Продается недорого стенка многоместная,
бывшая в употреблении, производства НКВД.
Объявление


Тщедушный молодой человек в косичках, небрежно заплетенных. Так и вертится на языке поговорка: «У бабы волос длинный, а ум короткий». В волосах чего только не нацеплялось – пух с перьями! Перхоть. Катышки – наверное, от летучих мышей.
Две такие же, одна в одну, девицы. И волосы, словно молью побитые, и кожа лица – недошлифованная.
– Вы шведская семья? – осеняет меня.
– Да, – парня не удивляет моя проницательность.
– Что же, и знаете русский язык?
Кажется, я вхожу во вкус общения. Приятно произносить слова родной речи в международной аудитории, артикулировать их на манер логопеда. Как сто грамм выпить.
– Мы учили французский…
– Стало быть, стоит выучить язык Виктора Гюго и начнешь понимать язык Пушкина? Здорово. Я недавно в Интернете читал что-то похожее: мол, кто учит русский письменный, легче осваивает я иврит и европейскую мову.
Ба, да ведь текущий год объявлен годом русского языка. Вся страна участвует в важной кампании, особенно строители: им привычно выражаться на этажах, вплоть до третьего, и крыть крышу. Родное слово – надежная опора и в мороз, и в дождь. Правда, из-за потепления климата снег тает  в неурочный час, и влага коварно просачивается в квартиры. И тогда жильцы, устав подставлять под капели тазы и ведра, трехэтажно кроят строителей, продвигая русский устный по параллелям и меридианам.

Но  лучшими строителями все еще считаются турки и югославы. Одна турецкая бригада, возвращаясь с Чукотки от Абрамовича, успела из-за задержки рейса в Магадане отремонтировать местный детский противотуберкулезный санаторий под песни их Таркана: (А я мама ща ка дам) успела из-за задержки рейса в Магадане отремонтировать детский противотуберкулезный санаторий.
Жизнь научила, многие магаданцы стали вылитые турки евроремонта. Я глазам своим не верил, как они ладили этаж управления культуры, где мы снимаем офис. Все по линеечке, а швы зализувают – как теленок корову-мамку.
Кстати, в Финляндии есть город Турку. Недаром финны хорошие строители. Ну и шведы, надо полагать, не хуже. Есть же понятие «шведская стенка», правда это не совсем по теме.
Ну, понесло, понесло меня, понесло. Того и гляди, сорвет резьбу.
– У меня папа на фронте воевал, – с грустью произносит интурист, на лету сбивая мою мысль. – Погиб.
– Примите мои соболезнования. А с кем воевали-то – с русскими, что ли? Неужто при Петре Первом. Вы меня не разыгрываете? – сказал и прикусил язык.
А швед, похоже, тоже смущается, железными зубами лязгает – вылитый монстр Мэнсон. У женщин шрамы на лице сквозь пудру проступили. Возможно, от пирсинга. Или от любовной страсти. Они и без шрамов-то не королевы красоты, а тут какой-то доморощенный фильм ужасов. Может, не от пирсинга, все-таки три века прошло. Возможно, моды такой не было. Это чукчи татуировку делали на лице. Бедняжки. Сюда бы этнографа из музея, он бы разобрался.
И вдруг швед достает из-под полы своего мехового плаща или пальто, не знаю, как правильно назвать, миниатюрный арбалет и в меня целит. Ни фига себе, шуточки. «Паду ли я стрелой пронзенный», – отдается в голове, и вместе с музыкой Чайковского невероятно теплое чувство, похожее на первую любовь, прокатывается по сердцу и желудку. Проклевывается и растет необыкновенная симпатия к незнакомцам. Вот ведь что – не мытьем, так катаньем воспитали у меня демократы толерантность. И то верно, что все люди, в конце концов, братья. Ну, если не родные, так сводные.

