Или нарциссик пахучий распустится, или ландыш звенящий из-под снега высунется - все рай для радующейся девочки. Для кого-то осень, для кого-то весна - земля благоухает либо от дождя, либо от капели. Мигнет Дева искристо огненному Львенку и заступает. Тысячи образов (блондинки, шатенки, брюнетки, рыжеволосой) отражаются в холодной речке времени. Вздрагивают видения в волнистом омуте. Кап-кап. И кружочки бесплотной любови расходятся, как центробежный канкан. Все бабье лето. На юг пойдешь - черномазая лапочка бананом угостит и подсластит ананасом, на север двинешься - пухлая тетенька парным молоком напоит с теплой булочкой и в хрустальную розетку положит из морошки варенье. Вкуснятина. Ух и страшен Серый Волк, размалеван. Да и он на пироги с яблоками и с брусникой может угодить. Сварит Дева целый жбан волчатины, чтобы неповадно было злому зверью зубы точить на Гороскоп. Одно слово - Изабель, или Натали, или Шапо Руж. Возьмет девочка жестяную кружку, кинет туда медную монетку, зазвенит, запоет грустную песенку, как старая облезлая шарманка. Про рыцаря и русалку, про старика и старуху, про свадебный пир и разлуку с суженым, который идет на войну. Смерть. Судьба. Время. Рассекает их алмазный диск, как коса траву на сенокосе. Пошла мать-прародительница пшеницу и рожь в поле жать, наточив лунный серп. Змеи Змееносца в колосьях выверчиваются. Землю любимую нюхают. Яйца пытаются отложить. Дева любую жизнь любит и привечает. Стоит посреди степи уставшая, красная, пот рукой со лба стирает. Снопы уложены. Хлеб скоро печь. Красный серп пока не остыл от жатвы. На закате ворожит расскаленностью. Прошла девочка свои день и ночь, превратилась в пылающую деву. Сколько пошлых надежд разбилось об ее жаркую красоту. Только равному может открыться соль земли. Только тогда, как источник и средоточие любви, притопает малыш. Всему своя смена. И в книжице своей судьбы между страниц всегда натыкаешься на закладку из бутона тюльпана. Как бы не был горек замкнутый круг, в нем всегда есть место любви и деве.