Командор Моло медленно выходил из принудительного анабиоза. Процедура сама по себе неприятная, и каждый, кто хоть раз её испытал, сразу согласится. Но сегодня особенно раздражало мерзопакостное послевкусие металла - эти сволочи вставили медную капу, чтобы не откусил язык, находясь без сознания. Как будто нет пластмассовых. Командор подождал минуту, ожидая звуков шагов, но ничего не услышал, кроме надсадного гула кондиционера. С трудом ворочая опухшим языком, он выплюнул затычку кверху. Та больно ударила его по лбу, отскочила на пол и громко зазвенела, когда докатилась до урны у входа в отсек.
 
  -- Ненавижу. Ненавижу! Не-на-ви-жу!!! - проорал он в адрес святой Эрмионии, которая давно должна была бы уже принести воды и помочь ему снять герметический костюм для процедур анабиоза.
  -- Я вас всех ненавижу!! Всех! Всех. Всех, - добавил Моло, вспомнив и о других членах команды космического корабля, - последнее слово он уже произнес шепотом.
 
  Он слегка опасался главного штурмана, мало ли, вдруг услышит; а там и до по ударов по лицу недалеко.
 
  Командор неловко присел на металлическом подносе анабиозной капсулы. Связанные рукава не давали возможности сесть прямо. Внизу живота противно булькал переполненный памперс. Никто не приходил.
 
  Он еще раз крикнул о помощи. Извиваясь ужом на узком подносе, он попробовал сползти со стола, но сразу спрыгнуть не удалось. Костюм зацепился и повис на пластмассовом бортике. Памперс разорвался от всей этой процедуры, и противная холодная струйка потекла вниз по ногам. По скорости течения жидкости, Моло догадался, что он проспал весь старт и включение разгонной пушки.
 
  -- Немножко жаль, что не увидел растянутых гипергравитацией рож, - громко сказал он сам себе вслух, как бы проверяя голосовые связки, - но ничего, по прилету все увижу.
 
  Он еще раз дернулся, и кокон костюма соскользнул вниз. И очень неудачно: Моло побалансировал полсекунды на цыпочках и упал навзничь, больно ударившись затылком о свое бывшее ложе. Сознание снова покинуло звездолетчика.
 
  Он очнулся увидев перед собой знакомое лицо святой Эрмионии. Та обматывала его голову бинтом. Рядом стоял таз, полный окровавленных тампонов. Moло потрогал свою голову рукой и почувствовал страшную боль.
 
  -- Что же вы, опять так неловко. Скоро вся голова у вас будет в швах.
  -- Что вы такое говорите, святая Эрмиония! Я вышел из анабиоза, а вы ко мне не пришли вовремя.
  -- Да уж, не смогла. Внучка мне позвонила, а я как зацеплюся с нею языком...
  -- Зацеплюсь, - не удержался командор от того, чтобы поправить старую каргу.
  -- Да уж простите. Вы у нас тута самый грамотный. Меня мать, как привела сюды первый раз, так я вот скоро пятьдесят лет здеся.
 
  Командор усмехнулся глупости старухи, и одновременно скривился от ее противных речевых ошибок.
 
  -- Да ты что, Эрмиония, мы же летим!
  -- Летим, летим. Да все никак не долетим. Я уж и пенсию ждать устала.
  -- Туда, куда летим, пенсия будет не нужна.
  -- Вы правы, Сережа, - неожиданно согласилась старуха, - я, наверное, помру, не дождавшеся. Ложитеся тут. Я пока теплой водички тазик принесу. Надо бы помыть вас.
 
  Командор закрыл глаза и вспомнил тот день, когда ему впервые позвонили чужие. Моло тогда еще был Серегой Молитским, простым фантастом из Коломны. Чужие позвонили прямо в голову.
 