Кожей чую, стокгольмский синдром срабатывает. Как-то не придавал этому термину значения, думал: слова, пропаганда, а собственной судьбы коснулось, и раскрылся граненый смысл этого гуманного понятия. Не только в Швеции, но и у нас, русаков, есть этот изгиб психологии. Вообще-то у нас в народе разбойникам всегда сочувствовали. И песни есть разбойничьи. У меня вон сборник на книжной полке. Какой бы ни был многосерийный убийца, его суд присяжных, как правило, жалеет: мол, он осознал, покаялся, надо отпустить. И Веру Засулич оправдали. И много других Иродов. Ну а если тебя в заложники взяли и могут в любую секунду лишить жизни, тут уж сам Бог (или черт) велел возлюбить своего мучителя.
Ликукую на всю катушку. Лишь одно свербит – где же найти тысячи или даже миллионы рублей для выкупа? И сразу моя радость съежилась. Как-то неудобно и стыдно перед иностранцами за свою жизнь у черты. Но ничего, в крайнем случае, грохнет меня из арбалета. В стиле ретро, так сказать. Лишь бы жена не узнала. Иначе трепку задаст – если мне, это ничего, можно сказать, привычное дело. Но она и террористов в бараний рог скрутит – мало не покажется. И на политкорректность наплюет и разотрет, и нормы международного права ей не указ. Нигилистка. 

Пока она не проснулась, надо тихо, полюбовно все решить. В доме скопилось два холодильника, один, старый, могу спокойно отдать. Нуждается в ремонте, так ведь дареному коню в зубы не смотрят. Если эти ребята из доисторических времен, лаже наш технический хлам вызовет у нас культурный шок. Пишущую машинку могу пожертвовать, пленочный фотик. У меня «Киев-4», с хорошей оптикой. И ту бытовую технику, за которую меня она шпыняла – массажер, увлажнитель воздуха.
Боже мой, что это я несу! Проклятые демократы, промыли мозги прямым эфиром и свободным микрофоном. И вдруг, сам того не желая, столбом замираю от неожиданности. Будто выпил много-много водки, и она внутри меня заговорила:
– Извини, камрад и вы, мадамы, искюзь муа, прошу пардоны, что мы вас под Полтавой тогда помяли… Но и вы хороши, облапошили нас со шведским коммунизмом! Поставили к шведской стенке. А за Карлсона, который живет на крыше, спасибо. За идею. А то у нас Карлсоны вон где ютятся. Мы их из теплосети переселим на крыши и выдадим пропеллеры. Правда, население несколько лет назад было не в восторге, когда здание детсадика хотели отдать под приют временного содержания. Там и пожар случился. Скорее всего, самовозгорание. Но если бомжей отмыть и опохмелить, они мало чем отличаются от всех нас. А садиков теперь не хватает: деторождение в норму пришло.

Я вдруг прикусил язык: как бы они не приняли сказанное на свой счет – уж больно они бомжеватые, хоть иностранцы. Одно время народная дипломатия процветала: Магадан с Анкориджем школьниками обменивался, студентами, врачами, художниками, а потом и до безработных дошло. Приезжали, перед нашими красавицами хвостом крутили, замуж звали. А те и рады: американец – значит миллионер.
Так вот, может, и со Швецией аналогичная программа? И это заставляет попридержать язык. Хорошо, что не наговорил им колкостей за Антона Павловича Чехова, не присудили ему Нобелевскую премию! Тоже хорош этот Нобель – деньги свои в России нажил, а льва толстого проигнорировал, Горького, Паустовского, Маяковского. Наверное, читать не любил. Чувствую, что-то стучит под черепом, словно птенец в скорлупу, наружу просится. Новое мышление, стало быть. Не все ж нам лаптем щи хлебать, пора к шведскому столу приобщиться!

Только так подумал, неожиданные гости стали про сталинские лагеря выспрашивать, вроде один их национальный герой во глубине колымских руд сгинул. Валенберг какой-то. Не валенок, герой на всю Европу. Что-то припоминаю. И тут, как рояль в кустах, появляется магаданец молодцеватого вида, в годах, в отцы мне годится. Я его уже встречал раньше.
Зовут Василий, фамилию не помню. Не первый год добивается восстановления гулаговской тюрьмы ЗУР, именуемой зекашниками «Каменный мешок», где провел полгода, как раз перед тем, как Сталину умереть. Пишет губернатору, мэру, в общественные организации и в Европейский суд. И даже подумывает собрать бывших узников и коллективно блокировать живым лежачим полицейским Колымскую трассу. Мол, это была не простая, а смертная тюряга, и нельзя ей бесследно исчезнуть в бездне истории. Всем тюрьмам тюрьма. До второго тысячелетия достояла, но сильно обветшала. Считай, полвека по понятным причинам пустует, а любой дом, даже такой, без хозяина быстро ветшает.

