Скульптор Гранитов был неравнодушен к деревьям, высохшим на корню. Из каждой березки женскую ножку, (задранную вверх, носочек вытянут, пальчик шалунам грозит), долотом вырубал, напильником шлифовал, шкуркой полировал, и это приводило его в экстаз. Он так отдыхал, веселясь. А работал по дикому камню – государственных деятелей посмертно высекал. Однажды две сросшиеся березы отыскал, не очень прямые. Две ножки изваял, и это был эстетический шок! Как стакан водки в пустыне Сахара. Ей-богу, своими глазами видел издали. Думал, камасутра такая. Деликатно отошел. Но потом вернулся, врать не буду. Долго стоял, и ощущение было – вот-вот оживет!

Один псих грибник, внешне похожий на артиста Грибова, набрел на произведение искусства, не разобрался, спереляху вызвал милицию по мобильнику: мол, готов показать, где чикатильнули женщину. Ну, там план-перехват, мигалки, пукалки, чертыхалки.
Телевидение подключилось: наезды, панорамки, синхрон. Повязали двух бичей посредством служебных собачек Белка и Стрелка, след они легко взяли, но сначала привели к бесплатному городскому туалету, а потом извинились по-собачьи, с помощью хвоста и потянули в сторону морга.
Деревянная нога тоже как-то подозрительно покачнулась навстречу бомжам, а они, словно по команде, встали на уши возле скульптуры. Вроде бы им так лучше видно. Откуда такая прыть, мы никогда не узнаем. Но не спортсмены явно, – те в охранники идут. Может из цирка? Бывают же такие номера: бензина в рот набрал и поджег, огненный фонтан. А бензин нынче не по карману.
Да и вообще непонятно, как из города повыползали? Они же дальше ста метров он винно-водочного отдела не отходят, как младенцы от маминой титьки. Или для разнообразия и экономии на грибочки потянуло?

Есть на Чукотке село Мухоморное. Может, оттуда рецептик мухоморовки достался. От потомков тундропитеков, иногда ошибочно называемых чукчами. На скалах, мне профессор рассказывал, есть древние изображения: люди-грибы преодолевают космическое пространство без скафандров. Легенда гласит, что когда-то в древности люди имели половые сношение с грибами. Непонятно? Тогда с другого конца начнем. Говорят, что древние племена курили верблюдов. В честь той давней традиции названы сигареты «Кэмэл». Но это для отвода глаз. На самом деле на Чукотке курят оленей. (Собственно курение – это образное выражение. Тундропитеки называли это сосальхен).
Олени на Чукотке олень любят грибы. Объевшиеся мухоморов самки передают алкалоиды в молоко. Остается лишь подоить их. И веселись хоть весь полярный день.
Но и в моче содержание веселящих веществ тоже немалое. Надо лишь привязать оленю, как вы догадались, самцу, кожаный мешочек, наполненные ягелем навроде памперса. Или припасть к живому источнику и сделать сосальхен.

Кстати, сами тундропитеки после употребления паленой водки пьют человечьи выделения: биологическая жидкость, переработанная почками, и вкусом, и крепостью точь-в-точь пиво известной марки. А если пить обычное пиво и всякий раз добавлять в мочу одну-две столовые ложки спирта или политуры, легко получить замкнутый цикл и бухать, как вечный двигатель. Если вы прилетите на Чукотку и встретитесь на тундровых просторах людей-мухоморов, они поприветствуют вас возгласом: «Отсоси у оленя»! это не значит,  что вас хотят оскорбить, просто дадут «покурить».
Зимой, естественно, под снегом мухоморы не растут, но не беда: с появлением геологов продвинутые грибокуры стали курить грибки с их ног: вкус отменный, а галлюциногенный эффект даже выше мухоморного. В стадии реализации находится проект «Президентщина»: замечталось тундровикам добраться до президента одного самостийного громодянства и покурить у него с лица. 

Конечно, милиции неизвестны такие тонкости, да и нет закона задерживать грибников и ягодников. С места события уехали, несолоно хлебавши, оставшись с носом, наполненным бичевским ароматом – радость токсикомана. Лукошки, заполненные мухоморами и бледными поганками, менты не тронули, только смекнули: вот почему они время от времени находят они в подвалах и в люках отопления неопознанные трупы, облепленные дохлыми мухами.
Сержант хотел заодно забрать и березовые женские ножки – как вещдок, но прокурор не дал: если нет события преступления, нет и доказательств.
А скульптора по почерку узнали, стал героем дня. Посыпались на его голову заказы: от спорткомитета, от центра по регуляции населения, где доноры спермы работают над увеличением рождаемости, от частных лиц, пожелавших остаться неизвестными. Магазин «Плейбой: игрушки для взрослых» тоже подал заявку для изучения покупательского спроса. А галантерейные отделы приспособили ножки для торговли колготками.
Психа после беседы отпустили как не представляющего опасности на все четыре стороны. Он так и пошел – на четыре: шаг вперед, два влево, три вправо, куда кривая выведет. Тогда у него еще не было диагноза, одна лишь презумпция.

