ДОРОГА В КРАЙ СТЕПЕЙ.
Поезд стучал колесами, поднимая по обочинам сухую степную пыль. В вагоне было жарко, и даже открытое окно не спасало, потому что ветер был теплым и сухим, как сам июнь.

По обочинам расстелилась бескрайняя степь. Редкие посёлки мелькали за окном и исчезали. В них жили люди, и им не было дела до поезда из Москвы. По большому счёту им не было дела и до самой Москвы. У них была своя жизнь, они проживали её, как жили их деды и прадеды, и не знали, не хотели знать, что можно жить как-то иначе. Иван Сергеевич Обухов, сидя на нижней полке у дверей купе, молча читал газету, а Оксана и два оперативника из отдела Обухова играли в "дурака" за столиком у окна.

Одного из оперативников звали Павел. Он был высоким, даже огромным, похожим на сказочного богатыря с пудовыми кулаками и совершенно детским взглядом. Павел был коротко по-армейски аккуратно подстрижен и вся одежда на нём была безупречно чиста и хорошо выглажена.

Когда Оксана спросила у Павла не жена ли ему гладит рубашки и брюки, Павел смутился и сказал, что не женат, а ухаживает за ним мама у которой он один. Павел был не болтлив, рассудителен и серьёзен.

Второй оперативник, Алексей был, как и положено, полной противоположностью Павла. Он был среднего роста, худощавый, вёрткий, с давно нестрижеными вьющимися волосами. Говорил он больше всех, иногда что-то пел, а похож был больше на музыканта ВИА, чем оперативника. И одет был в брюки-клёш из толстой покрашенной в чёрный цвет промышленной ткани.

В его серо-голубых глазах то и дело проскальзывала искорка какого-то хулиганства и мальчишества. Обоим ребятам было лет по двадцать пять, оба смотрели на девушку одинаково - с интересом и не более.

Оксана, играя, мухлевала, подглядывала чужие карты, но ребята старались делать вид, будто не замечают этого.

- Всё, мне надоело играть, - сказала вдруг Оксана и бросила карты, - и когда уже мы приедем?

- Завтра вечером, - ответил Обухов, отрываясь от газет.

- Скорей бы, - вздохнула девушка и задумчиво поглядела в окно. Сессия кончилась, впереди каникулы. Вот съездят они в Казахстан в совхоз "Путь Ильича", найдут Оксаниного деда, она ему скажет всё, что о нём думает. Но она его простит. Не сразу, конечно, но простит. Ведь она тоже любит Маяковского, тоже весёлая и отчаянная. А права осуждать людей и делать выводы ей никто не давал. Может быть, её дед даже согласится поехать в Москву, повидаться с бабушкой. Она так этого хочет.

Она ведь до сих пор ничего не знает. Сосед не проболтался, и Оксана ей ничего не сказала. Бабушка думает, что её Ксюшенька поехала на практику в Казахстан. Пусть всё это будет для неё сюрпризом. А если за столом директора совхоза "Путь Ильича" окажется жулик с документами на имя Железнова, то бабушке лучше бы этого и не знать.

Оксану отвлёк от тяжёлых мыслей дружный хохот в купе. Это оперативник Павел рассказал какую-то смешную историю из своей армейской жизни и теперь, скромно улыбаясь, сидел в уголке под вешалкой, пригнув голову, он из-за своего огромного роста еле помещался под полкой.

Алексей громко смеялся, похлопывая Павла по плечу, и восклицал: "Ну, Пашка, ну, даёт!" Иван Сергеевич погрозил парням пальцем и сказал:

- Ну, тихо, тихо. Вон, Оксану напугали своим ржанием.

Все на минуту затихли, а потом Алексей, почесав переносицу, сказал:

- Был у нас в батальоне курьёзный случай. Друг мой армейский Вовик до армии учился в Мухинском в Ленинграде, а в армии художником пристроился - Ленкомнаты оформлял. И страсть как он животных любил, жалел их. И мышка у него была ручная, и птиц подкармливал. Сам не доест, а птицам хлеба накрошит.