Как вы не понимаете, это и культурная, и историческая ценность! Одно из чудес света местного масштаба. Как Стоунхендж в Англии. Потомки не простят, если мы не восстановим этот символ тоталитаризма. Здание хорошо ансамблирует с памятником «Маска скорби» скульптора Эрнста Неизвестного на сопке Крутой! Ну и вообще приятно посещать места, где страдал с однозекашниками, холодовал и голодовал.
Представляю, с каким бы чувством Василий Иванович ходил по отремонтированной тюрьме: все-таки крыша над головой. А бомжей тогда не было. Жизнь, пусть ужасная, но, с другой стороны, молодость. Это же счастье – сорваться с крючка НКВД. Как выигрыш в русскую рулетку.

Думаете, это только старикам нужно – память? Вон собрались молодые рок-музыканты и назвали группу «GULAG». Никто ж не заставлял, сами придумали. Надо полагать, одно из проявлений стокгольмского синдрома. Мы маму любим, папу любим, но больше всего – вождя и мучителя Иосифа. Тогда, при Сталине, за колючей проволокой артисты были экстра-класса, теперь такого уровня и вольных-то не найдешь. Настоящих виртуозов на Крайний Север везли под конвоем. Да что там говорить, охранники в самодеятельности пели и плясали. Представляю, насколько бы выросли современные исполнители, коснись им пожить в лагере! Небось, так бы распелись, если бы их шведы в заложники взяли, что переплюнули знаменитую АББУ: «Маня-Маня, Маня».
Стоит задеть и, словно осы из гнезда, вылетают мысли. Говорят, бывшего узника одна шустрая журналистка спросила, как он относится к творчеству Кафки. Он подумал и сказал, что знал одного зека с такой фамилией.

И вот еще одно мимолетное воспоминание: на заседании городской комиссии по увековечению памяти прошлого один уважаемый ветеран говорит: мол, надо Бутугычаг, урановый рудник, отреставрировать. Или присвоить следственному изолятору имя Первой пересыльной тюрьмы Дальстроя. И как повалили из него тексты. Мол, расстрелянных узников хоронили в три слоя, поэтому так мало находится подобных захоронений. 
Когда Солженицын побывал в Магадане пролетом из Америки, он поцеловал землю, кровью омытую и заявил, что на Колыме было расстреляно три миллиона заключенных. Комиссия посчитала: восьми тысяч не набирается. В архиве восемьсот тысяч дел, но многие проходили не по одному делу. 2007 год, в ноябре телевидение дает цифру: за полвека Колыму прошло двести тысяч человек.
И еще одна информация вылезла на свет божий. Была в войну в Магадане супружеская пара Бойко, вошедшая в историю. Купили на собственные сбережения танк и поехали бить немцев. Этот факт вроде все знают, а вот то, что они заключенными были – единицы. Мы с женой – вольные люди, а на танк, хоть еще сто лет проживем, не накопим. А почему – никто мне на этот вопрос не ответил, историки наши доморощенные.

