Если бы я стал рок-звездой
Я затмил бы небо
И, страдая от одиночества,
Открыл бы научный метод
Три источника творчества:
Пьянство,
  Пьянство,
Пьянство!
О, буги-вуги-рок-н-ролл!
---
гр. «Крематорий»

Первая часть находится здесь: http://www.udaff.com/creo/65510.html, хотя вполне можно обойтись и без неё….

Взвизгнули шасси. Самолёт затрясло мелкой дрожью, загорелись предупреждающие надписи с призывом сеть на места, и пристегнуть ремни безопасности. Завыли тормозные двигатели, и ТУ-154 подкатил к пассажирскому терминалу.
“Наш самолёт произвёл посадку в аэропорту города Дюссельдорф. Счастливого Вам пути!” – сказал динамик голосом стюардессы, и компания пассажиров повалила на выход, стремясь поскорее покинуть прокуренный салон самолёта.

Компания в салоне подобралась забавная.
Вообще-то этим рейсом должна была лететь студенческая рок-команда на международный фестиваль, проводимый администрацией города Эссен в честь городов-побратимов. То есть – мы.
Но – как это обычно бывает в России, состав рок-группы был доукомплектован народом, имеющим к музыке весьма отдалённое отношение. Проще говоря – роднёй и друзьями чиновников городской администрации.

Итак, с нами летела пара бизнесменов с Нижегородской Ярмарки с целью отжечь в Германии под видом налаживания деловых связей с бизнес-кругами Эссена. Также была абсолютно непонятно каким боком примазавшаяся личность по имени тётя Таня – бабенция лет 45 с томным взглядом из-под густо накрашенных бровей. Поговаривали, что эта тётя действительно приходится тётей кому-то из мэрии.
Летел гламурный чувак из консерватории, имеющий примерно такое же отношение к року, как Николай Басков к блэк-рэпу, и, конечно же, была Лёля Кочеткова из администрации, благодаря которой мы, собственно, и попали в эту авантюру.

В полёте было весело. Рейс был заказным и предназначался для перевозки членов администрации, членов семей членов, знакомых членов и членов знакомых членов, а также прочих личностей с горы, имеющих прямое либо косвенное отношение к власти.
В салоне можно было бухать, курить и выражаться матом, так как летели мы одни.

Мат, правда, не очень приветствовался, так как в салоне находились дамы. Известно, что любая интеллигентная женщина, даже если она сношается ёршиком для чистки посуды, берёт в рот по самые гланды, и злобно трахается в задницу, слыша как хуй называют хуем, получает культурный шок, морщит нос, и делает сложное лицо, словно монашка, впервые получившая предложение лишиться анальной девственности.

Правда, двух ухарей с Ярмарки такие условности особо не волновали и они, в лучших традициях конкретных бизнес-поцонов начала 90х, не сильно стесняясь в выражениях, рассуждали о высоком. К примеру, как лучше обналичить деньги, полученные за поставку мазута, обменянного на лес, который – в свою очередь – получен за некондиционный кирпич, спёртый где-то в районе Хабаровска.

Итак, наш самолёт приземлился на немецкой земле. На дворе стоял 1993-й год. Только что произошло объединение Германии, развалился СССР, и через Европейские границы ещё не успел хлынуть грязный поток “четвёртой волны” иммиграции.
Путешествовать в составе официальной делегации – это, скажу я Вам, сплошное удовольствие. Таможню мы одолели, словно спринтер стометровку. Без утомительных процедур паспортного контроля и проверки багажа. Прямо в здании аэропорта у нас собрали загранпаспорта, тут же проставили отметки о прибытии, и выпустили на волю. Ну, здравствуй, буржляндия!

Встречающий – высокий очкастый немец, похожий на Жака Паганеля из «Детей Капитана Гранта», что-то активно лопоча по-немецки, быстро рассовал всю компанию в два минивэна, и нас повезли в Эссен.
Получилось так, что вся рок-банда оказалась в одной машине, а гоп-компания из администрации – в другой. Тощий немец уселся вместе с нами.
В дороге он без устали болтал, тыча пальцем в окно, и восторженно размахивал руками, обращаясь по очереди к каждому из нас. Так как немецкого никто не знал, то отвечали ему по-русски и английски, дополняя ответы жестикуляцией. Тот кивал с умным видом, и продолжал словесную атаку.

