Странная привязанность появилась у Олега. То ли привычка, то ли прихоть, ставшая навязчивой. Даже не появилась, а проявилась, ибо как только Олег осознал ее существование, он вспомнил, что всегда имел ее, затаившуюся до времени где-то в подкорке.
    Он любил запахи.
    Запахи отнюдь не любые, и настолько своеобразные, что узнавший о его ароматических предпочтениях наверняка покрутил бы пальцем у виска.
    Нет, ничего такого, никаких крайностей. Не запахи испражнений, или там немытого человеческого тела, и не тонкие ароматы пряностей, в том числе зашитые фантазией биохимиков в туалетную воду или духи.
    Сугубо синтетические запахи привлекали Олега, некоторые из них. В чем заключались причины неосознанных обонятельных предпочтений, Олег понять не мог. Не мог, и все тут. Потому что любимые им ароматы исходили от очень разных предметов, и с точки зрения эстетической ценности были весьма спорными даже на взгляд смелого толкователя.
    За неимением гаража Олег хранил автомобильные шины, что были не по сезону, прямо у себя дома, на кухне маленькой однокомнатной ячейки. Сложенные друг на друга, они расположились возле батареи, вызывая удивление у гостей.
    Сначала они были в чехлах – объемистых полиэтиленовых пакетах с логотипами шиномонтажной конторы. В очередной период межсезонья, когда всем положено «переобуваться», Олег не надел на них чехлы, и положил так, чернеть нагишом.
    Заходя на кухню, Олег задерживался возле столбика шин, и с наслаждением вдыхал тяжелый и нехарактерный для обычно вдыхаемого состава воздуха запах резины.  Обонятельная память выдавала четкие образы детства - отцовский «москвичонок», «тарзанки» из пористых колбас строительной изоляции. Но не возбуждающая воспоминания сила запаха автомобильной резины бередила душу, заставляла наклоняться, и шумно вдыхать, уткнувшись носом в протектор. Олегу просто нравился сам букет, как ни странным выглядит это слово в отношении резины. Физиологически, своим составом.
    Настоящим раем были магазины, в которых, аккуратно отсортированные по полкам и стеллажам, стояли новенькие разнокалиберные колеса и шины. Свежая резина пахла во сто крат сильнее, сочнее, приятнее. Олег заставал себя за тем, что прогуливался вдоль стеллажей просто так, безо всякой цели, и рефлекторно смеживал веки, отключаясь от созерцания, пытаясь как можно более подробно отразить переживаемый обонятельный опыт.
    Следующим фетишем был стиральный порошок.
    В принципе, Олегу подходил иностранный, типа «Тайда». Однако его зернистость была чрезвычайно мелкой, и пыль залетала в ноздри, раздражая слизистую, заставляя чихать. Лучше всего был наш, отечественный «Миф». Для цветного белья. Его запах, не имеющий никаких природных аналогов и прототипов, был настоящим праздником удовольствия.
    Тайком от жены Олег обосновывался в ванной, заполнял эмалированное ложе тайных наслаждений горячей водой, и погружался в нее, выставив перед лицом коробку. Коробка была идеальным вместилищем порошка, абсолютным, если можно так выразиться, столовым прибором. В отверстие, предусмотрительно обозначенное на коробке пиктограммой с маленькими ножницами и пунктирным контуром, замечательно проходил нос. От сдавливания картонной коробки пальцами в ноздри врывался свежий, совершенно синтетический запах, который невозможно спутать ни с чем на Земле. Чтобы жена не слышала, как мнется картон, Олег включал воду, и полностью отдавался во власть волшебных волн, сказочных эманаций из заветного отверстия в коробке. И чем меньше становилось в коробке порошка – по мере его естественного использования – тем приятнее и удобнее были манипуляции, потому что воздух занимал освободившееся пространство, и поток из отверстия в нос становился мощней. Иногда Олег чихал, и при этом счастливо улыбался. Он нюхал порошок до тех пор, пока нос не начинал заметно зудеть и болеть. У него даже была особая коробка, почти пустая, которую он, вместо того, чтобы выбросить, спрятал под ванной. Когда ничего не подозревавшая жена раскупоривала новый «Миф», Олег всякий раз отсыпал оттуда свежего порошка в свою особую коробку.
    Последним из источников был мазут. С мазутом все было сложней, поскольку в обычном хозяйстве он не применялся. Но когда Олег волей случая оказывался рядом с какой-нибудь стройкой или промышленной площадкой, и вдруг чувствовал, что пахнет мазутом, радости его не было конца.
    Был еще бензин, но его нюхать Олег боялся, потому что, как известно, от бензина едет крыша, и возникает опьянение, от которого дуреешь, и клетки мозга умирают.
    Олег не стремился вызвать у себя опьянение,  - да и можно ли одурманить себя вдыханием запаха стирального порошка? –, не искал галлюцинаций.
    Ему нравились эти запахи. Неживые, по сути, химические.
    Он размышлял над природой своего феномена. На ум, однако, ничего так и не пришло, кроме предположений о каком-нибудь гормональном нарушении, поскольку Олег слышал от кого-то, что, к примеру, беременные в состоянии гормональной перестройки иногда имеют пристрастие к резким запахам или вкусам.
    С гормонами оказалось все в порядке.

