Верьте тем, кто ищет истину, но не доверяйте тем, кто нашел ее.
Андре Жид.

    -Полнолуние, - говорю я тихо. Скорее себе, чем Вове. Но он согласно кивает и втягивает себя дым. Кальян булькает так, словно внутри него кипяток.

    Профиль Вовы виден черным силуэтом на фоне окна. Его глаза блестят тем лунным светом, что покрыл стены и пол. И запах вишневого табака вокруг. Именно поэтому я и люблю курить кальян. Люблю сидеть вот так вот у окна, в полной тишине, ночью… смотреть на густую вату дыма в свете уличных фонарей и луны. Если бы коменда была не такой фанаткой, и не ходила бы круглые сутки по комнатам с проверкой, то я и не курил бы кальян. А так вот приходится создавать ту атмосферу, которая меня притягивает.

    С кровати слышится тихое жужжание. Вова передает мундштук мне и дотягивается до мобильного. Подносит его к уху.
    -Алло… Привет… Да вот, кальянчиком балуемся… Завтра? Завтра да… Ну да, можно… Ну вместе сядем, заценим, не вопрос… ага… Как хочешь… Ну все, ждем завтра после десяти… Да… Юля пусть тоже приходит… да, я  приглашаю… Ну все до завтра.

    Появившаяся за время разговора улыбка так и осталась на его лице. Он смотрит на меня:
    -Светка звонила, хочет к нам прийти, фильм новый глянуть, ей дали…
    Я киваю:
    -Угу. Я понял.
    -Я Юльку позвал с ней тоже. Ну ту, она еще вче…
    -Я понял, - повторяю я как можно более спокойным тоном.

    Юлька – это смугленькая первокурсница. Красивая девчонка, и даже вроде бы не дура, но… Что-то в ней есть такое… В походке, в осанке, во взгляде… страх затравленного зверька. Оно, в принципе, понятно. Новый город, новые люди, новая социальная роль… У первокурсников часто бывает. У меня тоже было. Но за три месяца все успевают обтесаться… Юля не успела. Все парни сперва начали было подкатывать к ней, фиг ли, девчонка-то красивая. Но тут же поняли, что делать там нечего. Монашка монашкой. Она боится всех. Парней – особенно. Трудно даже представить, что такое у нее в жизни случилось, какое у нее было детство, что она так вот…

    Самое дерьмовое, что Юля в меня влюбилась. Почти сразу. Первые три недели я жил в соседней комнате. И как-то само все получилось. Помочь переставить кровати. Попросить масло поставить в холодильник. Спички для плиты одолжить. Порошок стиральный. А кто у вас читает зарубежную? А, она… да, знаю ее… перед экзаменом стих античный один выучи, она любит спрашивать. История? Ерунда, проходной предмет. В эту сессию вообще зачет сдавать будете. О привет, ты на пары? А какая первая? А. Прикольный дядька. Коньяк ему поставите, он вам в зачетках хоть «безукоризненно» напишет, хоть «жжошь»…

Три недели…

    Трудно, наверное, быть красивой девчонкой… Я сделал ошибку. Я не лез к ней. Просто помогал… Стал одним из близких, а может и самым близким человеком в новом, чужом городе. Я был для нее красивым взрослым парнем. Таким мудрым и добрым. Помогающим просто так. Смотрящим в глаза, а не на грудь или ноги. И понеслось… как страшно видеть это… Она, красивая девчонка, такая чистая. Еще неиспорченная всем тем дерьмом, которое пропитывает наши души почти с самого детства. И вот она любит меня… Любит и боится… мотылек у свечи. Когда мне было лет девять, мы с друзьями нашли старый, заброшенный дом. Черные дыры голых окон… Красный кирпич, покрытый похабщиной… и гулкое эхо, если подойти к двери и крикнуть… Не многие на такое решались. Ведь там, в прохладной темноте жили такие создания… самые-самые, потому что их придкмали мы… Туда нельзя было заходить… мы боялись этого дома. Мы боялись той магической силы, что наполняла его. Но каждый день приходили к нему.

    После кальяна мы ложимся спать. Я засыпаю под музыку ночного города. Люблю открытые окна…

    День проходит незаметно. Вечером Вова звонит Светке и предлагает прийти в одиннадцать. Старенький такой прием. Фильм длится часа полтора. Блоки закрывают в двенадцать… ах, девочки, ну что же вы… давайте ложитесь как-то у нас, что-нибудь придумаем… и девочки ведутся. Сегодня, я подозреваю, все затеяно ради меня и Юлечки. Наши, небось, уже бабки ставят, когда ее кто-нибудь обесчестит… А то, что она на меня запала... Это уже всем давно ясно… Шила в мешке…

    Часов в десять приходит Карлсон. Карлсон он, потому что, во-первых, всегда имеет плюшки (коробок прячет в матрасе), во-вторых, потому что долбить любит на крыше. А потом слазит. Не был бы обдолбаный – давно убился бы… Карлсон говорит, что у него есть немного плана, и надо бы поскорее его скурить. Причем, план дерьмовый. Вообще не впирает. Вова отнекивается. А я иду. Больше часа мы долбим. Не на крыше, к счастью, в комнате. И вроде тоже и дверь закрыли, и мокрое полотенце положили. И свет луны в окно… и тишина… А вот не то совсем. Кальян – это кальян.