  Все началось примерно в пять вечера на седьмой день празднования дня его рождения. Он полез к своей жене, святой Агнессе, чтобы выбить из нее на пузырь опохмелиться. А та возьми - дура и уйди к своей закадычнице, кривоногой Егоровой. Серега помаялся один, порылся среди гнилья в пустом холодильнике и пошел к жениной подружке за своей святой Агнессой. Он постучался, но ему не открыли. Серега послушал, как они там шуршали за дверью, выкурил заначенный со вчерашнего бычок, который оставил ему Илюха, и поплелся домой. По дороге он разглядывал урны и потайные места, в надежде, что какой-нибудь дурак потерял кошелек, в котором будет на пару пива. И в этот момент они позвонили.
 
  Звонок больно ударил где-то внутри головы справа от левого уха. Серега мысленно взял трубку и услышал голос:
 
  -- Командор Моло! - обратился к нему неизвестный.
  -- Я не командор, - жалобно пробормотал Серега, - я домой иду...
  -- Командор, - повторил невидимый голос, - я призываю вас принять на себя управление нашим кораблем.
  -- Каким кораблем, - уже громко произнес будущий пилот, - Я не знаю, о чем вы говорите.
  -- Мы выбрали вас, командор, как самого лучшего. Как самого способного преодолеть все трудности. Вы готовы принять свой новый пост?
 
  Хотя сила воли была подавлена многодневным алкоголем, Серега нашел в себе силы ответить:
 
  -- Нет, я не смогу этого сделать, пока я вас не увижу!
 
  Разговор происходил на загаженной остановке четвертого трамвая у станции Голутвин Московско-Рязанской железной дороги. Ожидающие пенсионеры и безлошадная молодежь затихли и стали приветственно и сочувственно кивать полупьяному забулдыге, что мол, допился до белки. Но когда маленькая девочка сказала маме: "Это у него такой сотовый телефон в ухе!", то обыватели сразу потеряли интерес, и начали новую тему про зажравшихся гадов, которые продолжают обворовывать народ. Серега хотел объяснить им, что с ним разговаривают пришельцы, но голос в голове приказал хранить тайну.
 
  -- Только тайна поможет вам, командор, спасти этих несчастных! Идите домой, вы все увидите!
 
  Серега мотнул башкой в знак согласия и поплелся в сторону проспекта 60-летия октября, так как денег на проезд у него не было. Ужасно хотелось зайти в пивную; ему даже почудилось, как кто-то оставил полкружки, и он к ней подходит и пьет.
 
  Серега очнулся от грез воспоминаний. Святая Эрмиония пришла с тазом и стала распеленывать звездолетчика. Остро завоняло продуктами метаболизма. Старуха давно потеряла обоняние. А видела за долгую работу и не такое. Она намочила тряпку и легонько стала обмывать командора. Серега понял, что его экипаж экономит воду, и внутренне улыбнулся за своих молодцов. Он опять задремал, убаюкиваемый мягкими руками Эрмионии.
 
  Когда в тот самый первый день он дотащился до дому, то увидел там святую Агнессу. Та складывала свои вещи в большую картонную коробку. Кстати, святыми Серега называл всех, кто делал ему что-то бесплатно.
 
  -- Святая Агнесса, жена моя, что вы делаете, - как ни в чем не бывало, обратился он к ней.
  -- Сергей, я ухожу. Я так больше не могу. Ты пьешь так, как никто из известных мне людей.
  -- Но святая Агнесса...
  -- Не называй меня так. Я просто Лена. Я не святая. Я несчастная дура, которая полюбила графомана, который все пропил. Даже меня, - добавила она, нырнув лицом в коробку.
  -- Я тебя не пропивал, это ложь! Почему ты уходишь? Я говорю тебе, что все изменилось, я услышал голос!
 
  Что-то больно ударило его по затылку, и он услышал внутри головы:
 
  -- Ш-ш-ш... Командор, опомнитесь. Тайна распространяется на всех до самой погрузки на корабль!
  -- И на нее? - спросил он вслух
  -- И на нее. Пусть уходит! - голос отключился электрическим щелчком.
 
  Лена вынырнула из коробки.
 
