Я – загаженный человечек
перевернутого мирка –
был когда-то могуч и вечен –
вплоть до самых тех пор, пока

не убил из зависти брата
и не взял вторую жену.
Так и сгинуло Эльдорадо
в поднебесную вышину,

так и спрятался я от Бога
в скорлупе похороненных лет,
а была ведь моя дорога
лучезарна. Была – и нет

ничего из того, что было.
Да и сам я не тот, что был,
и не жизнь меня погубила.
Это я ее погубил,

растоптал сапогом, из танка
расстрелял, пропорол штыком.
Эх ты, жизнь моя, жизнь-жестянка.
Так и прожил я дураком.

Повезло еще, коль не сеял
по округе кошмар и мор
революций и потрясений,
сотрясающих до сих пор

зазеркалья моих огрехов,
отражающие грехи
возгордившихся человеков,
существующих вопреки

уготованному им счастью.
Я всего лишь один из тех,
кто себя разорвал на части
для своих же больных утех.

Стал я жертвой манипуляций,
стал солдатом чужой войны,
научился юлить, бояться,
приспосабливаться, притворяться –
это, если, конечно, вкратце.
Полюбив своё чувство вины,

я давно превратился в монстра,
в извращенца, в исчадье зла –
это вышло легко и просто –
в неотпущенного козла,

в проститутку, в гомоэрота,
в лжепророка и лжецаря.
Моя речь воняет, как рвота.
Я живу напрасно и зря –

по инерции, ради смеха,
для поди разбери чего,
превратив себя в отзвук, в эхо,
в совершенное ничего –

мимолетное и пустое,
позволяющее себе
всё, о чем никогда не стоит
говорить и писать в судьбе,

и хотеть передать потомкам
или просто хотеть детей.
Я живу здесь гадким утёнком –
в этом мире хрупком и тонком –
среди точно таких же людей.





---


Огради меня от разрухи,
от погибели огради,
и возьми меня на поруки,
чтобы сердце в моей груди

снова билось Тобой – и только,
каждым вдохом чтоб Ты дышал –
и короткой зимой, и долгой
чтоб не мерзла моя душа,

чтоб от ужаса ледяного
не корячило мир вокруг,
чтоб ни лешего, ни водяного,
и поменьше случайных рук

и завистливых сальных взглядов,
забирающихся в штаны.
Мир конвейеров и автоматов –
мир, в котором мы рождены.

Огради меня, Бог, от мира –
сбереги меня, сбереги
от какого угодно кумира,
его идолам вопреки,

от любого навета порчи
или заговора на беду.
Я ведь, Боже мой, между прочим,
без Тебя совсем пропаду.



---


Говорила мне мама: «Иди учись –
будет легче и прямее жизнь».
Мама, расслабься – твой сын фашист,

антисемит, расист, плейбой –
при этом довольный своей судьбой,

бросил наркотики, бросил пить,
принял решение дальше быть.
Мама, всё будет, как ему быть.

Воют вены на правой ноге.
В снеге ветер в моем окне.








И ничего, кроме опять себя –
как не верти меня, как меня не крути.
Хватит и так, и того, что видишь, с тебя –
если ты видишь хоть что-нибудь впереди.

И не вертись – этот страусовый ранжир
больше тебя. Потеряешь себя – не вертись.
Главное, мальчик, что ты немного пожил –
жулик, мошенник, предатель, поэт, артист.

Главное, мальчик, что дальше одно тепло –
на миллиарды лет и еще к тому.
Землю всю замело, и еще намело,
и не найти следов, чтоб уйти одному –

мимо всего, что держало и что рвалось,
выло и ныло, скулило и, колотясь,
долго кружило, вплетая в Земную ось
голос молитвы, восстановивший связь

между планетой, космосом и тобой
с тем, что внутри планеты, него и тебя.
Кажется вечной музыкой волчий вой,
и человечество смотрит в упор на тебя.

Лишь бы не впасть в отупенье вчерашних газет,
только бы не насиловать тишину.
Жальче всего того, кто оставит след,
перечеркнув созвездиями вышину.

Точка. Понять не каждому, но дано.
Завтрашнее не пугает и не спешит
сделать до срока вспомненным небом дно,
чтобы однажды и навсегда ожить.




---


Миру – мир. От восхода до сумерек
и потом до восхода опять
можно быть единицей в сумме
или выпрыгнуть сразу в пять,

чтоб потом зависать над пропастью
и шестёркой туда-сюда
извиваться  змеиной кротостью,
как текущая с неба слюда –

только признаки увядания.
Лишь бы лишнее соскрести.
Оживающее Предание
оживляет кругом кресты.

Звезды жмутся и зябко ёжатся,
и летит мимо нас Земля,
и Лилит наточила ножницы,
притаившись в недрах Кремля.

Звезды падают, распадаются
по пяти сторонам. А там –
будет новая бесприданница
шелестеть по чужим домам,

но уйдёт – никуда не денется
и не скроется в никуда.
Миру – мир. Лишь поземка стелется,
пряча мёртвые города.