Увидеть странный сон – не диво. Иной раз такие видятся кошмары, что фильмы ужасов кажутся мультиками про Красную Шапочку. Удивительно другое: в ту ночь, когда я попил водички и опять заснул, то очутился в той же приятной иноземной компании. Шведы, сырой подвал с решетками, а когда разоспался до храпа, бывший узник Василий Иванович подвалил. Вроде бы успел попроситься жить на Западе, и ему за перенесенные муки такое разрешение дали. Приватизировал ветхое здание тюрьмы, оформил документ и по кирпичику переправил за границу. Какому-то миллиардеру впарил. Которому слово Магадан – не пустой звук.
Вот так штука. Рассказывать жене или нет? В горле пересохло так, что простой водичкой не отделаешься. И вообще она дочь врага народа. Баронесса. Родилась в ссылке, в Заполярье, до семи лет живого яблока не видела. По-хорошему ей должны были дать хотя бы льготу на оплату коммунальных расходов, как члену семьи изменника родины. Но она – женщина неимоверно гордая. Унижения не терпит, ну, до определенного предела. А по материнской линии, вот и второй огонечек зажегся – из Полтавы…
И все-таки после некоторого колебания я разоткровенничался. Рассказал ей про странных шведов и многосерийный сон. И зря.
– Не надо, – стала она чеканить серебряным голосом, – спекулировать на моем детстве. Сам бы тогда в тюрьме рождался.
А что, неплохая идея. Дай-ка еще раз засну, может, опять встречусь с той семейной треуголкой, переиграем ситуацию. Кстати, неплохо они придумали – жить втроем. Хоть и не мусульмане. Масса преимуществ. Женщины, конечно, – лучшее изобретение Творца, но уж больно словоохотливые. А так нейтрализуют друг друга. Или, наоборот, мужу не приходится воском уши залеплять. Надо эту идею Жириновскому подкинуть: «По шведской стенке шведской семьей к шведскому социализму».

Ну что он ко мне привязался, этот стокгольмский синдром. Никак не забывается. С весны ночи становятся короче, свирепствует бессонница, дающая поучительные сновидения, похожие на урок исторической географии в средней школе. Именно весной снятся тревожные сны, красивые женщины – молодые, одетые (или раздетые) по моде 60-х годов. Приходит в город тепло, наслаждаешься им, и хочется монетизировать эту благодать. Причем в зелени.
Или вот покупаю парную телятину. Рубль килограмм. Радостное возбуждение. Набираю мелочи по карманам. 22 рубля. И еще полтинник. Просыпаюсь… а ведь у меня еще полтысячи с пенсии осталось. Эх! Как раз по нынешним ценам на пару килограммов.

А в июне, с началом белых ночей, прям в День донора, приехал к нам в Россию с неофициальным визитом шведский король Карл, порядковый номер шестнадцатый. Вот оно что! Сон в руку? В ту ли руку, вот вопрос. Никак до меня не дойдет, что и сейчас, во втором тысячелетии не только в сказках бывают короли. Не всех свергли и казнили. Не надо было Николая Второго расстреливать. Поместить в центральную кремлевскую больницу пожизненно. Может, тогда бы и поострили шведский социализм.
Телевидение репортаж о том визите показало. С типично русским радушием встречали главу нейтрального государства граждане моей страны, жители Саратова. Одна женщина выказывает радостное оживление: думала, он в юбочке будет, а он в обычном скромном костюме, как рядовой инженер. Юбочка, надо думать, оттого, что она Швецию со Шотландией спутала, но это не со зла. Могла бы и сказку датского писателя вспомнить, в которой король вообще голый. Дания – это же рядом со Швецией.
Я тоже подивился, какой он милый, обаятельный Карл. Смотрю, улыбаюсь, и, кажется, вот-вот разгадаю загадку стокгольмского синдрома. Ни тут-то было. Загадок не уменьшилось. Что поразило: цвета Государственного флага Швеции – желтый и голубой, как у Украины. Возможно, украинцы были первыми, кто попал под влияние стокгольмского синдрома. Должно быть, тогда, под Полтавой что-то такое произошло, что потом через генную память аукнулось в веках.
Правда, почитай историю подревнее, и не такое вспомнишь. Ведь наши предки в Древней Руси нанимали княжить варяга-скандинава Рюрика. Со всем социальным пакетом.

По другой версии – мы сами и есть варяги. То есть, как я понимаю, и стокгольмский синдром отчасти наша придумка. Хоть стой, хоть падай. Но лучше присядь.
Нет, надо как-то ухитриться уснуть и еще раз и увидеть тот сон. Выпить теплого молока с медом и включить диск АББА. Или встретиться и потолковать с королем Карлом про кораллы, поиграть на кларнете.
Господи, как меня достали эти пустые метания и мечтания! Политика пролазит в сны.
Иной раз хочется проснуться знаменитым. Или на худой конец умереть во сне.