  -- С кем ты там разговариваешь?
  -- Не твое дело. Хочешь уходить, - уходи. Будь ты проклята. Ты больше не святая. Ты просто Прохорова Ленка.
  -- Ты просто сдохнешь скоро. От пьянства и от злости.
 
  Он замер на секунду и уже подумал в ее сторону:
 
  -- А могла бы быть женой командора!
  -- Вы - настоящий командор! - откликнулся голос восхищенным тоном.
 
  Несмотря на решающее значение данной беседы, очень захотелось в сортир. Серега попытался сделать кругом по-военному, но повернулся аж на 270 градусов из-за высокой инерции и остаточного опьянения. В туалете он засунул руку в сливной бачок в надежде найти заначку. Было пусто.
 
  -- Лучше ищи, - сказал ему новый незнакомый голос изнутри головы.
  -- Это опять вы? - спросил он в ответ
  -- Нет, это ты сам. Они, первые, позвонят, когда она уйдет.
  -- Не понял.
  -- С тобой говорит будущий ты, командор Моло!
  -- Ты со мной говоришь фром зе фьючер? - Серега решил удивить себя самого знанием иностранных языков.
  -- Фром зе фьючер. А заначка у тебя лежит в другом месте. Ленка нашла твой пузырь в бачке и перепрятала под ванну.
  -- Спасибо, брат!
  -- Называй меня командор Моло!
  -- Можно еще вопрос?
  -- Валяй
  -- А когда я стану тобой?
  -- Когда попадешь на корабль!
 
  Он достал початую бутылку паленой водки из-под ванны и залпом допил ее. Приятная теплота пошла по всем органам, и он стал засыпать уже во сне. Последнее, что вспомнилось, как голос командора сказал:
 
  -- Добровольный анабиоз очень полезен в процессе подготовки к полету.
 
  Святая Эрмиония нечаянно задела его голову, и командор очнулся от двойного сна. Процедура омовения его тела почти закончилась. Краем глаза, он заметил, как младший юнга занес новую фланелевую форму.
 
  -- Все-таки здорово у них все продумано, - подумал он о пришельцах, - главное комфорт при перелете. И тебе гравитация, и омовение, хоть и с экономией воды, и фланель. Главное, чтобы было удобно!
 
  Он вытянулся на кушетке и приказал:
 
  -- Святая Эрмиония, когда мы закончим, пришлите мне штурмана!
  -- Есть, командор, - почему-то рассмеялась хамка в ответ на команду.
 
  Командор решил пропустить усмешку мимо ушей, поскольку еще нуждался в помощи. Она помогла одеть ему трусы. Форму командор надел сам.
 
  -- Можете идти, - сказал он святой Эрмионии тоном приказа, - не забудьте закрыть за собою дверь и позвать того, о ком я только что упомянул.
  -- Есть, мой господин!
 
  Командор Моло решил, что это уже через борт, и все же придется наказать ее.
 
  -- Я лишаю вас звания святая!
  -- За что? - это чертова кукла даже не понимала своих ошибок.
  -- Я после вам объясню. Пока подумайте сами. А сейчас пришлите мне штурмана.
 
  Эрмиония вышла. Командор сел спиной к двери на холодный железный стул. Он не любил этого навигатора, который себя называл штурманом. Он не успел снять его с полета, и теперь ничего уже сделать нельзя до самой посадки. "Зря я сорвался перед стартом", - подумал он про себя.
 
  Он прикрыл глаза, вспоминая свою вспышку гнева. Это было незадолго до старта. "Кстати, надо бы не забыть спросить штурмана далеко ли мы улетели от Земли", - подумал он. "Как же это я не сдержался", - вернулся он к своим мыслям.
 
