Народа в электричке почти не было. Последняя, хуйли там, ночь уже. Сижу себе, в темное окно на огоньки фтыкаю, пиво пью. На дачу, в общем, еду.
В Девяткино входит мужик бухой в жопень и падает на лавку в соседнее «купе». Сумка у него манерная – «спорт» написано, хорошо хоть без Байарского, эт тогда, кстати, тоже модно было.  Поезд тронулся, мужик на лавку – брык, и отрубилсо. Едем дальше.
Я то на мужика смотрю, то на сумку. В общем, и думать тут нефиг, на своей не вышел, дальше еду – перегон между станциями маленький, асилю как-нибудь.
Эт теперь, чтобы адреналином сибя побаловать, много чего навыдумывали, а тогда – напиться, подраться, чо нить спиздить – вот и весь экстремальный спорт.
Встаю спокойно так, сумку беру – и на выход. Сердце так и бьется, страшно бля….
На платформе – никого.
Электричка – ту-ту, привет!
А сумка тяжеленькая, что-то там есть…
С понтом дела пошел обратно, вдоль железки, по тропинке.
Отошел с километр, решил добычу осмотреть – открыл, а там – ЙОПТ!!!! Мафон ипонский, двух кассетный (тут для тех, кто про Байарского невкурил, пойасню, что дело в середине 80-х происходит). Клад, сакровищо!!!!
Ускорился, ясен пень, дошкандыбал до фазенды. Гляжу – свет горит, есть там кто-то. Сумку под сарай на всякий сныкал, стучу. Опа! Здрасте! Второй раз за вечер подфартило. Открывает Катька, сестрица моя сводная, кобылка семнадцатилетняя – короче дочь новой жены моего папандера от первого брака, сложно, да? А хуйли.
Радости – полные трусы, любезничать начали:
- Ты чо приперся ? – она меня спрашивает.
- А фиг знает,  - отвечаю, а сам в дом прохожу. Смотрю – пацан незнакомый в кресле сидит, и настороженно так на меня смотрит.
- Что за крендель?- Катьку спрашиваю.
- Это мой парень, Саша,- говорит, - А это, мой братец, ну я рассказывала, - это уже ему, знакомит типа…
- Очень приятно,- жопу оторвал, ручонку мне тянет.
- Пошел нахуй,- говорю, - быстро, йопт!
Тот  глазками забегал – то на сестрицу, то на меня, то на дверь.
Немая сцена.
Катька ждет от кавалера подвига, мне просто любопытно, а этот конь педальный все решить не может, Чернышевский бля…
- Пиздуй, - говорю, -  на выход, считаю до трех…
Тут Катька ожила, как давай наезжать: «сам пиздуй…Сашу моего только тронь….и тд».
Ну, я их поднаебал чуть-чуть. Не стал считать. Саше этому в бубен звонко так – на! Тот в кресло обратно плюхнулся…сопля. Промямлил там, «за что…», или в этом роде.
Катька в меня вцепилась, орет чего-то, а я не слышу уже нихуя….Гондона этого за руку поймал, из кресла выдернул, раз - его руку,  за спину, и пня ему ногой в жопу . Полетел сизокрылый, дверь башкой своей тупой распахнул и скрылся «в сгустившейся тьме». Катька своими глазищами чорными сверкнула - и за ним, в ночь, кинулась.
Вздохнул я грустно так, совестливо – опять перед Катькой неудобняк вышел.
Да и хуй с ней.
Достал добычу свою, приныканую, стал разглядывать. Красота! В одном «кармане» кассета вставлена – нажал на плей: « Эх хвост чешу я…» Знакомо? Гы.
Сам в кресло еще теплое уселся, закурил, балдейу….
Покурил.
Пошарилсо по дому.
Папандер всегда «закладки» оставляет, молодчага! Нашел одну – «столичная» ноль пять, с «винтом» - экспортная. Ну думаю, папандер в обиде не будет. Да и на даче появитсо не скоро – закрыли папандера опять на пятеру.