    Я надеялся, что Юля разочарованная уйдет. Не прийти она не могла… Она итак ищет повода лишний раз меня увидеть. Но вот уйти – запросто. Я ошибся. Все трое киноманов сидят в комнате. Их лица красиво освещены светом монитора. Я тихо здороваюсь. Светка выдает мне стандартный кивок и улыбку, а Юля… Господи, у меня собака и то меньше радовалась, когда меня видела. Секунду я решаю куда сесть… Возле Светы или, все таки, к Юльке. Потом посылаю все и сажусь к Юльке. Она непроизвольно склоняется ко мне. Я стараюсь этого не замечать.

    Фильм нудный. Минут десять я надеюсь, что план все же подействует. Но нет. Зато я замечаю, что Юля больше косится на меня, чем смотрит на монитор. Я приближаюсь к ней так близко, что чувствую тепло ее тела. Шепчу ей на ухо:
    -Досчитай про себя до ста и выходи в умывальник. Я буду там ждать…
    Хочешь большой и чистой любви? Приходи вечером на сеновал… По нервному сглатыванию слюны я понимаю: да, придет.
    -Фигня, а не фильм, - говорю я вставая.

В умывальнике я представляю, как Юля сейчас сидит на кровати… Смотрит невидящими глазами на монитор. Ее сердце бешено колотится, уши горят… она считает про себя: «сорок восемь, сорок девять, пятьдесят…». Господи… Что же я наделал…

И вот она передо мной. Я не знаю, что я хочу ей сказать. Не знаю, что говорить в таких случаях. Не стоило ее звать, но уже поздно. Я медленно прикасаюсь к ней. Она тает от моих рук. Иногда я представлял нас с ней вместе. Но я думал, что меня остановят ее страхи. Нет, не остановили…

Касания плавно перетекают в объятия, объятия в поцелуй… Ее губы неумелы… Это трогательно. Это вызывает столько чувств… Это усиливает желание. Она моя… Моя вся. Без остатка. Юлечка. Светлое пятно на фоне города, затянутого серой пленкой пасмура.

-Слава,.. – выдыхает она.
-Юлечка… Радость моя… Милая… чудо мое… сон мой…
Я говорю всякую чушь… И медленно перемещаю нас обоих к душевым. Почти у самой двери я вспоминаю, что душевые на блоке закрыли на три дня… трубы там что-то…

В комнату идти нельзя.

Юля что-то шепчет. Такую же чушь. Я снова припадаю к ее губам.

Сегодня вообще некуда идти. А надо. Надо… Назад. Я плавно перемещаю нас назад. К туалетам. Почти не разрывая объятий, мы заходим в одну из кабинок, и я закрываю нас… запах сортира, наших тел, ее шампуня, плана… Освежитель воздуха кончился давно, никто не покупает новый. Хреново…

Мои руки бесстыдно лезут к ней под халат. Ее лицо меняется, когда я глажу ее промежность через трусики… она шепчет что-то но я уже не слышу слов. Я отвечаю ей, не слыша самого себя. Она покорна. Она готова на все для меня…

Совместными усилиями мы избавляемся от ее трусиков. Я запихиваю их в карман шорт. Из другого достаю презерватив.

В сраном вонючем сортире… воняющий потом и планом… я лишаю невинности девушку… Невинности, именно так… Я рву ту грань… ту черту, за которой кончается детство… Мы будем с ней встречаться некоторое время. Потому что она недолго, но будет меня любить. И будет оставаться тем милым существом… тем маяком в ночи… Потом все рухнет. Однажды. Кто-то из нас разочаруется в другом и тогда…

Юля судорожно глотает воздух… ей не хватает кислорода, чтоб насытить пламя тех чувств, что горит в ней сейчас… она смотрит на меня… она видит лишь меня… в ее глазах слезами скапливается счастье и благодарность… ее чувства катятся по щеке. Я слизываю эту прозрачную каплю и упиваюсь ее благородной горечью…

***
И снова, снова кальян. Снова густой дым вырывается из моего рта и красуется в свете луны. Снова в душе величественная сладкая тоска. Мы курим молча. Каждый думает о своем.

Тот старый дом в моем городе… Мы ходили играть возле него каждый день, пока однажды нас не прогнал вышедший оттуда взрослый парень. Больше мы туда не ходили. Только раз я там был. Уже лет в пятнадцать. Проходил мимо, зашел поссать. Дом был мертв. Оказалось, что внутри совсем не темно. Что на полу валяются окурки, битые бутылки вперемешку с битыми кирпичами, использованные гандоны и шприцы, засохшее дерьмо. И только прохлада и эхо все те же. Я вспомнил Стругацких, «Град обреченный». Там тоже было здание, которое умерло вместе с частичкой героя… Наверное, у каждого в жизни есть свое здание, что пустеет вместе с ним.

Я не стал таким зданием для Юли. В том сраном сортире… господи, как счастлива она была… Искренне счастлива… прошло уже два месяца. А она по-прежнему… ценит тот поздний вечер… Как это глупо и не понятно… и не хочется об этом думать, но как, если она теперь рядом… и если меня тянет к ней… 

Докурив, мы ложимся спать. Я засыпаю почти сразу. Мне снится тот заброшенный дом. И в одном из окон я вижу Юлю. Она улыбается своей улыбкой. Она беззаботна. Она счастлива. Для нее дом еще жив…