- Не дрейфь, Семен! – Кузьмич успокаивающе похлопал племянника по плечу. – На охоте главное – не бояться секача больше, чем он тебя. Иначе – кранты!

Старый охотник удовлетворенно хмыкнул, смахнул с двустволки опавший листок и прислушался к собачьему лаю, который становился всё громче и громче – охота приближалась.

Семен же, напротив, никак не мог успокоиться. Черт его дернул согласиться на уговоры младшего маминого брата сходить на кабана! Сейчас сидел бы на новеньком, удобном итальянском диванчике, купленном самому себе в подарок на тридцатипятилетие, смотрел бы Формулу 1… Так ведь нет, захотелось новых, острых ощущений! Почувствовать себя мужчиной, настоящим мужчиной, а не слабым его подобием в виде преуспевающего литературного редактора известного киевского издательства. И только тут, в лесу, сидя на опушке перед широкой солнечной поляной  и слушая приближающийся лай собак, Семен вдруг понял, что ему страшно. Он понял, что боится этого почти мифического  кабана, которого Кузьмич почему-то называет пугающим словом «секач», что торжественно врученное ему ружьё в нужный момент обязательно подведет, и что по-хорошему нужно всю эту затею немедленно бросить, пока не поздно, и дернуть домой, на диванчик, к телевизору.

Шум нарастал, загонщики были совсем близко, вот-вот покажутся среди деревьев, и вместе с этим росло волнение Семена. Он уже был готов бросить все, извиниться перед дядей, столько сил потратившего на подготовку этого экзотического приключения для столичного гостя, и дождаться окончания охоты в стареньком уазике, листая прошлогодние газеты, припасенные для костра.  Но в тот самый миг, когда он набрал в легкие побольше воздуха, чтобы выпалить «Прости, Кузьмич, не могу…» на поляну выскочил здоровенный кабан. Семен аж охнул, освобождая грудь. Секач замер, прислушиваясь, повернул морду в их сторону, сверля кусты взглядом крошечных глазок. 

- Давай, Семен, давай! – Выкрикнул Кузьмич, давя на курок, и в тот же миг кабан припустил прямо на них.

Выстрел немного оглушил Семена. Пуля прошла правее, оцарапав кабаний бок. Секач даже не вздрогнул, продолжая приближаться, и Кузьмич второй раз надавил на курок. Раздался сухой щелчок -  осечка!

- Стреляй, дьявол тебя дери!! Стреляй!! – Заорал, вскакивая, старый охотник.

И тут Семен не выдержал и, отшвырнув ружье, дал деру. Он несся, не слыша ни ругательств, ни топота бегущего следом Кузьмича, перескакивая через коряги и пни. Страх бился в висках, Семен то и дело прислушивался, пытаясь понять, не нагоняет ли секач, но разобрать ничего не мог, и от этого становилось еще страшнее. Лес неожиданно кончился, они выскочили на пустошь, обрывающуюся широким оврагом. 

- Ёб твою мать , - услышал Семен и увидел, как Кузьмич, немного обогнавший его, взлетел в воздух, перебирая ногами и руками.

«Не смогу, слишком далеко», - пронеслось у Семена в голове, прежде чем он оттолкнулся от земли, стараясь преодолеть яр. Он успел заметить, что Кузьмич не долетел совсем чуть-чуть, ухнул было вниз, но уцепился за корни и стал активно подтягиваться. А в следующий миг резко ушел куда-то вверх, и Семен понял, что падает. Последнее, что он видел, был обломок дерева, торчащий откуда-то из груди…


Скорая ехала долго. Кузьмич успел собрать друзей и подогнать уазик. Когда раздался вой сирен, он уже осторожно спускался на дно оврага, обвязанный веревками. Что делать, он не знал, но племяша нужно было вытаскивать.

Внизу было сыро и грязно. Семен упал неудачно, хотя удачно упасть на камни и обломки деревьев было крайне затруднительно. То и дело спотыкаясь, Кузьмич добрался до него. Один из обломков пробил грудь Семена, по счастью справа, его левая нога неестественно вывернулась. Сердце Кузьмича сжалось.

