Сразу после рождения его тайно, под покровом ночи, вывезли из страны. Он даже опомниться  не успел. А все для того, чтобы не будоражить умы общественности. Еще бы – плод любви такого одиозного и бурного романа! Кто тогда, много лет назад, мог предположить, чем закончиться «дружба» гастарбайтера из Северной Кореи, прибывшего в страну спрятавшимся  в ящике с апельсинами, и пожилого артиста бродячего цирка из Северной Африки?

Дитя порока появилось на свет в одном из районных роддомов в обстановке строжайшей секретности. Рожал, естетственно, гастарбайтер, на проверку оказавшийся женщиной. Рожал в одиночной палате с отдельным входом с улицы – чтобы не травмировать психику остальных рожениц. Все входы и выходы контролировались сотрудниками КГБ, а с бригады акушеров была взята подписка о неразглашении до конца жизни. Из них двое – поседели, один – полысел, еще трое спились, не в силах вынести пережитое, а бригадир на следующий день получил обширный инфаркт и ушел из профессии.

У главврача долго дрожали руки, когда товарищи из органов потребовали выписать младенцу свидетельство о рождении.

    - Да как… как я могу?! Это… Это… Это как-то не по-человечески! – шептал главврач.
    - Не сцы, эскулап, глаза боятся  - руки делают! – подбадривали его, как могли, товарищи из органов.

    Главврач принялся заполнять бланк, но запнулся на трех строках – было совершенно не понятно, что писать в графы «Фамилия», «Имя» и «Отчество».
    
    - Напиши туда «ХУЙ» – по букве на графу. Там, за бугром, не поймут, а нам приятно будет. – Предложил убеленный сединами капитан-контрразведчег.

    Эскулап растеряно посмотрел глазами на полковника, старшего в группе.

    - Отставить «ХУЙ»! – Дал команду полковник после непродолжительной паузы и начал размышлять в слух. – Как потом чело… в общем, как он с таким именем и фамилией жить-то среди людей будет?! Назовем его в честь родителей.
    
    После этих слов члены опергруппы все как один посмотрели на полковника широко открытыми глазами, а седовласый капитан даже открыл рот от удивления, изобразив безмолвное «Хуясе!». Тем временем полковник закончил начатую мысль.
    
    - Имя ему будет – Геннадий. Фамилия - Чебурашкин. А отчество… Да хуй с ним, пусть будет Иванович.

    Главврач судорожно сглотнул и быстро вписал данные в свидетельство, стремясь как можно скорее прекратить весь этот кошмар. Седовласый капитан, пораженный боевой смекалкой начальника, смог только развести руками, при этом забыв закрыть рот.

    - Ну, что опять застыл как истукан? Давай, заканчивай. – Полковник строго посмотрел  на главврача.
    - А что писать-то? – растерянно промямлил тот в ответ.
    - Правду! Ты хуле тут сидишь? Шлангуешься, сцуко?! Да ты у меня завтра на урановых рудниках заживо гнить будешь! Пиши как есть. Мать – Чебурашка, отец – Крокодил Гена. Национальность - русский, хуле, какая же еще?!

Да-да, а вы разве не знали, что у Чебурашки и крокодила Гены были дети?! Продукт порочных отношений и тайного сожительства, тщательно скрываемого от чужих, да и от своих глаз (даже Успенский и пионерка Валя были не в курсе). Именно о нем  наше повествование.

Чебурашка на проверку оказалась молодой кореянкой, женщиной лет восемнадцати, а у старика Гены, как выяснилось, в пороховницах залежались порох и ярда, да и эротические сны его уже совершенно замучили. Седина, как говориться, в голову, бес – в ребро.

С ее стороны также присутствовал меркантильный интерес – крокодил имел от Госцирка комнату в московской коммуналке, в которой можно было прописаться. А за самого него можно было выйти замуж, что открывало прямую дорогу к получению гражданства.

