- В Питере семь сакральных мест – дырок в преисподнюю. Ты их знаешь, Исакий, Казань, Петропавловка, Спас на крови, Измайловский, Приображенский, и еще Александро-Невская лавра. Это непосвященные думают, что церкви и соборы стоят там, где заблагорассудится – нет, они стоят там не спроста. Земля под соборами освящается, и собор, как пробка встает в горловине адской дырки, - Ворон внимательно посмотрел мне в глаза. – Ты думаешь, а какое дело нам, волхвам до христианских соборов и церквей? Так они стоят на наших священных землях. Вот смотри, Исакий – стоит на каком месте? На втором, сначала его построили немного дальше от Невы, а разлом под ним задувал, в итоге Исакий сгорел, и построили новый каменный. А еще чем знаменито это место? Ну, вспоминай! – Ворон ткнул меня пальцем в плечо. На огромной кухне, стояло три газовых плиты. Потолок кухни был основательно закопчен. Не одно поколение ленинградцев приложило к этому руку. На огне стоял огромный, черный, и такой же закопченный чайник. По стеклам сползали капли, в кухне стояла душная жара, а окна открывать было запрещено из-за капризов бабки-соседки, давно выжившей из ума, но все так же любящей устроить с утра какую-нибудь пакость, а еще лучше общеквартирную свару. По огромным, длинным коридорам одиннадцати - комнатной квартиры можно было гонять на велике, не особо заморачиваясь. Но каждый день, по словам Ворона, бабка устремлялась из своей дальней комнаты, бубня под нос ругательства и проклятья на кухню, где гордо занимала половину пространства, и даже иногда своим маленьким сухоньким кулаком раздавала тычки и тумаки соседям.

-Я не знаю, я только неделю в Питере, еще всего не успел выучить,- откликнулся я. Узоры на стенах кухни говорили о том, что ремонт делали давно. Под краской прятались шрамы от ударов, и огромные пятна отвалившейся краски, и куски рухнувшей штукатурки, и даже в нескольких местах стояли жирные точки, видимо под краской погибли вездесущие мухи.
- Каждое сакральное место знаменито кровью пролитой на нем. У Исакия своя история, это место где восстали декабристы. А закладывал его сам Петр Великий. Самая не спокойная дырка. Четыре раза пришлось собор заново строить. Особенно после декабристов, стал храм на глазах разваливаться. Из него перенесли все – и казну и богослужения, а раньше ведь в нем присягу моряки русские принимали. А все из-за чего? Из-за того, что на помазанника божьего руку подняли. – Ворон затянулся, и покосившись на бабку уставившуюся на него не мигающим, птичьим взглядом продолжил затягиваться и выдыхать едко пахнущий дым.
-А это здесь причем? – снова удивился я парадоксальности происходящего. Бабка затаилась в метре от рассказчика, и как собака приняла охотничью стойку.
-А притом, что бог един, как его не назови. У славян есть Все-бог. У мусульман аллах, у христиан бог - триедин,  а так - Иисус, и то сын божий. А цари – они все помазанники божие, их бог на царство сажал и благословлял. Вот смотри дальше та еще интересней. Видел соборы, на которых купола не золотые? Это Преображенский и Измайловский. У обоих чудная судьба. Что в голову солдатам да офицерам стукнуло, почему они против царя пошли?

Бабка подпрыгнула и закрутилась на одной ноге. Она что-то бормотала себе под нос и мелко крестилась. Из всего, что она могла сказать, я расслышал только: «Свят,свят, свят»,- а дальше снова неразборчивое бормотание. Она крутилась и крутилась, ее голова мелко дрожала а из рта текли слюни. Ворон щелкнул пальцами,- бабку подкинуло вверх ,она подпрыгнула и упала на задницу. В ее глазах читался испуг и удивление. Ворон покосился на нее взглядом и продолжил.

- Потому что на сакральном разломе стоят. Измайловскому полку повезло, послали их на восток земли новые покорять для России, а Преображенский с турками воевать отправили. Видел в ограде Преображенского пушки? Это настоящие, турецкие, с боем у турок отобранные. Преображенский собор никогда не закрывался, а все почему? Прекратить молитвы к богу слать, еще какие демоны на свет вырвутся. Страшный это собор, там даже бандитов отпевали и наркоманов. А возьми Спас-на-крови например? Царская кровь это место освятила. Там царя убили, сколько раз из него пытались склад сделать или еще чего. Горел собор, видишь, до сих пор в лесах стоит.

Бабка снова завладела нашим вниманием, она схватила сковородку и стала бить по ней поварешкой. Грохот и звон наполнили кухню. Я с любопытством посмотрел на Ворона, что еще он предпримет против атаки старой бестии. Он повернулся к ней, вперил в нее взгляд и ткнул пальцем в сторону коридора. Бабка продолжала беситься и стучать по сковороде, не обращая внимания на пасы Ворона. Тогда он встал, навис над бабкой горой и, ласково приподняв, развернул в сторону комнаты. Через секунду бабуля маршировала , как говорят немцы «наххаус». Ворон снова присел на табурет и продолжил.

- Не доходят руки у власти его в порядок привести. А по-хорошему его церкви отдать надо, чтоб молитвой место чистить. Или вот Лавра, ну там конечно все не так просто, но надо было противовес устраивать. Из-под земли энергия черная ключом била. От чего так Питер трудно строился, на костях да крови? Место было важное! Важное да не чистое. Вон большая дырка была на Заячьем острове, пока Петр крепость не заложил, да собор поставили Петра и Павла. А почему Петра и Павла? Да потому что у бога они первейшие помошники. Шведы и то свою крепость на другом берегу поставили, а все почему? Потому что русичи, наследники богоборцев -  про Гиперборею слыхал, небось? Вот и лежит нам путь-судьба с чернотой бороться. – Ворон снова внимательно посмотрел мне в глаза. Да и тебе судьба повоевать лежит. Так то брат.

