1 ( ДОЧЬ )


Как говорил поэт:
над I должна быть точка, -
Купив роскошный flat,
где поселил семью.
Там мальчик-прибамбас
и девочка-примочка
Делили по ночам
под окнами скамью.
Он руки целовал,
как полагалось, даме,
Но никогда не лез
с последней прямотой.
Был май или июнь,
и поливал хуями
Сосед Иван Кузьмич,
непущенный домой.
Округлая луна
светила над скамейкой,
Чего тебе еще?
не тронут, не убьют.
Он русским был,
она была полуеврейкой.
Она прочла Завет,
он прочитал Талмуд.
Неровная трава
сквозь глинозем газонов
Торчала там и сям,
напоминая ворс.
И пел через подъезд
водопроводчик Дронов
Про степь да степь кругом,
покуда не замерз.
Печаль всегда светла,
иное приукрасим,
И слезы на цветах,
и в дымке млечный путь,
В садах цвела сирень,
и воздух был прекрасен,
Как говорил поэт:
ни пернуть, ни вздохнуть.
Лилась простая речь
без грубых постулатов,
Интимный говорок
в прозрачной темноте:
Ему по кайфу Джойс,
ей нравится Довлатов,
Он любит Faithnomore,
ей ближе ДДТ.
Ночная тишина,
Ахматовская строчка.
В округе не сыскать
ни принца, ни жлоба.
Он – педик из МГИМО,
она поэта дочка.
Им жить бы поживать,
да, видно не судьба.



2 ( ОТЕЦ )


Двух станов не боец,
Но несомненно ратник
( Из тех, кого узнать
легко по бороде),
Мне говорил в сердцах
один шестидесятник:
« Все хамы и козлы –
спасение в стыде».
И усложнялась речь,
и дело шло к запою,
Он говорил еще,
собой по горло сыт:
« На свете есть борцы!
Пришел конец застою!
Спасение в стыде,
но он давно забыт!»
Я думал о другом,
о чем – сейчас не помню.
Ах, кажется, о том,
как сборник назову.
В политику спустясь,
как раб в каменоломню,
Он много говорил.
Вот абрис рандеву:
« К чему писать стихи?
Не ведаю.
Не знаю.
Зачем листы марать
Распада посреди?
Везде одни скоты,
и предан стыд,
как знамя,
Бесстыден этот мир,
как суку ни стыди».
Усиливался крик
и углублялись вздохи.
Я представлял, как он
стоит,
вплетен в строку,
Продукт своей страны,
продукт своей эпохи.
Завернут в целлофан,
с ценою на боку.