Вот на этой почве и соединилось «что-то не слишком твердое с чем-то не слишком мягким», и пошли клочки по закоулочкам! Как только появлялась свободная минута, они уединялись в крокодилиной коммунальной комнатенке и предавались своим похотливым фантазиям. Все это каждый раз делалось с бурным звуковым сопровождением, да таким, что как только все стихало, соседи, как в том анекдоте, все как один выходили на балкон, чтобы вдумчиво покурить. Если раньше оргии происходили преимущественно по вечерам и ночам, то со временем и Чебурашка и Гена потеряли всякий стыд и стали устраивать их днем, когда дети из школы приходят. А детям – палец в рот не клади! Сразу начала возникать масса вопросов с их стороны, типа, а что там и как… Ну, взрослые есть взрослые – врали как могли. Мол, репетируют новый номер, готовят эстрадную программу… Вот, что называется, и допизделись…

Крокодил оказался знатным ретроградом – про контрацептивы в целом и презервативы в частности был ни сном, ни духом. Чебурашка тоже не далеко от него ушла – какие нах контрацептивы в Северной Корее, где люди последний хуй без соли доедают?!

Правда, без доброхотов не обошлось. Нашлись сознательные люди, нашлись! Сообщили, куда надо. Так, мол, и так, зеленый гражданин, ходит в шляпе, пиджаке, но без штанов и каждый день в своей комнатенке пялит до посинения  какую-то армянку (ну, откуда им было знать, что это Чебурашка, подумаешь, волосатая слегка). Быть беде! Органы отреагировали незамедлительно – установили слежку, прослушивающую и просматривающую аппаратуру.

Чем все закончилось – вам уже известно.

Однако вернемся в роддом. Как только все документы были готовы, полковник отдал команду капитану.
    - Так, теперь бери документы, этого…э-э-э… Геннадия… и песдуй в аэропорт – отвезешь его в Албанию.

    Степень ахуевания заслуженного ветерана от услышанного еще больше усилилась.
    
    - Как в Албанию?! Почему в Албанию?!

     «Я тебе сейчас так вставлю за обсуждение приказов, что ты мне прямо здесь еще две чебурашки родишь» – Подумал про себя полковник, однако, учитывая нестандартность ситуации, делать этого не стал.
    - Чего тебе не понятно? Мать – кореянка, отец – африкан. Вот чтобы никому не было обидно, поедет куда-нибудь посередине. В Албанию.

    Железная логика полковника выветрила из капитана остатки сомнений, и он со скоростью пули подорвался в аэропорт.

    Полковник, выпроводив капитана, сразу обрел хорошее расположение духа и повернулся к главврачу, чтобы немножко пошутить.

    - Так, бля… Что с тобой-то нам делать? Расстрелять? – Полковник вопрошающе повернулся к оставшимся товарищам, стоявшим за его спиной.

    Главврач позеленел и сполз со стула на пол.

    - Ну, не сцы, не сцы, - принялся успокаивать его полковник, - Ты вот что, эскулап… лучше, давай, уходи…
    
    В глазах эскулапа застыл вопрос.

    - … в монастырь.

Долго главврача упрашивать не пришлось – через пару часов он уже был пострижен в монахи и принял обет молчания.

Тем временем, капитан прилетел в Албанию и на посольской машине удалился в бескрайние албанские поля, где и оставил новорожденного Геннадия. Едва вернувшись обратно в автомобиль, он сразу накатил два стакана беленькой и попытался расслабиться. Машина умчала его обратно в аэропорт, а Чебурашкин так и остался лежать в поле.

Было темно, и капитан особо не видел, куда сбагрил бедолагу. Когда взошло солнце, выяснилось, что поле было маковым. В нем-то Геннадий и провел первые в своей жизни тридцать лет и три года. Что он там жрал, носил и где спал – история умалчивает, но очевидцы утверждают, что однажды в одной из центральных албанских газет вышла заметка о «мальчике, воспитанном маками».