И вот оформлял он однажды очередную Ленкомнату, рисовал там танки, самолёты, солдат смелых. В это время забежал к нему кот бродячий - худой, разномастный, шерсть дыбом. Вовик бы его покормил, да нечем. А скоро обед. Решил наш художник временно кота посадить под гипсовый бюст Ленина. Тот был большой, тяжёлый, белый. Никуда коту не сбежать. "Посидит, - подумал Вовик, - а я ему с обеда мясца принесу и хлебушка". Вовик был у нас человек ценный, и повара ему в мясе никогда не отказывали, зная, что придёт время и им дембельские альбомы нужно будет рисовать. Кот помяукал под бюстом и затих, а Вовик ушёл в столовую.

А в это время пришёл в Ленкомнату с проверкой замполит нашей роты и стал рассматривать плоды Вовкиного труда. Вдруг раздался тихий непонятный скрежет. Замполит наш был человек очень отважный, хоть и молодой - только после училища. И спросил он бесстрашно у пустоты:

- Кто здесь?

Но никто не ответил, только гипсовый бюст на столе слегка подался вперёд и тихонечко так запищал. Замполит вздрогнул и присел прямо на свежевыкрашенный планшет. А бюст Ленина на столе тем временем издал пронзительный визг, похожий на пение сатаны, и закачался.

- Свят, свят, свят! - прошептал замполит и хотел перекреститься, но вспомнил, что не умеет. Тогда он смело шагнул к бюсту, и в это время тот покачнулся, словно собираясь боднуть замполита, и упал на пол, расколовшись на две части.

Но самое страшное было впереди. Разношерстный маленький чертёнок неожиданно прыгнул замполиту на грудь и впился в китель крохотными коготочками. Замполит упал, опрокинув на себя большую банку ярко-красной гуаши, а кот убежал и спрятался в оружейной комнате. Когда в Ленкомнату вбежал дежурный по роте, он увидел окровавленного замполита, сидящего над расколотым бюстом с безумными глазами. А когда он вскочил и погнался за котом, то все увидели, что на штанах его явно отпечатался портрет отважного солдата. Вот такая история, - закончил Алексей и довольно посмотрел на Оксану.

Было видно, что рассказывал он в основном ей. И рассказывал мастерски, обыгрывая происходящее в лицах. Оксана, перестав смеяться и вытерев глаза от слёз, спросила:

- И что кот?

- Ничего, навсегда поселился в солдатской столовой.

- А замполит?

- Тоже всё нормально, живой остался, только Вовчика на сутки посадили в камеру для временно задержанных. Больше нельзя было, потому что он был ещё и киномехаником, а без кино военнослужащих оставлять даже генерал не имеет права.

- Хорошо ты рассказываешь, - улыбнулась Оксана, - тебе бы повести писать.

- За такие повести, - вмешался в разговор Павел, - его быстро заберут куда надо. Ишь чего про Ленина придумал!

- А я ничего не придумал, - сказал Алексей, - всё так и было, как я рассказал.

- Да ну, перестань, - отвернулся Павел, - замполита дураком каким-то выставил, а он, между прочим, офицер Советской Армии!

Говоря это, Павел всё время косился на Ивана Сергеевича - что тот скажет, но полковник молчал и только тихонько улыбался.

- Ну тебя, - отмахнулся Алексей, - нельзя же так всё всерьёз принимать. Свихнуться можно.

Он взял со стола газету и стал делать вид, что читает. Павел нахмурился, а Оксана обратилась к Обухову:

- Иван Сергеевич, расскажите о войне. Вы же и в партизанах были и потом в органах работали. Что-нибудь такое, чего в книгах не пишут.

- Да, правда, - оживился Павел, - товарищ полковник, интересно очень.

Обухов задумался и произнёс:

- До войны у нас в клубе дворником работал один мужик. Стали готовиться к первомайским праздникам, решили бюст товарища Сталина перенести на другое место. Поднял он бюст и говорит: "Ох, тяжёл, чертяка!" А после праздников пропал, и не видел его никто больше. Времена были такие суровые. А что Алексей рассказал, так что же, и замполиты разные бывали. У нас в части политрук был в сорок первом. Политзанятия хорошо вёл, труды Ленина-Сталина знал, от корки до корки, а как немцы попёрли, так и убежал. Пропал, как в воду канул. Бывает, живёшь с человеком рядом - он добрый, хороший, верный друг. А случись чего - руки не подаст. Или предаст - врагом станет.

Обухов помолчал.