Когда он всем окончательно надоел, барабанщик Юрик, не отличавшийся особой дипломатичностью, спросил: «Парни, а можно, я ему в репу ёбну? Достал уже этот поц».
Услышав Юркин возглас, немец скис, пробормотал что-то извинительное, и замолк. Так что до Эссена мы доехали в тишине.
Привезли нас в большое поместье на окраине города. Узкая асфальтовая дорога шла через лес и упиралась в высокий забор, огораживающий территорию площадью в приличный стадион. Там находилось несколько аккуратных двухэтажных домиков, поле с натянутой волейбольной сеткой, а по краям – в маленьких тенистых закутках под деревьями - были оборудованы уютные беседки.

Выйдя из машины, тощий немец улыбнулся и сказал:
- Ну что ж – теперь можно и познакомиться. Меня зовут Штефан. Я – Ваш переводчик. Владею девятью языками. В том числе русским, английским, французским и финским.
А вы, юноша – он в упор посмотрел на Юрика – хам.
Юрик хотел что-то возразить, но стушевался и, потупив взгляд, сжал кулаки.
Подбежала тётя Таня.

- Мальчики, мальчики! Там уже заселяют. Идёмте быстрее – я покажу вам комнаты.
Как выяснилось, поместье принадлежало какому-то богатому бюргеру, занимавшемуся на старости лет благотворительностью. Я его видел. Старенький такой дедушка, вместе с бабкой они любили посидеть в качалках на солнце. Дед что-то тихо бренчал на гитаре, бабка подпевала. Нормальная европейская парочка на старости лет.

Распихав наскоро вещи, мы вышли на улицу. Рядом с футбольным полем стояло несколько кучек молодежи примерно нашего возраста. Иностранцы.
- Russians… - произнёс кто-то, и в нашу сторону уставились десятки глаз. Рассматривали нас с каким-то затаённым любопытством и опаской, словно неведому зверушку, к которой и подойти хочется, и страшно – вдруг укусит?

Повторюсь – в те времена наличие русских за рубежом было ещё в диковинку, и насаждаемый западной прессой образ сурового “красного” в ушанке и валенках ещё не сменился на образ пьяного и наглого русского похуиста с пачкой “зелени” в кармане.

Разглядывали бы нас, вероятно, долго, но Юрику это надоело. Он подошёл к длинноволосому чернявому пацану, стоявшему всех ближе, взял его за верхнюю пуговицу на рубашке, и спросил:
- Тя как звать-то, гуманоид?
От неожиданности у парня прорезался дар понимания неведомых языков и он, вытянувшись в струнку, отчеканил:
- Floran Este’, Grenoble, France… Monsieur.
- То-то… сказал Юрик и, отпустив пуговицу ошарашенного француза, ткнул себя пальцем в грудь:
- Юрий Вайнберг. Русский. Можно просто Юрик.
А затем протянул Флорану руку, которую тот с некоторой опаской пожал.

Словно плотину прорвало…
Иностранцы окружили нас, загалдели, перебивая друг друга, выкрикивали свои имена, жали руки, знакомились.
Оказалось, что кроме нас в Эссен прибыли: церковный девичий хор из Лондона, непонятная троица (парень и две девахи) из Ливерпуля. Американец латинского происхождения Хосе, который к музыке не имел ни малейшего отношения. Две рок-команды из Гренобля, джаз-банд из Хельсинки, местная Эссенская группа, команда из Бонна. И – как апофеоз - металлюги из Израиля под патронажем сурового раввина-ортодокса в пейсах и чёрной шляпе.

Надо сказать, что по-английски я умел изъясняться с трудом, примерно как узбек на Мытном рынке на великом и могучем, но, по образу и подобию находчивых детей пустыни, недостаток слов заменял активным мычанием и жестикуляцией. Остальные по-инострански не втыкали вообще, поэтому переводчиком однозначно был избран я.