Ну, хуле, по всей видимости те самые маки и научили его и албанскому языку, и албанской письменности и еще много чему, включая врожденную албанскую хитрожопость. А поскольку албанский язык чем-то похож на русский, Геннадию не составило труда прочитать оставленные при нем бумаги. Из них он узнал, что зовут его Геннадий Иванович Чебурашкин, что родился он в РСФСР, и что лет-то ему, в принципе, уже дохуя – целых тридцать три года.

С момента этого чудесного открытия в нем начала нарастать тяга к Родине, и в один прекрасный момент он послал маковое поле нахуй вместе со всеми албанцами и пошел в РСФСР. Маки его поначалу за такое безобразие направили в песду, но потом оттаяли – сердце-то не камень! Собрали ему узелок – ну, там, хуйни всякой докучи – семян, соломки, молочка и денег на дорогу.

Большого труда перейти российско-албанскую границу Чебурашкину не составило – безвизовый режим, хуле… А там и до Москвы рукой подать – всего три дня на оленях ехать.

И вот, как говорил классик, в один прекрасный день в Москву со стороны Албании вошел  импозантный джентельмен албанской наружности. Лицо его было слегка вытянутым и имело светло зеленый оттенок. Все тело было густо покрыто волосами, которые пробивались сквозь гавайскую рубашку и вытянутые на коленках выцветшие темно-синие треники. На ногах находились поношенные сандалии, а на голове – внушительных размеров волосатые же уши (наследственность, хуле). Поверх ушей была важно расположена шляпа – пирожок  с двумя полужопиями в мелкую дырочку, которая выгодно подчеркивала серьезность его устремлений.

Геннадий озирался на Москву и сильно хотел есть. Шутка ли – с самой Албании ничего во рту не было. А где пожрать можно сообразить? Правильно – на рынке. Его в первую очередь и собрался посетить наш герой, вступив в новую жизнь.

Путь его пролегал мимо магазина с большими окнами, в которых продавались телевизоры. Чебурашкин раньше подобного ничего не видел (ну где там, у маков, можно дуроскоп найти), поэтому решил зайти и познакомиться с этим чудом техники поближе. Хуй его знает, может понадобится в новой жизни.

Он уверенно перешагнул порог, но то, что показывалось на всех экранах, заставило его замереть и задержать дыхание – по дуроскопам гоняли музыкальный клип.

- Ради тебя-а, провожать и встречать поезда-а… Ради тебя-а…, - надрывался из-за экрана томно развалившийся на диване человек в кожаных штанах и шубе с пушистым воротником.

Чебурашкин обомлел. «Какие пухлые губы, какой чувственный, порочный рот, какой вызывающий вздернутый носик и какие, наконец, роскошные волосы» - пробежало у него в мозгу.

- Ради тебя-а…, - Интимно сообщал артист, призывно прищуривая глаза и запрокидывая голову - … звезды-ы с неба пада-ют… Ради тебя-а…

«Сиськи только подкачали… Ну да ладно, откормим квашеной капустой, подрастут. А так - чудо, что за женщина. Мечта поэта…» - обдумывал планы на ближайшее будущее Чебурашкин, окончательно и бесповоротно запав на бесполое существо.

В дуроскопе, как вы, наверное, уже поняли, выступал Сережка Зверев, но нашему герою это было неведомо. Да в наше время вообще нихуя не поймешь – где баба, а где мужик, что уж говорить про албанского туриста.

Выйдя из сладостного оцепенения Геннадий продолжил свой путь к рынку, мысленно предвкушая встречу с новообразовавшимся предметом обожания. «Ишь ты, сладенькая какая…» – шептал он себе под нос, предвкушая, чем можно заняться с предметом обожания в интимной обстановке.

Рынок оказался на удивление необъятных размеров. Такое изобилие Чебурашкин увидел первый раз в жизни. Немного освоившись, он обратился к азеру, торговавшему овощами.

    - Слышь, тут пожрать где можно?
    
Азер оценивающе посмотрел на оппонента и изрек.

    - Чем расплачиваться думаешь, кочевнег?