- Был один такой в тех местах, где мы с твоим дедом, Оксана, партизанили. Федька Дашко - начальник полиции. До войны был директором школы в колхозе. Детей учил немецкому языку. Сеял разумное, доброе, вечное. Война началась, гитлеровцы пришли - сразу же пошёл к немцам в холуи. Быстро до начальника полиции района дослужился. Жестокий был, хитрый, беспощадный. Свой белорусский народ истреблял, в яму закапывал и танком сверху утрамбовывал для верности! Тех, кто с ним рядом, учился, жил, работал, учеников своих и матерей их.

- Подонок, - сквозь зубы произнёс Алексей.

- Никак не могли мы его поймать, - продолжил Обухов. - Сколько засад устраивали, возле дома его ждали. У него нюх, как у лисы. Не идёт в капкан. Ездил всё время с охраной. Сам на легковушке, а сзади грузовик с полицаями и пулемёт в кузове. А у нас партизан какое оружие? Все трофейное, да ружья охотничьи. Самолёты из Москвы к нам часто не долетали - сбивали их фрицы. Так не попал он ни разу к нам в засаду.

Зато сам этот Федька был мастер капканы ставить. И не погиб бы твой дед, Оксана, если бы не предали его. Лагерь у нас был укреплённый в самой чаще, просто так не добраться. И о маршрутах Железнова никто не знал. Предал нас кто-то. Командира нашего, Оксаниного деда, товарища Железнова.

Он в эту ночь шёл на связь с подпольщиками из города, чтобы получить новое задание для отряда, шел один через лес. А полицаи с немцами его уже ждали в засаде как раз возле дома. Рассчитывали на лёгкую добычу. А он один против целой роты фашистов дрался. Пока его смогли окружить, тридцать немцев и полицаев на поле боя положил, представляете?! Вот про кого нужно книги писать, Алексей, а не про то, как армейский замполит в краску задницей сел.

Алексей хотел было что-то возразить, но Обухов уже продолжал:

- Израненный был, но не сдался. Погиб, как герой. И тут же немцы на нас три отборные дивизии вермахта бросили. Со всех сторон. Ведь был наш отряд для них, как чирей на седалище. Выдюжили бы мы, да силы были неравные. Очень неравные. И командира с нами уже не было. Не было с нами товарища Железнова. Бились мы, как могли, но сломали они нас. Мало в живых осталось. Я две недели с простреленным плечом по лесу шёл, пока в Оршу не вышел. Город такой в Белоруссии. Там нашел подпольщика, который в отряде у нас бывал по заданию. А потом с приходом красной Армии пошел в Отряд Ликвидации бандформирований. Много в лесах осталось нечисти - полицаев недобитых, немцев-фанатиков. И ещё напасть была - собаки и волки. Во время войны привыкли они людские трупы поедать, много их валялось. На этом мясе и размножились. А мир настал - пищи для них не стало, и повадились они на живых людей нападать. В нашем районе стая была с вожаком немецким, волкодавом, из тех, что фрицы на людей натаскивали. Хорошо ещё, что банды эти лесные между собой не ладили, друг друга жрали, а то бы долго с ними повозиться пришлось.

Я по лесам рыскал, силы не жалел, всё хотел Федьку - начальника полиции поймать. Он пропал, как в воду канул. Вместе с начальником немецкого гарнизона Штадлером и бургомистром Заком. Зака-то этого, немца обрусевшего, я быстро поймал - он и не прятался, раскаялся, молил о пощаде. Но его судили как предателя и расстреляли. А Федьку никак не мог поймать.

Я думал, он по лесам скрывается. Почти всех его полицаев в лесу переловил. А Федьки нет. И не знает никто, куда он делся. Искал я его, искал, да и рукой махнул. Думал, что не найду. И не поверите - поймал всё-таки! Он, подонок, после Победы переоделся Советским офицером, видно, убил кого-то, орденов полная грудь и сидит спокойно в ресторане, водку пьёт! Тут-то мы его и взяли. Допросил я его, запер в камеру на ночь, охрану усилил, а он бежал! Дьявол, а не человек.!

Тут Иван Сергеевич сделал эффектную паузу и, как бы закончив рассказ, отвернулся к окну.

- И что, - дрогнувшим голосом спросила Оксана, - не поймали?

Обухов торжествующе повернулся к ней:

- Эх, Оксаночка, грош бы была нам цена, если б мы так работали. Конечно, поймали. Вернее, пристрелили при попытке к бегству. И так уж мои ребята на него разозлились, что сожгли труп, дотла.

- Вот это история, - удивлённо произнёс Алексей, - интересней, чем в кино.