-Это когда ж мне воевать? Войны все окончились, новых не предвидится, - удивился я.
-Войны скоро начнутся, неспокойны разломы, нечисть из-под земли прет, народ болеть начинает. Болезнь не телесная, душевная. Через полгода – год начнется. Пойдут, как в предсказании брат на брата, сосед на соседа, отец против сына.

-С чего ты взял?- я немного ошалел от мрачных предсказаний Ворона.

-А с того и взял, землетрясение в Армении было? – он качнул головой, - Было! Там старые церкви не выдержали, открылись ворота  в подземный мир. А там, не в пример нашему, потоки мощнее гораздо, мощнее потому что старее и страшнее. Там сам Ной веру людям подарил. Подарил и научил, как с нечистым бороться.

-Ворон, да ты гонешь, что-то я в твою теорию не верю,- я устало поднялся с табуретки, вытянулся до хруста в позвоночнике.
- А вот увидишь, скоро сам все увидишь и узнаешь.- Ворон протянул мне руку,-  а теперь уходи. Удачи, скоро сам вернешься.

Я вышел из подъезда покрашенного в светло-зеленый, но такой армейский цвет на сумрачный, и слегка промозглый питерский день. С неба моросил противный дождь. Вернее не моросил, было такое ощущение, что водная пыль висит в воздухе, и ты пока идешь, задеваешь ее и тянешь за собой мокрый хвост. Волосы немного намокли и стали липнуть к щекам, ко лбу. Я по-собачьи отряхнулся. Покрутил головой, потряс волосами - не помогло. На троллейбусной остановке было полно народу. Люди жались под крышей друг к другу, кто-то нетерпеливо выглядывал - не едет ли троллейбус. А когда он подошел, толпа, сминая все на своем пути, дернулась к дверям. Одинокая старушка, с волосами цвета «Мальвина», этакая жуткая смесь голубого, серебряного и седого, заволновалась, заторопилась к троллейбусу. Но молодые и быстрые уже забирались в салон, а бабульке никак не удавалось туда пробраться, каждый раз ее отпихивали, отталкивали, и она жалобно смотрела на занятые сидящие места, жалась к троллейбусу. В какой-то момент, поняв тщетность своих попыток, она заплакала и запричитала: «Господи! До чего нас довели, это же убийцы! УБИЙЦЫ!

Я свернул с Невского на Фонтанку, и пошел вдоль темно-коричневатой спокойной воды. Ветра не было, по воде бежали легкие мурашки. Морось, скапливалась на стеклах моих очков и, достигнув предельной массы, мелкими капельками скатывалась вниз. Я шел к Спасу-на-крови. Возле цирка, под навесом суетились какие-то люди. Но прятаться под крышей от мелкого дождя было смешно, и я пошел дальше. На площади Искусств, под памятником Пушкину собрались какие-то люди. Бородатый, в темном пальто мужичок, с всклокоченными волосами и народовольческой бородкой читал заунывным, слегка поющим голосом стихи Пушкина. Примерно так свои стихи читала одна известная поэтесса.

-Блин сегодня ж Пушкин умер, - почему-то жалобно подумал я. На площади мне попался мой старый приятель- Бэм. Он сидел на мокрой скамейке, подложив под зад свернутую газету. Мы поздоровались, он протянул мне бутылку. – Три топора, будишь?
-Буду, что ж нет. Заодно и братку помянем.
-Какого? – спросил Бэм, выдыхая дым сигареты, - у тебя что, малого убили?
-Да нет, Пушкина, - я выдохнул воздух и залудил с горла крепкий мутный напиток.
- А, за него не грех, ты откуда?
-Я от Ворона, что-то он сегодня загрузил меня по полной программе.
-Небось пиздел какой он шаман и колдун? – негр заулыбался,- его на третьи сутки замыкает. Ворон всем кричит что он новое воплощение Распутина. 
- Ну, типа того. У него бабка там еще сумасшедшая, сегодня сковородой махала и крутилась как волчок.
- Ха!  Ворон в коммуналке комнату отсуживает, там жила тетка, померла от рака. Мы в прошлый раз пришли, все соседи на него бычат. Так соседям в кастрюли Дуче не поленился, марок накидал, соседей три дня глючило, от стен шарахались. Ворон еще сказал им, что он реинкарнация Распутина, и что если они от него не отстанут им пиздец.
-Да? Ахренеть,- я снова залил горько-сладкий портвейн, - прогресс на нашей стороне?
-А хулеж?- негр отобрал бутылку, обтер горлышко. Я вот думаю, может в Африку съебать, там тепло и бананы везде растут. А мафафа в три метра высотой!
- Не, ты нам здесь нужен, по всем раскладам твои дети гениями должны быть, вроде Пушкина, он тоже негр.

Бэм засмеялся, морось прекратилась. Из-за серого, постоянно мокрого смога выплеснулось солнце. На черном Пушкине с унылой головой и рукой протянутой в романтическую даль сидел жирный серый голубь. На черной истоптанной ногами пушкинских фанатов земле не осталось живого места от каблуков.
- Я памятник себе. Себе и точка.
Какого хуя вам сказать?
Зачем нужны мне эти заморочки?
Идите в хуй! Еб вашу мать.