  Когда он уже был в карантине, а это было после первого тренировочного анабиоза, к нему пришла святая Агнесса. Ленка появилась на экране монитора. Вся какая-то испуганная и одновременно виноватая. Командор молча слушал ее всхлипывания и невнятную речь, но потом не выдержал и спросил:
 
  -- Агнесса, что вам угодно?
  -- Сережа, - запричитала она, - Сереженька мой, прости меня. Я выхожу замуж!
  -- Агнесса, - ответил он ей спокойно, как ему показалось, - вы свободны, и можете поступать, как пожелаете. Но знайте, что я теперь командор, и...
  -- Нет-нет-нет, - перебила она. Ты просто отдохни здесь.
  -- О чем вы, барышня. Мы отправляемся в открытый космос буквально на днях.
  -- Ладно, говори что хочешь, но можно я буду приходить к тебе, - произнесла она очередную несуразицу.
  -- Милочка, - иронично хохотнул командор, - да мы ведь не сможем переговариваться. Еще не придумали таких средств коммуникации, чтобы можно было переговариваться с кораблем, летящим с околосветовой скоростью!
  -- Я попробую, - не согласилась глупая бывшая жена.
  -- Ну, пробуй, черт с тобой. Кстати, а кто твой новый избранник? Это я просто так для интереса, - поправился он, слегка кашлянув.
  -- Илья Земляникин, - почти шепотом произнесла неверная.
  -- Кто-кто??? Этот гад Илюха из соседнего подъезда?
 
  Огонь злости застил глаза командора, и он швырнул кружкой, оказавшейся некстати под рукой, прямо в экран монитора. Телевизор взорвался яркой бомбой. Последнее, что командор помнил, это как его несли в анабиозный отсек и укладывали в капсулу. Еще помнил лицо штурмана.
 
  -- И сейчас он придет, - сказал Серега вслух, возвращаясь в настоящее время.
 
  Действительно, дверь дернулась, и на пороге оказался штурман. Отвратительная козлиная бородка. Грязная форма. Из верхнего кармана торчит обгрызенный карандаш.
 
  -- Штурман, - командор решил не задавать вопросов о полете, чтобы не унижаться перед этим ничтожеством, - а кто ведет бортовой журнал?
  -- Никто, командор Моло!
 
  "Что за подонки у меня все тут. И этот тоже не рад моему назначению", - со злостью подумал командор, оценив кривую улыбку своего главного навигатора. Серега холодно оглядел его с ног до головы. Штурман был явно из тех, про которых командор думал, что такие уже давно все эмигрировали.
 
  -- Принесите мне журнал, я буду вести его.
  -- Есть! Какие еще будут указания?
  -- Штурман, не ерничайте, - командор решил поставить засранца на место, - скажите мне, как долго я был в анабиозе?
  -- Если с учетом частичных выходов из сумеречного состояния, - штурман обожал плести чушь с ученым видом, - что-то около пяти месяцев...
  -- Почему так долго?
  -- Такой порядок в ЦПБ после нервного срыва.
 
  "ЦПБ - это, скорее всего, Центральный пульт боеготовности"
 
  -- Ладно, тащите журнал, потом договорим. Главное помните, я хочу быть вашим другом. Во всяком случае, в течение нашего полета.
  -- Хорошо, командор Моло. Это принесет Эрмиония.
  -- Ладно, раз вам некогда, - съязвил командор, оставляя за собой последнее слово.
 
  Через полчаса бывшая святая Эрмиония принесла прошитую тетрадку и карандаш. Моло сел за стол и написал первую фразу:
 
  "Корабль командора Моло несся по бескрайним просторам Вселенной. Вся команда лежала в анабиозе. Командор лежал в другом помещении".
 
  -- Жизнь интереснее любой фантастики, - подумал он вслух, вспоминая, как оказался на корабле.
 
  Тогда в ванной, когда он очнулся от добровольного анабиоза, то увидел перед собой зеленого инопланетянина.
 
  -- Вы хотели нас увидеть, командор, - обратился к нему полупрозрачный уродец; его голос, шел по-прежнему изнутри Серегиной головы.
  -- Да, хотел, - сказал Молитский и потянулся вперед, чтобы коснуться пришельца.
  -- Трогайте сколько хотите, вы видите голограмму. Я физически нахожусь на спутнике звезды Тау в созвездии Кита. Это мое изображение.
 