- Да, - покачал головой Иван Сергеевич, - вот такие штуки иногда жизнь нам преподносит. И выкручивайся, как хочешь.

Минуту все молчали, а потом Алексей обратился к Обухову:

- Иван Сергеевич, расскажите про нож, интересно.

- Так ведь рассказывал вам уже, - удивился Обухов.

- Оксана не знает, - ответил Алексей, - а мне и во второй раз интересно будет послушать.

- Да, да, расскажите, - попросила Оксана.

- Ну, хорошо, - охотно согласился Обухов. - Дело было аккурат после войны. Банды вовсю тогда лютовали. И как-то раз поехали мы вдвоём с водителем на грузовике по каким-то делам в отдалённую деревушку. Место было тихое, мирное, о бандитах у них никто и не слыхал. Мы все свои дела сделали и решили двинуться обратно, хотя уже смеркалось. Но мы поехали. Едем, лес, тишина, только мотор гудит. И вдруг, хлопок - бац! Колесо пробито. Водитель выругался и выпрыгнул на пробоину посмотреть, а я на всякий случай ППШ свой приготовил, взвел затвор, хотел нож за голенище сунуть, да вспомнил, что ботинки у меня. Ножик был хороший - с тяжёлым лезвием, без ручки. Как ни кидай, а воткнётся. И ещё часы я себе купил наручные. Большая редкость по тем временам. Мужик при часах тогда, что сейчас при "Жигулях". Ну, я и сунул нож за ремешок.

Только дверь кабины приоткрыл, да тут же мне ствол винтовки в бок и ткнулся. Сильно так ударил, что дыхание спёрло. "Вылазь, паскуда, - слышу, - долго мы тебя, гниду, ловили". Узнал я его, хоть и не видел никогда. По приметам узнал. Бывший полицай, лютый, как волк, злобный, а звали его как-то смешно. Мячик. Нет, не Мячик, а Мечик. Вот откуда он взялся в этом районе, я не мог понять, ведь бандитствовал он далеко отсюда. Только позже я узнал, что предал меня кое-кто, рассказал, когда по этой дороге поеду. Выхватил Мечик у меня автомат, вылез я из машины и вижу - только двое их. Второй бандит сзади подошёл и обыскал меня всего, до носок, а поднятые мои руки с растопыренными пальцами и трогать не стал, не додумался. Нож так за ремешком и остался.

"Прикончил водилу?" - спросил напарника Мечик. "Да", - ответил тот бандит, что сзади стоял. "Ну, и с этим не хрен тянуть, - сказал Мечик, направляя на меня мой же ППШ, - отойди, Микола, кабы тебя не задел случайно". Микола этот отошёл и стал справа у обочины, накинув на плечи немецкий автомат, а сзади за ним кювет глубокий. Слева от меня полуторка, а впереди Мечик с моим ППШ. Как ни крути, а подыхать. И когда Мечик палец на курке напряг, говорю: "Погоди, дай хоть молитву прочитать перед смертью, может, отпустит бог грехи мои тяжкие".

У Мечика от удивления даже рот открылся: "Ты что ж, говорит, сучья морда, в бога веруешь?". Я отвечать не стал, вознёс глаза к небу и начал читать: "Отче наш, иже еси на небеси...". И руками отмахиваю вверх, чтобы нож из под ремешка чуток вылез, а Мечик от удивления даже ствол чуть-чуть опустил. "...да святится имя твое, да приидет Царствие твое...".

И в этом месте я ножик и метнул, потому что дальше-то я молитвы не знал, а сам боком прыгнул прямо на Миколу, и вместе с ним мы в кювет и полетели. Очередь из ППШ в миллиметре воздух прошила, да не попал в меня Мечик, а я в него попал. Сам не пойму, как у меня, пока вниз катился, в руке камень оказался, увесистый такой, крепкий. Этим камнем я и врезал Миколе по голове, когда мы с ним в кювете сцепились.

Автомат-то он свой выронил, пока летел. Раз ударил, второй, он и обмяк. А наверху Мечик орёт: "Сука-а!" и палит в белый свет из ППШ. Я думаю: "Хоть я и сука, но живой!" Тут у Мечика патроны кончились, и он замолк. А мне интересно - попал ли я в него ножом-то? А он к кювету не подходит, боится. Я автомат ищу, не найти, как в воду канул, и темно ещё.