Чебурашкин безмолвно продемонстрировал содержимое узелка.

    - Еба-а-ать, - выдавил из себя азер и сразу заторопился – Ну, пойдем, пойдем скорее, наступим на стаканы!

    - Какие ф песду стаканы? – Удивился Чебурашкин. – Я жрать хочу как из ружья!

    - А ты, как я погляжу, сообразительный, - сыпал комплиментами азер, - ну, идем, идем. Не сцы, все заибок будет.

    Азер завел Геннадия в какое-то полуподвальное помещение. Из трех валявшихся там пустых ящиков из-под овощей он умело сообразил стол и два стула. На импровизированный стол легла ажурная скатерть – разворот Спид-Инфо, на которую были помещены бутылка самогона, зачерствевший кирпич серого хлеба, банка консервов «Бычки в томате» и четыре крупных головки репчатого лука.
    
    - Ну, голован, давай, подсаживайся, щяс на стаканы будем наступать, - азер сделал призывный жест рукой, достав откуда-то два граненых стопаря.

Наполнив стопари до краев самогоном, он один придвинул Чебурашкину, второй взял руки и произнес тост:
    - Будем знакомы! – после чего опрокинул содержимое стакана к себе в рот. Его примеру последовал и Чебурашкин.

    - Хуясе у тебя яд! – сказал он отдышавшись. – Сам гнал?
    - Да куда там, ключница делала… - заскромничал азер. Тебя как зовут?
    - Геннадий.
    - А меня – Николай. Будем знакомы! – азер по-хозяйски ошкурил одну луковицу, откусил четверть, осмыслено пожевал и продолжил знакомство. – Откуда будешь?
    - Из Албании.
    - Еба-а-ать! – выкатил глаза Колян. – Земляк! Я тоже из Албании! Ты там откуда, где жил?
    - Да я, это, с маками я жил…

    Они хлопнули по второй, а потом – по третьей.     Общение продолжалось и отношения становились все более близкими и теплыми.
    
    - Бля, бабу тут встретил – ажпесдетц! – разоткровенничился  Чебурашкин. – Богиня!
    - Уже сожительствуешь?
    - Собираюсь… Сожительствовать – деньги нужны. И хата – где, под кустом, что ли, отношения строить?
    - Логично. – согласился новоиспеченный албанец Коля. - А у тебя, как я погляжу, ни денег, ни хаты?
    - Глазастый ты, сцуко… - зло посмотрел на земляка Геннадий.
    - Да ты не кипятись, не кипятись, - начал успокаивать его Колян. Тема тут есть одна – можно и бабаров поднять и хату за один раз.
    - Да ладно, песдишь – не поверил ему Чебурашкин.
    - Я тебе как на духу говорю, - дожевывая луковицу учил Колян. - На телевидении программа есть, называется Дом-2. Так вот, там победителю хату отдают, а до хаты еще периодически рубли оттопыривают.
    - А в чем смысл? – Чебурашкин разволновался от маячавшего впереди решения проблемы и ебнул еще один стакашок.
    - Смысл прост, я пару раз видел. Там десятка два прощелыг и тунеядцев мужского и женского пола строят типа отношения, а проще говоря, – Содом и Гоморею. Условие одно – держать себя в руках и соблюдать постоянство. Если удастся в этом убедить ведущих, тогда все, песдецт, можешь получать ключи от дома. Правда, на двоих с бабой, которой присовывать будешь. Дом, кстати, эти самые ебланы строят. Так что, еще и качество проконтролировать сможешь, чтоб какой хуйни там не построили.

Чебурашкин задумался. «Ну, сам процесс выглядит привлекательным» - рассуждал он в уме – «А бабу потом можно потерять и выписать нах. В крайнем случае - продам свою половину и займусь личной жизнь».

    - Короче, давай, адресок, надо будет сходить записаться.

Чебурашкин ебнул еще один стакашок и уверено откусил половину луковицы. Жизнь налаживалась.
    
(с) Самый умный, што ле?