- Семен, Семен, как же ты… - бормотал он, лихорадочно нащупывая пульс – он едва слышно, но бился. 


Поднимали Семена долго, с осторожностью преодолевая каждый сантиметр.

Потом молнией, разгоняя другие машины, неслись в ближайшую больницу.  Короткий осмотр и несколько долгих операций. Врачи сказали «не жилец». Но Семен жил. То ли внимая уговорам и слезам матери, не выходившей из палаты, то ли ведомый какими-то своими причинами. Обвешанный датчиками и капельницами, с единственным целым легким, пусть и с помощью специального аппарата, но дышал. Перевезти в Киев не позволили – не выдержит. Советовали отключить, не мучить ни себя, ни его, не продлевать агонию. Даже если очнется, захочет ли жить?

«Захочет, - твердила мать. - Лишь бы очнулся».

Но Семен так и оставался где-то между мирами, будто не мог решить, что ему делать дальше. 


Приходить в себя не хотелось. Состояние больше всего походило на то ленивое оцепенение, которое охватывает, когда звонит будильник, когда очень не хочется открывать глаза, откидывать теплое и уютное одеяло, плестись на вялых ногах в ванную. Семену всегда очень трудно было бороться с этим состоянием полусна, хотелось повернуться на другой бок и не вставать – непозволительная для него роскошь. Вот и теперь Семен нехотя приоткрыл глаза.

Он плыл куда-то по темному коридору сквозь плотный туман, серые облака касались его лица и тела. Семен видел и двигался. Но вообще ничего не чувствовал, ни рук, ни ног, ни лица… Он был, но одновременно его не было.

Семен ничего не понимал. Он помнил, кто он, откуда, помнил всю свою жизнь, начиная детством и заканчивая автовокзалом, где он должен был сесть в автобус Киев-Житомир. Но сколько не напрягался, он так и не вспомнил, что произошло, и где он находится. В конце концов, он оставил попытки, и решил довериться времени. Так он и двигался вперед, в тумане, в полной темноте. 

Постепенно вокруг начало светлеть, туман становился все прозрачнее. Наконец, он рассеялся, и Семен оказался в самом обычном кабинете, каких перевидал немало: шкафчики со стеклянными дверцами, стол, несколько стульев, фикус на окошке. Человека он заметил не сразу – тот сидел в простом офисном кресле на колесиках в дальнем углу, возле одного из шкафов, листая какие-то бумаги.

- Что происходит, где я? – Произнес Семен и удивился собственному голосу.

Человек поднял голову, оглядел его, оттолкнулся ногой от стены и подъехал  к столу, жестом предложил присесть. Семен послушно опустился на один из стульев и повторил вопрос.

- Где вы… - Пробормотал незнакомец, вертя в руках карандаш. – Я бы сказал «на том свете», но это не совсем так. Вы попали в очень интересную историю, Семен Матвеевич.

Семен хотел поразиться услышанному, но у него ничего не получилось. Тогда он подумал, что это, должно быть такая шутка, но что-то во взгляде собеседника, сочувственно-ожидающем, подсказало, что это не так. Он посмотрел в окно, чтобы отвлечься пейзажем и собраться с мыслями, но солнце светило так ярко, что ничего нельзя было разглядеть, лишь ровный золотистый свет.  Незнакомец терпеливо ждал, забавляясь с карандашом и не сводя с Семена глаз, и тот стал понимать.

- Я… умер? – Проронил он, и ответ пришел сам собой.

Семен вспомнил. Как ехал в автобусе, как встречал его дядька, как угощал домашним окороком да самогоном, как учил стрелять из ружья. Семен вспомнил охоту, кабана, бегство и кол, торчащий из его груди. Воспоминания были такими отчетливыми, что у него перехватило дыхание, и он невольно схватился за грудь, готовый нащупать острый обломок… Но ничего не было, и Семен открыл рот, боясь произнести то, что вертелось на языке.

- Вы не умерли, Семен Матвеевич, - сказал вместо него мужчина.