Мечик сверху позвал жалобно: "Микола...". Я ему отвечаю: "Да". Он обрадовался, кричит: "Живой?". А я говорю: "Ну". Тут его голова над кустами показалась, стоит, пошатывается: "Где ты?". "Тут я," - отвечаю и тем же камнем ему в лоб зафентилил.

Он руками за голову схватился, тут я и выскочил, зацепил его за грудки и ударил об машину пару раз. Смотрю, нож мой у него прямо в животе торчит. Лето было, тепло, он шинельку расстегнул, ножик и вошёл по самую рукоять. А шинель бы я не пробил, нет. С тех пор у меня ножны на запястье.

Иван Сергеевич отвернул манжет рубашки и показал Оксане маленькие ножны, прикреплённые к руке двумя ремешками.

- Иван Сергеевич с пяти метров в тоненькую берёзку из десяти попыток ни разу не промахнулся, - гордо, как будто это и его достижение, сказал Павел.

- А камня у вас нет в другой руке? - спросила Оксана.

- Нет, камня нет, - серьёзно ответил Обухов, - я потом не раз в Белоруссии на обочины дорог спускался - нет там камней. Не валяется. Как тот камень тогда в руке оказался, убей, не пойму. Я даже в бога поверил чуть-чуть, хотя это и каралось по партийной линии.

- А остальные все погибли? - спросила Оксана.

- Да, водителя нашего, Саньку, они зарезали ножом в спину. Наверное, тогда, когда он к колесу нагнулся. А ему ещё и девятнадцати не было. Мечика я связал, только в кузов погрузил, он и подох. А Микола, когда я его из кювета вытащил, уже был мёртвый. Рассказал страстей вам на ночь, Оксана, уснёте ли?

Оксана гордо подняла голову и хмыкнула, мол, и не такое слышали и видели. Ребята дружно засмеялись.

Иван Сергеевич улыбнулся и сказал тихо:

- А теперь, ребята и девчата, отбой, поздно уже.

И действительно, за окном расстелилась глухая и чёрная, как агат, ночь. Ехать только завтра весь день, а вечером они будут на месте. Переночуют в небольшом городке, а утром поедут в дальний район, где работает директором совхоза Герой войны и труда Андрей Андреевич Железнов - Оксанин дед.

По документам.

Кто же он на самом деле? Оксана, вопреки всем рассказам, верила, что дед её жив. Ведь могло случиться так, что бабушка не рассказывала ей чего-нибудь важного. Может, он и не любил её. И поэтому бросил после войны и уехал в Казахстан. Нашел себе какую-нибудь штабную "подстилку" и забыл про дочь и жену.

А что? Сколько угодно таких случаев. А может, боялся. Живой ведь ушёл из фашистского "котла". Почти все погибли тогда, когда немцы их окружили, весь отряд погиб, а он жив, да ещё и командир этого отряда. Значит, бросил бойцов своих в беде. За это могли и под суд. А могли и без суда расстрелять. Время-то какое было. Вот он и уехал в Казахстан переждать. А потом прижился, в землю врос, может, и казашку какую себе нашёл. И не поехал больше в Москву.

Значит, точно дедушка её, каков подлец! Ну, она ему всё скажет! Как бабушка плакала ночами, ждала его. Хотя бы написал, так, мол, и так, жизнь у меня теперь другая, не жди! Так ведь ни строчки! За тридцать лет ни письма, ни телеграммы!

Оксана залезла на полку и стала смотреть в окно. Ребята наперебой предлагали ей место внизу, но Оксана любила верхнюю полку. Можно лежать и смотреть, как в ночи проплывают мимо огоньки полустанков. Какие-то дороги пересекают железнодорожное полотно и убегают в неизвестном направлении. Что там, на этих дорогах? Куда ведут они? Что за люди живут на обочинах этих путей. Оксана долго смотрела в окно, мерно покачиваясь, поезд нёсся в темнеющую даль и убаюкивал. Проснулась только тогда, когда пышнотелая яркорыжая проводница заглянула в купе и спросила басом:

- Чай будете?

Было уже утро, поезд мерно отстукивал стыки рельс, солнце поднималось над жёлтой степью.

- Да, будем, - ответил снизу Иван Сергеевич, - принесите, пожалуйста, три стаканчика. И можно Вас попросить ещё стакан один попозже, когда проснётся наша мадмуазель.

- А я уже не сплю, - тихо сказала Оксана.