  Рука и вправду прошла насквозь.
 
  -- Командор, вам нужно взять на себя управление кораблем, - продолжил зеленый.
  -- А как я окажусь на Тау.
  -- Вы не поняли. Корабль на земле. Вам нужно приехать в Москву и улететь на нем оттуда.
  -- А где он в Москве? - шершавый язык едва ворочался.
  -- У платформы Москва-Сортировочная-Рязанская.
  -- Я хорошо знаю это место. Где это там?
  -- Около склада, из которого вы с Земляникиным украли мешок с сахаром.
 
  Серега покраснел, вспоминая позор и избиения охранников, после того, как их поймали с поличным.
 
  -- Не волнуйтесь, я буду вести вас всю дорогу. Вам только нужно привести себя в порядок перед полетом и одеться, как полагается.
  -- А как полагается?
  -- Командор, вы же видели фильмы про звездные войны. Оденетесь, как того требует участие в Галактическом совете.
  -- А где я найду деньги для этого?
 
  Зеленый человечек исчез, не ответив.
 
  Сереге пришел в голову гениальный план. Он открыл ящик стола и достал ордер на квартиру. Через час он уже был в риэлторской. Через два он купил себе костюм капитана Соло. Ящик водки покупатели его хаты привезли прямо на дом. Те как-то быстро напились, а командор Моло все ждал, когда вернется голограмма. Новый зеленый друг появился и призывно замахал плавником после того, как Серега выпил седьмой подряд тост за свое здоровье.
 
  Командор попрощался навсегда со своими новыми знакомыми и пошел к станции, прижимая к груди сумку с бутылками. Пришелец быстро скользил впереди. Они успели на последнюю электричку до Казанского. Его голографический попутчик порекомендовал еще раз добровольный анабиоз, за что Серега отблагодарил его вслух. Зеленый прижал руку к месту, где у людей бывает рот, и попросил разговаривать только мысленно.
 
  Они приехали уже поздно ночью. Серега вышел из анабиоза около Воскресенска. Потом слегка проблевался в тамбуре, улыбаясь пришельцу и радуясь за свою миссию. Он выпал из вагона прямо на рельсы платформы Москвы Сортировочной. Когда пришел в себя, то понял, что оказался в ракете. Белый яркий свет, мягкие стены, чтобы было не больно в невесомости биться о них. Перед тем как вырубиться, Серега услышал уже знакомый собственный голос командора, который сообщил ему, что они, наконец, соединились.
 
  Дверь отсека снова громко щелкнула, разбудив командора от грез воспоминаний. В проём двери заглянула Эрмиония и сказала, чтобы он приготовился. К нему пришли.
 
  -- Никто на корабле появиться не может. Не болтайте глупостей. Мы же в полете...
 
  Дверь открылась, и вошла мать. Сначала он подумал, что друзья решили побаловать его голограммой, но когда командор задел ее, то у него подкосились ноги.
 
  -- Мы же в полете... - со стоном простонал Моло.
  -- В каком полете? Мы дома, в Москве!
  -- Что, мы не летим?
  -- Нет-нет. Все в порядке.
  -- Вы меня обманули. Вы мне не дали улететь.
  -- Сережа, ты в больнице. Тебя еще немного полечат, и все снова будет хорошо. Ничего, что ты продал квартиру. Будешь теперь жить у меня.
 
  Командор бросился на кушетку и завыл.
 
  Когда мать ушла, Анатолий Викторович Шерман выписал больному Молитскому тройной аминазин и попросил Эрмионию Павлиновну посидеть с больным, пока не уснет.
 
  -- Наденьте памперс ему, и, пожалуйста, будьте рядом, когда придет в себя. Я не могу переносить эту вонь.
 
  Уже поздно вечером, включая зажигание своего старого Опеля, доктор вспомнил в очередной раз запретную мысль: "Был бы он собакой, уже бы давно усыпили".
 
  2007