С катушек он позже съехал, когда в городе, на сопке более ста метров высотой водрузили так называемую «Маску скорби» – шедевр русского американца Эрнста Неизвестного – скульптурно-архитектурную композицию, посвященную узникам сталинизма, выполненную в духе железобетонного модернизма-гигантизма. Скульптор признался в одном интервью, что когда приезжает из Америки в Россию потусоваться, рядом с собственным творением чувствует себя Гулливером. На русско-американском банкете он удостоил меня рукопожатия: должно быть, с кем-то спутал.
По выражению одного московского критика, памятник напоминает изъеденный грызунами гигантский кубик Рубика, и людям с неустойчивой психикой не следует подходить к шедевру ближе километра – засосет энергетическая воронка. Это каждый экстрасенс и уфолог вам скажет.
Но что мы знаем о психике провинциала и особенностях его чердака, если в маленьком городке у холодного моря патологически ничего не происходит? Разве что напьется кто-то из нас паленой водки, упадет ненароком с пятого этажа и останется жив. Или весной унесет любителя корюшки на льдине в открытое море, и его спасут ангелы в зеленых фуражках пограничников...

Автору этих строк довелось познакомиться с необыкновенным инвалидом: у него тазобедренные суставы изготовлены из металла, который используется при строительстве космических аппаратов. Походка робота породила у него своеобразный комплекс превосходства над остальным населением города. Так хорошо прижились у него имплантаты, что он приловчился ловить на них передачи кабельного телевидения и сигналы неземного происхождения. Он не отстранился от общественной жизни, участвовал в соревнованиях по армрестлингу, и однажды противник оторвал ему руку в плечевом суставе. Его спасло протезирование. Кроме того, он познал грибокурение, реально уменьшавшее силу его личной гравитации.
Естественно посвященный не мог он пройти мимо факта установки монумента. Его просто тянуло туда. Какая-то особая подъемная сила. Грибочки помогали. Ухитрился доковылять до монумента. Конечно, машины туда, на сопку, ходят, даже автобусы, но последние десятки метров нужно было карабкаться по лестнице. Лифты не предусмотрены. А он упорный. Дошагал. Остановился, отдышался, поднял глаза. А на него смотрит чудо-юдо в стиле посткубизма. Давящий взгляд маски – наподобие Робокопа. Под ним чувствуешь себя морковкой, помещенной в соковыжималку. Хорошо еще, что инвалид не забыл надеть тундропитековский памперс. Покраснел, побледнел, блеванул зеленым и обмяк, с трудом удержавшись на остатках опорно-двигательного аппарата.

Короче, мужику пробило биополе, как он сам потом понял, когда вернулась чувствительность конечностей и внутренних органов. Частично придя в себя, стал видеть над железобетонным монументом призраки заключенных, погибших от непосильной работы в лагерях и от пуль – высшей меры социальной защиты. Задумчиво бродил Сталин в обществе Берии и Ежова. Неодобрительно качал головой, видно жалел, что уже не удастся упечь за колючую проволоку и скульптора, и архитектора и работяг, которые по привычке взяли объект штурмом, оставив множество недоделок. Которые тут же подобострастные журналеры выдали за оригинальный авторский ход.
Посетили монумент, как это водится, и барабашки, и пришельцы мухоморного края, люди-грибы. И бывшие палачи нервно потирали свои неосязаемые руки.
Боковым зрением новоявленный экстрасенс засек и ауру психа-маньяка, похожую на горящую кучу навоза. Псих умудрился забраться без специального снаряжения на «маску», а это высота пятиэтажного дома. Оглядев лежащий у перед глазами городской пейзаж с сопками, тонкую ленточку реки, покрытый дымкой город, обе бухты – Нагаева и Веселую, струхнул и заорал благим матом: «Маска, я тебя знаю!»
Вызывали милицию, потом пожарную охрану, медиков, сняли бедолагу с опасной высоты, и оказался он в медицинском учреждении. Всех доставать стал: мол, Неизвестный – это я. И никто не спорил: конечно же, неизвестный. Не Наполеон, не Жорж Буш.