    Однажды, выпивая со старым знакомцем Владимиром, Олег рассказал ему о своем причудливом увлечении. Владимир нахмурил осоловевшее лицо, тщась рассудить, что к чему, и изрек:
- Олег, я знаю, что тебе нужно сделать. Тебе нужно установить, что объединяет всю эту ерунду. Понять, что общего между автомобильной резиной, стиральным порошком «Миф для цветного белья» и мазутом. И тогда ты разберешься в самом себе, я так думаю. Может, это все-таки что-то из детства не дает тебе покоя. Что-то в химическом составе всей этой шняги.
- Да я вроде бы пытался, читал, из чего они сделаны. Ну, шины, понятно, - из резины, и точка. А в порошке, если судить по надписи на коробке – какие-то бензоаты, анионы, и прочая дребедень, непонятная несведущему человеку, - произнес Олег, но замолчал, прерванный решительным жестом пьяного приятеля.
- Нет, дружище! Ты неправильно ищешь. Вот ты говоришь: «Ну шины, понятно, из резины». А ты глубже копни. Резина ведь тоже из чего-то делается, не на деревьях же растет! Вот там, во глубине сибирских руд, и ищи этот материал.
- Да с чего ты взял, что это должен быть какой-то материал? Может, это какое-нибудь сложное летучее вещество, которое даже не осознается, просто есть, и все. Ведь в порошке собственно запах издает отдушка, парфюмерный состав, а в резине что – каучук, что ли?
    Владимир неодобрительно покачал головой.
- Олег. Отдушка, хуюшка – это пустое, наносное. Ищи материал. Философский камень, первичную материю. Так сказать, стволовые клетки, - и Владимир многозначительно икнул, дернув плечами.
    Стволовые клетки…Олег задумался, поглаживая твердые грани стакана. Резина, порошок, мазут. Мазут, порошок, резина.  Волк, коза и капуста, черт задери.
- Эврика! – воскликнул в это мгновение Владимир. Олег вздрогнул.
- Эврика, мой друг! Я понял, что их объединяет! Во глубине сибирских руд! Мое подсознание вывело меня на идею.
- И что же?
- Нефть. – заключил Владимир.
    Нефть! Боже, как же он сразу не догадался, идиот! Олег давным-давно читал, что сейчас, в эпоху чрезвычайного развития химической промышленности и биосинтеза, из нефти делают все, что угодно! Действительно, и резина для автопокрышек, и стиральные порошки, и, самое простое – мазут – все это было сделано на основе черного золота! Даже пищевой белок, если верить телепередаче, можно вырастить на нефти. Память услужливо подкинула миф из девяностых, о том, как в одной из лабораторий Института Пищевой промышленности из белка, выращенного на нефтяном субстрате, сделали имитацию черной икры.
    Как это символично! Черная икра из черного золота, крови планеты!
    Все-таки они оказались правы оба. Володя – в том, что есть объединяющее начало, первичная материя, а Олег – в том, что дело вовсе не в конкретной составляющей букета.
Нефть, ну конечно же, нефть, та самая, без которой человеку – конец, из-за которой всюду бушуют войны, и гибнут государства! Нефть, про которую говорят, что она – останки ископаемых животных и растений, а значит – древнейшая из живых материй.
Отбросив предательские ревизионистские мысли о том, что неплохо бы проверить свою догадку у химиков – разве вера проверяется опытом? – Олег твердо решил:
    Он понюхает настоящую, сырую нефть.

    Нафталановая, имеющаяся в аптеках, не годилась. Она проходила несколько этапов очистки, и для понимания мистической сущности первичной нефти была бесполезна. Тем не менее, Олег приобрел пузырек мази по случаю, сказав жене, что заболело горло. Мазать горло этой вязкой дрянью он, конечно, не стал. Зато запах безошибочно свидетельствовал: он на верном пути.