Пригубил полстаканчика, сижу. Тут – опаньки, Катюша! Вернулась, злющая… На меня  ноль, в комнату прошуршала. А мне-то уже хорошо! Общатсо охота, все люди – сестры, все сестры – люди!
- Эй! - кричу, - А Сашенька где?
- Пошел ты в жопу! - будто эхо в ответ.
- И тебя послали на хуй, красавица?
- Идиот!
Так и поговорили. Тут кассета кончилась. Перевернул. А там этот- пинкфлойд. Тра-там та –там.
Катькино табло удивленное из за двери показалось. На мафон уставилась.
- Откуда?
- От верблюда (с)!
- Твой?
- А то…йопт. И гордую рожу такую состроил, как у Байарского.
Но Катька не на морду мою, а на мафон все смотрит. Подошла, потрогала. Стоит, молчит, кукла глупая, как не родная.
Садись, говорю, сестрица, выпей со мной, что ли.
А сам ей в чашку грамм этак сто накапал. Она без эмоций – хлоп. Только поморщилась.
Из ступора вышла, метнулась на кухню. Сразу и закусь нашлась, и еще одна, початая немного бутылка.
Ну и выпили мы еще:
За папандера, чтоб жилось ему легко!
За мамку – чтоб ждала без понтов!
За дружбу!
Просто так накатили.
За удачу!
За дружбу – чтоб не сраться!
Еще раз, уже набрудершафт.
В этот момент приснопамятный Сашенька нарисовался. Поглазел, охуевший, с таких поворотов, на наши довольны рожи. Схватил петушок, забытый, с вешалки и вновь растворился.
А мы как давай ржать. До станции, поди - слышно было.
Я уже Катьку пьяную за плечики приобнимаю, да потискиваю чутка. Она вроде как и не против. Глазки то уже шальные, рот не закрывается. Все щебечет, а я - еще по одной.
И тут вдруг – раз, и затихла. Молчит и в глаза мне смотреть пытается, только у пьяной это не очень то выходит. Наклонилась близко совсем – гипнотизерша, йопт.
- Подари,- томно так, с придыханием ароматным.
Я не понял сразу, - Чего? - спрашиваю.
- Магнитофон. Нафиг он тебе? – и смотрит не моргая.
От неожиданного оборота Катерининых мыслей признаться прихуел. Но только на мгновение.
- Эт мы поглядим, - говорю, - за хорошее поведение и не такое срубить можно.
Она хоть и  дура, конечно, а сечет тему на раз. Улыбнулась, как пишут, «заговорщицки» и на колени ко мне – хлоп. Попкой своей, малолетней, уселась. Руками за шею обвила.
-  А Сашенька не заревнует,- подъебнул я из последних сил.
- Да пошел он, Казел! - вот такие они бабы, послушные бывают…
И как вопьется жарким девичьем ртом. Ой, братцы, скажу я вам, что дальше было – чистый порнофильм, малобюджетный, правда. Кассета уж с пинкфлойдом кончилась давно, а мы  и так, и эдак, и с вывертом… Катька девушка опытная, да еще и с фантазией, как выяснилось. Ну и я старался на уровне быть – старший брат как-никак. Должен учить, так сказать, младшее поколение доброму там, вечному…  Еб ее, а сам балдел от мысли  – вот оно, щастье, простое, человеческое!
К утру притомились, да и протрезвели почти. Она первой спать срубилась, а я покурил еще. Поглядел на ее торчащие из-под одеяла розовые пяточки, на сиськи поглядел. На рожицу ее - во сне довольную. На магнитофон ипонский. Оделся, кинул мафон в сумку. Под пустой батл пятеру положил. И на станцию отправился. На первую электричку.
А там Санек, замерзший в усмерть, сидит. Увидел меня - чуть не обосрался.
- Не ссы,- говорю ему, - ты же брат теперь мой, наверное…
Он вообще припух, глазами хлопает.
- А Катьку ты прально нахуй послал, не пара она тебе, сука, баба продажная….
И в другой конец платформы пошел – не ехать же в Питер вместе с таким мудаком.
Верно?