Инвалид с той поры стал понимать чукотский язык и определять, пригодна ли в пищу тушенка, не вскрывая банку. А псих, когда его отпустили, пришел в лес с лопатой, чтобы понять в конце концов, где собака зарыта. Ковырнул раз-другой… Как заорет благим матом!
Сидевшие, как рояль в кустах, санитары еле успокоили его двойной дозой брома. С тех пор псих не может смотреть на спортсменок, особенно если это фигурное плавание, когда из воды одни ножки торчат и манят на глубину. А вдруг вынырнут, а вместо туловища – страх и ужас! Не раз он в отчаянии бился головой о стены, и по решению суда гражданина обязали носить каску и не приближаться к женщинам с голыми ногами.
Дошло это до чудака-скульптора. Удивился он, что своим искусством нанес душевную травму ничем неповинному человеку. Ничего, – подумал, – дело поправимое, я же не сапер. Вообще-то, справедливости ради, даже в Третьяковской галерее случаются разные казусы. Зрители падают возле шедевров в обморок и наносят учреждению культуры материальный урон, разбивая стекла, которым закрыты картины. Искусство – страшная сила.
Как-то попалась ваятелю толстенная береза, в полтора обхвата. На ней – грибы-наросты, издали напоминающие, если иметь воспаленное воображение, женские груди. И это придало художнику новый творческий импульс. Кровь в голову бросилась, в пятки, поднялась до уровня ниже живота, да там и осталась, требовала действий.

Смаху, без питья и пищи за сутки изладил женщину-березку потрясающей красоты. Талия, грудь – все при ней. Грудь из грибов-наростов своей ядреной формой и нежной фактурой дразнила воображение и звала на любовные подвиги. 
Псих тут как тут! Весь на дерьмо изошелся, крутясь вокруг березовой Венеры. То задышит, то застонет, даже выть принимался. Договорился до того, что готов жениться. Неважно, что деревянная, зато красивая и не из болтливых. Ласковая на ощупь. Умиротворяет. Ему доброжелатели шутки ради резиновую Зину из сексшопа притащили, а он от березки ни на шаг.
Скульптору что, только посмеивается. Легкий на подъем, радуется, что вокруг него такой сыр-бор. Набрел в долине горной речки на другую березу потолще и изваял во всей красе мужика. Вылитый Аполлон. Фаллос полметра – есть, что покурить.
Смотрит псих на Аполлона, словно в зеркало. Вроде он и не он: фигура стройная, лицо благороднее, белое, взгляд покоряющий, как у полководца. И от статуи этой особый березовый аромат чистоты, как после русской бани. Так пахнут молодые милиционеры. А женщинам-то как дух распаренного березового веничка нравится – спасу нет. Феромоны.

Народ вокруг ходит, любуется. А псих из штанов выпрыгивает, хочет, чтобы все его узнавали, как телевизионного ведущего с «Поля чудес». Да что-то не получается у него. Кишка тонка в смысле интеллекта. Пошел тогда в баню, парился три часа, а после пил чай травяной, курил оленя и верблюда. Потом читать стал – Арцыбашева. Музыку Глюка слушал. Нагуливал благородное выражение лица. И где-то на третий месяц дорос до идеала, стали его в бане узнавать: смотри, мол, вылитый статуй, только келдышем не вышел. Стало быть, скульптор его портрет как бы на вырост ваял. Что ж, мудро, ничего не скажешь. Приналег на Рамаяну, Камасутру, путем ушу, Дао, воздержания и самовнушения псих удлинил свой нефритовый стержень до оптимальных параметров. Поумнел на математических задачах.
К тому времени нашлась и молодайка из села Березайка, как две капли воды вылитая березовая зайка, которую скульптор в своем сердце увидел. Поначалу псих ей дуб дубом показался. Но он рос на интеллектуальных дрожжах, мужал на глазах. От дури и психа избавился. И вот уде готов, юный пионер, колоски собирать.

Там и до свадьбы дошло, до первой брачной ночи. Лес гудел, ухали филины, выли волки, стонали тундропитеки, курили оленей. Телевидение норовит его под стеклом онлайн показать. Как водится, я там был, мед и пиво пил, по усам бежало, в рот не попало. Но все видел, есть у меня такое хобби. Да не только я, кто угодно на ТНТ мог полюбоваться. И виртуально присоединиться к оргии. Она ноги ему мыла и воду пила, а он с лица ее прекрасного, ангельского, шампанское пил.
А детей у них народилось – целый хоровод, белолицые и кудрявые, как веники. И всех скульптор предварительно из березы выстругал, как папа Карло. Вскармливала их мать березовой кашей и колыбельную пела про березоньку,  во поле стоявшую.

И повадились молодожены к тем березам приезжать. А то все к идолищу Эрнста паломничали, да поняли, неполезно это. Маску Эрнестову изрисовали свастиками, звездами шестиконечными, надписями экстремистскими. Ни дать, ни взять – вандалы.
Но это болезнь роста. Покурят оленя, остепенятся.