- Ну, тогда четыре, - произнёс Обухов. Оксана почувствовала, что он улыбнулся.

Быстро умывшись и причесавшись в необычно чистом для поезда туалете Оксана прошла по коридору, где щедро пахнущий тройным одеколоном и нестиранными носками помятый мужчина послал ей воздушный поцелуй и шепнул в самое ухо, когда она проходила мимо:

- Хорошенькая киска, погуляем вместе?

Оксана едва не задохнулась от запаха многодневного перегара, отшатнулась и побежала в своё купе. Мужчина, увидев перепуганное лицо Оксаны, громко захохотал, почёсывая голый живот. Открывая дверь, Оксана погрозила ему кулаком, а мужчина чмокнул её воздушно и помахал рукой.

- С кем это ты там воюешь? - спросил Иван Сергеевич.

- Да, так, - произнесла Оксана, вытираясь полотенцем, - ухажер пристал.

Алексей, поставив стакан с железным подстаканником на стол и положив бутерброд, покачал головой и произнёс:

- Вот и отпусти тебя одну - сразу мужики липнут.

Павел, сидевший у дверей, встав, выглянул в коридор. Мужчина приблизившийся к купе, увидев грандиозную фигуру Павла, развернулся на сто восемьдесят градусов и независимо пошагал по коридору, напевая о том, что он скоро сойдёт на дальней станции, где, вполне возможно, трава по пояс.

- Иван Сергеевич, - спросила Оксана, присаживаясь к столу, - а нас будут в том городке встречать, куда мы приедем завтра?

- Нет, - ответил Обухов, - никто не знает, что мы прибудем.

- А почему? - недоумённо спросила Оксана.

- А потому, - произнёс Обухов, - что мы едем удостоверять личность человека уважаемого, Героя Великой Отечественной Войны и Социалистического Труда, директора совхоза-передовика, что по местным обычаям почти как царь-батюшка. Вот и представь себе, Оксана - чертовское совпадение, и в имени, и в фамилии, и в биографии - человек чист и невиновен, работает на благо Родины, а тут мы с пистолетами и с удостоверениями: "Руки вверх!". Нет, нужно сначала разобрать, удостовериться на сто процентов, что человек замазан, нечист на руку, а уж тогда кричать: "Руки вверх!". Для этого мы и едем инкогнито, как геологи-землекопатели, а ты как студентка-практикантка. И никто не должен даже догадываться, кто мы и зачем приехали, потому что иначе спугнём мы "объект", он скроется, и будет наша поездка напрасной. Наверняка у такого человека есть, продуман запасной путь на случай провала.

- А если это мой дед и ваш командир? - спросила Оксана.

- Тем более он не должен знать, кто мы и по каким делам в городе, - ответил Обухов. - Не переживай, Оксана, всё будет хорошо. Завтра вечером приедем, выйдем из поезда, переночуем в гостинице, а утром двинем на автобус и к обеду уже будем в совхозе. А там главное - не растеряться.

День в поезде пролетел быстро за смешными рассказами Алексея, за игрой в карты и за чтением газет и журналов, которые набрал с собой Иван Сергеевич. Наступил вечер, приближалась станция назначения. Оперативники и Оксана давно собрали вещи и нетерпеливо ерзали, сидя на полках купе.

- Подъезжаем, - глядя в окно, произнёс Обухов и счёл своим долгом повторить ещё раз служебную легенду и инструкции, тысячу раз ими изученные, - пожалуйста, не забудьте о том, что мы теперь бригада геологов, едем в совхоз на предмет поиска полезных ископаемых. Это все, кроме Оксаны. Она у нас дипломированный специалист и прибыла устраиваться на работу. В кабинет она войдёт первой, мы с Алексеем будем ждать в коридоре. А ты, Павел, - обратился он ко второму оперативнику, - станешь под окнами, на стрёме, как говорят наши клиенты. Подчёркиваю - внимание и предельная осторожность. Вопросы есть?

- Нет, - ответили дружно два оперативника и Оксана.

- Тогда выходим, - улыбнулся Иван Сергеевич.

Поезд зашипел тормозами, застучал, проводница недовольно пробурчала в дверь купе: "Ваша остановка", и все заторопились к выходу. Как только они вышли, поезд загудел и тронулся дальше, стуча колёсами.

Остановка была маленькой. Вокзальчик тоже. Кроме них, из поезда никто не вышел.

Вечер был прохладный и тихий.