И тогда Семен удивился. Точнее, понял, что теперь вообще ничего не понимает. И молча уставился на говорившего, ожидая дальнейших объяснений. 

- Вы не умерли, повторил он, - повторил тот и продолжил. - Но можете умереть в любой момент. Ваша душа уже готова к этому, иначе вы не оказались бы в междумирье.
- Но я… - Семен замялся, переваривая услышанное и осознавая, что не в состоянии смириться. – Я не хочу!
- Я так и думал, - закивал, соглашаясь, незнакомец. – И это вторая причина, по которой вы здесь. Я хочу кое-что вам предложить. Вам не обязательно идти дальше, тем более пока вы и не можете. Оставайтесь в междумирье. Для вас найдется работа. Чем при жизни занимались?

Семен помотал головой, с трудом понимая о чем речь и, скорее машинально, чем сознательно, произнес:
- Редактором. Отсеивал рукописи в издательстве.
- Отлично! – Обрадовался незнакомец. – У нас есть идеальная вакансия! Хотите поработать библиотекарем?
- Кем? – Переспросил Семен.

Что-то было не так. Что-то не давало поверить в то, что происходящее – реально.  В нем не было логики. В каждом движении, в каждой фразе собеседника чувствовалась что-то гротескное, абсурдное. И это его спокойствие, терпеливость, и то, что Семен так ровно на все реагировал, принимал весь этот бред, как должное. Ему захотелось встать и, подобно девочке Алисе, воскликнуть: «Вы все мне снитесь!».

- Я сплю… Я сплю… - Пробормотал он, в надежде на подтверждение своей догадки.
- Увы, Семен Матвеевич, - тут же откликнулся незнакомец. – Есть семнадцать способов убедиться, что это не так, и вы можете воспользоваться любым из них. Хотите, я вас ущипну?

Семен хотел было протянуть руку, но понял, что это ничего не даст. Он не проснется, потому что и так не спит. И, значит, он действительно умер. Или не до конца умер. Но дела это не меняло. И Семен решил и дальше покорно плыть по течению. Возможно, потом, когда он все осознает, когда его сознание перестанет походить на подтаявшее желе, он придумает, что делать. Но не сейчас.

- Я расскажу вам о работе, - кивнул незнакомец, как будто на лежащих перед ним листочках было записано все, что творилось в голове Семена. – Дело, в общем-то, нехитрое. Вам нужно будет собирать истории жизни наиболее выдающихся людей. Каждый из них – бог в своем деле. Это книги, которые напишут они сами, рассказывая о своей жизни. Вам же останется только слушать. Зато вы сможете жить в привычном вам мире, общаться с людьми…

Он говорил долго, рассказывал, объяснял, убеждал. Семен только пару раз спросил о чем-то несущественном. Понимал в этот момент он лишь одно – умирать не хотелось. Может быть в другое время, при других обстоятельствах, но не сейчас, в преддверии долгожданного повышения, когда в голове столько планов, и не так нелепо. Он не был готов идти дальше, в ад, в рай или что там будет. Даже подобие жизни стало казаться Семену куда лучше, чем смерть. Он впервые понял, как боится небытия, забвения, которые непременно последуют, не начни он барахтаться.

И Семен согласился. Согласился быть библиотекарем, собирать и хранить книги, лишь бы снова вернуться на Землю, лишь бы заниматься каким-то делом, тем более таким важным.


Возвращаться было тяжело. Семену приходилось продираться сквозь плотный туман, теперь больше походивший на колючий терновник, чем на мягкие облака. Сжав зубы, он шел вперед, назло себе, назло судьбе, назло всему. И столь незначительная преграда не могла помешать ему.

Медсестра, дежурившая в тот день в палате Семена, даже не обратила внимания, как робко дрогнули его пальцы. Лишь едва слышный стон, больше похожий на взмах крыла, заставил ее замереть и посмотреть на Семена. Учетная тетрадь выскользнула из рук медсестры и сочно шлепнулась на кафель, приветствуя слабое подрагивание его век.
С трудом преодолевая последние метры цепкой темноты, Семен разлепил слежавшиеся веки.

- Не может быть… - Были первые слова, которые он услышал.