    Олег отправился в Сургут, сказавшись, что едет в командировку. В поезде соседями по купе, по закономерной иронии судьбы, оказались нефтяники – балагуры, пожиравшие водку в неимоверных количествах, заедая разорванной черными мозолистыми пальцами курицей-гриль. «Бери, ешь» - протянули курицу Олегу. Он сначала брезгливо поблагодарил, но, глядя в эти осененные какой-то особенной искрой грубоватые лица, Олег согласился, и остаток времени – почти двое суток пути! – пил со всеми водку, жевал, чавкая без стеснения, и слушал захватывающие и живописные истории о том, что занимало его, и к чему он стремился.
    «Нефтя-а», - растягивал окончание бородатый мужик в трикотажном тельнике, вытирая тыльной стороной ладони куриный жир с лица, - «Сколько я ее на своем веку накачал, матушки родимой, сколько дОбыл», -  глаза его застилала дымка воспоминаний, и присутствующие понимающе молча кивали, передавая друг другу ломаные ломти хлеба и вареные яйца в налипших кусочках скорлупы. И Олег молчал вместе с ними, размышляя о своем, продираясь мечтами сквозь алкогольный туман, представляя, как он окажется возле нефтяной скважины, как та собачка из детской книжки, которая стремилась в Самотлор, точно так же, как он сейчас, а ей противостоял злодейский морок Грум-Бум-Бес из царства Спиешьпей, но верные друзья – Фомка и Атос, вспомнил!  - помогали выбираться из очередной расставленной врагом ловушки…Олег забылся в сумрачном, полном фантазий, сне, и разбудили его уже на станции.

    Путь до нефтяного месторождения оказался не таким уж и далеким, и совсем нетрудным. Сначала автобус, потом – вездесущая «Газель». И – никаких вездеходов, что  в детской книжке.
    А потом Олег увидел вышки.
    Целые шеренги буровых вышек, протянувшиеся на километры, до горизонта. Титанические штанговые насосы мерно раскачивались, как маятник, отбивающий ритм дыхания мира.
От раскинувшегося перед глазами зрелища перехватило дух.
    Олег растерянно шагал без направления, по мерзлому вывороченному грунту, и восхищенно глазел по сторонам.
    Где же она, нефть? Как добраться до нее? Ведь он уже совсем близко! «Где же ты, нефть?!» - мысленно возопил Олег, и подаренная нефтяником в поезде рукавица свалилась с его руки, а он не заметил.
    И нефть ответила.
    Совсем близко, метрах в двухстах от Олега, в небо взметнулся черный фонтан, у подножья которого забегали, суетясь, люди, казавшиеся на его фоне букашками.
    Олег бросился туда, спотыкаясь, хватая ртом холодный, как космический вакуум, сибирский воздух, грохоча бахилами, не замечая ничего вокруг. Кроме бесконечно прекрасного столпа глянцево-черной жидкости, нефтяного Яхве, конечной точки его путешествия за совершенным знанием. Олег бежал так быстро, как только был способен, и насколько позволяла его непривычно тяжелая одежда, а нефтяное облако дразнило его, и внутри его, будто выпущенного тысячей факиров, возникали и изменялись образы, силуэты древних созданий – ящеров и каких-то других, неопознаваемых, и плыли вереницы очертаний гигантских хвощей, пальм и папоротников…Все, что некогда жило и умирало здесь, когда человечества не существовало, воплотилось на этот миг в прощальном параде.

    Протиснувшись через толпу возбужденных людей в оранжевых касках, Олег подбежал к самой буровой площадке, и задрал голову.

    Над ним бесновался нефтяной смерч.
«Нефть…Не-е-е-е-ефть…Я хочу вдохнуть твой аромат, Не-е-ефть…» - шептал Олег, и руки его сами по себе распростерлись в стороны, подобные крыльям готовой рвануть в облака птицы. От частого дыхания на морозе нос потерял чувствительность, и горло саднило.
    Нефть! Я хочу почувствовать твой аромат!
    Как будто повинуясь его призыву, столп неистово бьющей нефти качнулся в сторону, и угрожающе навис над Олегом. Люди с криками разбегались, кто куда. 
    Олег зажмурился.
    Многотонная масса обрушилась на него сверху, сминая собой, дробя и перемалывая кости, заливая рот и легкие, вдавливая глаза в голову, прибивая к земле, смешивая с собой, превращая его молекулы в свои, растворяя в себе без остатка.
    И тогда его ускользающее в нефтяную пелену сознание уловило, расшифровало, узнало и восприяло запах Великой Нефти.

    В сущности, это было нечто среднее между березовой смолой и навозом.

    Последняя его мысль была: «Такова  наша жизнь. То ли нектар небесный, то ли говно, иной раз и не разберешь. И то, что было некогда нектаром, неизбежно превратится в говно. Чтобы на этом говне взрастили чудесное дерево, питающееся соками Земли, и питающее своими соками меня, человека, который всю свою жизнь перерабатывает нектар в говно, и удобряет говном деревья, и только в этом моя ничтожная лепта».