаники. Он содержал небольшую коробку для выращивания веселой чудо-травы и раз в три месяца залипал на дегустации уражая. А потом, когда Михаил Израилевич выходил в кабинеты покурить и оправиться, подсыпал тому в чай ганжубасной пыли, за что после этого вся квартира стояла на ушах, когда хозяин чая громко смеялся и требовал пышногрудых ткачих. Так они и жили из стороны в сторону качаясь, словно бумажные кораблики в невысохшей луже.

Возвращаясь к нашему герою, следует отметить, что Кондрат Терентичь уже сознательно протер глаза и нацепив изорванные тряпки направился на кухню. Выйдя из своих меблированных комнат, Кондрат Терентичь лицом к лицу столкнулся с Михаилом Израилевичем и по привычке отдал тому честь. Перед Михаилом Израилевичем в очередь на утренние туалеты стояла Наталья Федоровна и причитала за своих змеек. Кондрат Терентич выдал ей свое утреннее приветствие и растворился в кухне. Подойдя к холодному чайнику, он составил его в сторону запалил спичку и поставил чайник на плиту. Отхлебнув старой и уже видимо заплесневелой запарки тот отворил дверь холодильника и вытащил на свет красно-белую бумажную пачку пельменей. - Что может быть лучше хорошой собачатинке с чесноком, - думал про себя Кандрат Терентич, каждый раз сетуя на то, что собачатинка поправит его давно уже прокуренные до дыр легкие, которые он смеху ради называл печенью.

- Доброе утро, Кандрат Терентич, - обратился к нему Софокл.
- Вив лё Куба, - пошутил Кондрат. - Какие успехи?
- Да все как обычно, декан сука, преподы педорасы, один я дартаньян на свете и остался, - улыбаясь ответил Софокл.
- Ну ты дурачек, в армию не примут по показателям, так что учись в удовольствие, - засмеялся Кондрат Терентич.
- Да уж, - заметил Софокл и исчез из кухни.

Именно в этот самый момент. А когда же еще? Тут ведь замес, т.е. завязка должна быть по сюжету. Кароче прихватило Кондрату дымаход. Не то чтобы глаз чесу дал, а придавило. Да не просто, а словно гидравлическим домкратом высокой степени давления. Вообщим дорога в колидоры Кандрат терентичу была заказана с самого начала - с задумки этого высера. Кароче, раз и его след простыл.

- Скоро там, - скрестив ноги Кандрат Терентич постучал в дверь туалета.
- Да погоди ты, - отозвался грубый голос.
- Сссука, - прошипел себе под нос искривленный человек и поковылял ставить пельмени, зная что не ранее чем через 7 минут, заветное очко откроет перед собой свои двери.

Кандрат погрузил пельмени в теплую воду и пошел сторожить унитаз. А ведь надо сказать еслиб не пошел он к этому месту - как пить дать заняли бы соседи. Им только дай волю по утру набздеть. Набздят. Набздят и не погнушаются. Оно и понятно - свое гавно шэрбет. А чюжое... чужое оно и вовсе гавно!

Дверь отворилась и на пороге показалось довольное лицо Михаила Израилевича. Тот неспеша покинул кабинеты и направился на кухню. Кондрат Терентич пулей заскочил в туалет, затворил за собой щеколду, взял в рот паперосу и затянувшись расслабил ональный сфинктер. Стоит ли говорить, уважаемый читатель, какое небывалое наслаждение испытывает человек сидучи на унетазе. Тем более когда рвет днище и палундра на борту. Вот и наш герой олицетворял собой героя какой-нибудь рекламы табака. Представьте, ковбой изможденный жарой, силы на исходе и вот он преодолевая горы трудностей забирается на вершину горы, садиться на унитаз и с выражением лица, что ему нечего больше желать, расплющивает первую личину о стенки унитаза, при это блаженно выпуская кольца дыма. Пых-пых-пых... Но тут случилось нечто, что решительно подорвало удавольствие от утреннего отправления. На кухне послушался гам и до Кондрат Терентича донесся примерно следующий разговор.

- Чье масло?
- Походу Терентича.
- Ха
- Ну ты не борзей слишком то...
- Да я чуточку совсем, - чуть слышно донеслось через стенку туалета.
- А пельмени чьи?
- Кондрата, чьиж еще.
- Хы
- Да погоди, не сварились еще...