В дальнейшем, дабы не утомлять читателя английскими идиомами, все диалоги я буду писать на русском, за исключением тех случаев, когда английский требуется для лучшего понимания ситуации.

Французы, на правах первых познакомившихся, потащили меня и хайратого соло-гитариста Андрюху к себе в комнату – в гости.
Надо сказать, что нам  почему-то запретили брать с собой за границу музыкальные инструменты. Якобы, из-за сложностей на таможне. Поэтому мы приехали “пустые”. Впрочем – и слава Джа. Когда мы посмотрели, на чём народ играет ТАМ – то поняли, что с нашими “поленьями”, действительно, лучше было не позориться.

В комнате у франков царил бардак. Смятые, не заправленные постели, раскиданное по полу бельё, которое приходилось обходить, сваленные кучей в углу музыкальные инструменты и банки из-под пива.
Посреди всего этого безобразия стоял комбик с подключенным гитарным процессором.

Андрюха взял в руки валявшийся в углу “Ibanez”, воткнулся в проц, широко улыбнулся и выдал мощный запил. Как оказалось, громкость на комбике была включена на всю катушку, поэтому все находящиеся в помещении на некоторое время оглохли. Андрюха улыбнулся ещё шире, погладил гитару и, сказав: “Хорошо!”, въебенил ещё один жёсткий соляк.
Французы поглядели на него с глубоким уважением. “Какие крепкие у чувака уши” – сказал один. – “Как у Малмстина” – ответил другой.

Затем последовал ритуальный обмен подарками.
Каждый из нас набрал в Германию мелких сувениров: монет, значков, и всяческих брелков. Ритмушник Миха умудрился прихватить с собой даже морской бушлат, поскольку откуда-то услышал, что подобная экзотика стоит в Европе кучу денег. А также блок “Примы”, ибо тот же доброхот предупредил его, что курево в немеции стоит дорого. Как впоследствии оказалось – с бушлатом он лоханулся, а вот с “Примой” – нет.

Я достал из кармана несколько монет и протянул французам. Флоран сгрёб всю мелочь и положил в карман.
- Э, друг… - остудил его я – это на всех…
- Но ты же мне протянул – попытался возразить он.
- Я всем давал, а не только тебе. Гони деньгу обратно.
Он с кислым видом выбрал блестящую двадцатикопеечную монетку, а остальную мелочь раздал товарищам. Затем достал из кармана купюру в один франк и протянул мне. Я попытался взять, но Флоран отдёрнул руку и, сделав хитрую физиономию, сказал: “Франки – самые лучшие в мире деньги. Франция – самая великая в мире страна. Давай я тебе – франк, а ты мне за него - доллар”.

От такого беспредела меня аж слегка перекосило.
- Go to fuck off – сказал я.
Он аж захлебнулся от возмущения.
- Деньги – это бизнес… 
- А мы к вам не бизнесом пришли заниматься, а в гости. – перебил я его. - Ты взял монету? Взял. Это подарок. Понял?
Он вынул из кармана 20 копеек и что-то на своём лягушачьем наречии начал обсуждать с соратниками. Потом повернулся и предложил:
- Ребята узнают обменный курс рубля, и мы вам дадим столько франков, сколько стоит ваша мелочь.

Мы ошалело смотрели на французов, а они – так же ошалело – на нас. Мы не могли друг друга понять, хотя на словах всё казалось ясным. Вот она – разница менталитетов в действии.

После этого случая мы стали осторожнее относиться к иностранцам. Хрен его знает, к каким ещё привычкам может приучить европейская жизнь.
Впрочем, ху из ху выяснилось тем же вечером, на устроенной гостеприимными хозяевами попойке.

Немцы выкатили предмет своей национальной гордости: пару вместительных бочонков пива. Наливали, кому сколько захочется. От души. Пиво было отличным, погода – тёплой, и атмосфера располагала к общению.
Один из французов – чернявый носатый паренёк по имени Жан, подошёл и спросил: “У вас есть с собой русская водка? Мы много о ней слышали, но никогда не пили. Угостите?”
- Ну пошли – сказал я, и повёл выводок лягушатников, к которому присоединился ливерпулец Джон и пара фиников к нам в комнату.
- Это – водка. Пьётся она так: я достал стакан и налил. Затем, резко выдохнув, отправил содержимое вовнутрь, и закусил отличной немецкой сосиской, подававшейся к пиву.