Кондрат Терентич понял, что теряет что-то весьма дорогое и заторопился. Но увы, попытки выжать из себя последнюю кокашку потерпели фиаско и наш герой немного закручинился. Шутка ли - вы срете, а на кухне, коммунальной квартиры, изуиты с педорасами порываются треснуть ваши пельмени. От такого расклада сфинктер Кондрат Терентича сократился, а несброшенный пепел с сигатеры свалился ему прямо на колено. Стало необыкновенно грустно и обидно. И больно, но не от ожога, а от произвола соседей, чьи традиции гастрономического приема Кондрат Терентич чтил как заветы Маркса и как так его, не помню, кароче.

- Пашли нахуй, - выкрикнул Кандрат Терентич из туалета.
- Кто это там браница? - проходя мимо туалета поинтересовалась Глаша.
- Конь в буденовке, - съязвил Кандрат.
- А, это вы, Кондрат Терентич. Доброго утра, - ответила Глаша.
- Доброе, блять, - пробубнил снимающий щеколду с запора Кандрат Терентич. Он малость отворил калитку туалетной комнаты и высунув губы трубочкой в небольшой проем выкрикнул. - А ну блять отставить мои пельменя хавать.

Но кухня как на зло не отозвалась. Более того, всякие звуки стихли и Кандрат Терентич почувствовал себя еще более неловко. Он решительно собрал последние силы, сосредоточил все закомые ему энергии праны, чи и какой-то дзен и с оглушительным треской провалил через днище последнюю личну. - Аааааа... - чуть слышно донеслось из туалета. Кандрат расслабился и потянул руку в сторону рулона. Но его не оказалось на месте. Тогда он повернул корпус назад с целью найти спасительную бумажку, но к великому сожалению, ее не оказалось на месте. В этот момент Кандрат Терентича обуяло смежное чувство - с одной стороны он чувствовал облегчение, но с другой полную растерянность. Он думал о растерзанных соседями пельменях и своей грязной жоппе.

- Ээээй, есть кто поблизости? - закричал Кандрат.
- Никаво, блять, - послышались с кухни довольные голоса.
- Никого-никого, - подтвердил суровый женский голос. Это была Глаша.
- Сука, - прошипел про себя Кандрат Терентич, в глубине душе корив себя за отсуствие дипломатических отношений среди соседей.
- Ну дайте бумажки чтоли? - жалобно попросил бедолага, чуть открывая дверь и отрываясь от уже порядком теплого очка.
- Ишь ты бумажки. Да у тебя снега зимой не допросишся, - проходя мимо туалета заявил Петр Федорович.
- Сука, - снова прошипел про себя Кандрат Терентич. - Петруш, ну ты что? Яж для тебя, ну ты понимаешь...
- Вы, уважаемый мышку для моего удава зажали. Помните?
- Так тож не моя была.
- Так и бумаги у меня нет. Спросите вон на кухне.

Кандрат Терентич побагровел и порядком напрягся. Сидеть взаперти было совсем невмоготу, а пельмени на кухне, предположительно уже почили с миром в желудках его так ненавистных соседях по квартире. Такой расклад никак не устраивал нашего героя и тот, не минуты не сомневаясь, нацепил любимые синие треники в полоску прямо на грязную жопу и пулей выскочил из туалета. Что случилось в тот момент с Кандрат Терентичем никто кроме психиаторов знать не может, но факт был на лицо. Кандрат влетел в кухню и обнаружив за столом Глашу, Михаила Израилевича и Софокла остановился. Он провел опухшим красным глазом кухню, обнаружил отсутствие пельменей на законном месте и погодя минуту для театральный паузы, тут следует отметить, что Кандрат играл в детской самодеятельности, решительно спустил любимые партки.

- Это тебя вместо мужика, - злобно проговорил Кандрат Терентич, проведя по румяным щекам зрягным пальцем, обильно проведенным между грязных булок.
- Это тебе за бои, государство и буран, - Михаил Израилевич получил полоску свежего гавна, лаского намазанного на грязный палец.
- А тебе за науку, - с губы Софокла свисала коричневая кукурузинка, не переваренная старым желудком уже не молодого Кандрат Терентича.

Ну а потом и остальным досталось. Даже змеи и тем в гавне зарылись. Ну потому что, ну кароче, нельзя человека лишать бумажки.