Жан взял бутылку, и… сделал из горла крупный глоток, пытаясь посмаковать вкус.
Лицо его покраснело, он поперхнулся, закашлялся, выплюнул всё на пол, и стал жадно глотать воздух, словно вытащенный из воды карась. Глаза у него заслезились.

Увидев столь экзотичный способ потребления водяры, финны легли в покотуху. Они тыкали в бедного лягушатника пальцами, и лопотали на своём чухонском наречии что-то очень язвительное.
Отдышавшись, Жан спросил:
- Как вы можете пить эту гадость? Это же не вино, а вообще непонятно что. Вино должно быть сладким и приносить удовольствие. А водка жжётся. Её невозможно пить.

Джон отобрал у Жана бутылку, плеснул на пару пальцев в стакан, крякнул и, выпив залпом, молодецки занюхал рукавом.
- Наш человек – сказал вокалист Петрович и похлопал Джонни по плечу. Финны одобрительно загалдели.
- For men only – сказал тот и презрительно посмотрел на французов. – Not for girls.
Флоран скривился и приготовился ляпнуть в ответ какую-то пакость, но Андрюха, у которого после второй обычно пёр креатив, сумел погасить в зародыше чуть было не вспыхнувший международный конфликт.

Подняв указательный палец вверх, он мудро улыбнулся, поставил на стол свою кружку пива, и плеснул туда водки. После чего протянул её Жану.
- Russian cocktail. Yorsh. Пей, не ссы. It’s good.

Жан с опаской сделал маленький глоток, затем ещё один побольше, потом ещё, ещё и, протянув кружку Флорану, сказал: “C'est parfait!” – “Beautiful!”
Четверо оставшихся сынов Франции просекли фишку, и быстро ломанулись на улицу за пивом…

Через час можно было наблюдать картину маслом. Ночь. Луна. На футбольном поле в позе морских звёзд раскинулись шесть бездыханных тел. Это Флоран сотоварищи. Активно матерясь, пятеро русских, два пьяных финна и злой англичанин берут их за руки - за ноги и тащат на второй этаж коттеджа, в комнату. По пути французы бьются головами о порог и лестницу, но в сознание так и не приходят.
На всё это с волчьей тоской во взгляде смотрит невысокая негритянка – руководительница французской группы.

Когда последний павший был занесён наверх, она подошла к нам и тихо спросила:
- Мальчики. Чем вы их так напоили?
Андрюха молча протянул ей кружку с ершом…
Когда руководительницу под руки увели наверх, Джонни стрельнул у Мишки “Приму”, вышел с бычком в зубах на улицу и с возгласом: «I’m Russian too!» пизданулся в траву.

На безоблачном европейском небе светила луна. Широко раскинувшись, Джон лежал на тёплой земле, изредка сплёвывая в сторону табак, лениво дотягивая третью папиросу. Вокруг него со стаканом и бутылкой примостились два финна – Микка и Юкка - и пятеро русских: Андрюха, Серёга, Юрик, Миха и Петрович. О чём они говорили - остаётся загадкой, так как финны ни бельмеса не знали ни по-русски ни по-английски, а мы, как и Джон – не понимали по-фински. Сам же Джонни кроме возгласов: «Oh! Yeah! It’s really cool, brother! » - ничего толком сказать не мог.
Однако, разговор шёл, и казался весьма занимательным для всех собеседников.

Утро было пасмурным. Не в том плане, что погода подкачала – с погодой нам как раз таки повезло. А в том, что просыпаться с похмелья в 8 утра под ритм сильных ударов в дверь – задача для людей поистине неслабонервных…
На пороге стояла вчерашняя негритянка с блокнотиком и ручкой.
- Доброе утро, мальчики. Пора вставать. Кстати, никто не подскажет – в каких пропорциях смешивается тот чудесный вчерашний русский коктейль?

To be continued?