Ночь. Смерть. Избавление.       

На первый взгляд, эти три слова не имеют между собой ничего общего – три совершенно разных понятия. И раскрыв любой толковый словарь, мы сравним их и лишний раз убедимся в непреложности нашего сакраментального тезиса. Как же иначе? – удовлетворенно вопросите вы, - Каждое слово, исключая синонимы, содержит в себе свой собственный смысл. Так и должно быть. 

И будете по-своему правы.     
Ведь ТАК и удобнее жить, не правда ли? Все разложено по полочкам – это здесь, это там, а это, пожалуйста, в мусорное ведро или сжечь… Идиллия!     

Однако ж, послушайте, что я вам скажу по секрету: хоть слово и было первым (если верить библейскому преданию, разумеется), на пустом месте оно  вряд ли бы появилось. Пустота на то и пустота, что не исполнена ни малейшей сути! Слово рек Бог. Хорошо. Бог – эталон совершенного добра, равно как и Денница, он же Диавол, - эталон совершенного зла. Не то что мы, простые смертные! Но, Господи-боже-мой, слов стало столько же (ха-ха, если не больше), сколько людских нравов.   

В человеке слишком мало своего, в нем ведь всего по немножку. А слова? Слова живут своей особенной жизнью, каждое лишь притыкается какой-то одной гранью к другой, принадлежащей постороннему, оставаясь при прежнем семантическом ядре. 
Все это просто. 

Гораздо труднее найти причину того, почему слова можно связать между собой и что заставляет людей находить все новые и новые буквосочетания, помимо тех, что уже есть.   

Или, положим, почему люди не слова?   
Ответы надежно спрятаны за семью печатями.   
     

Ночь. Это время, когда пора укладываться спать и видеть сны, время, когда где-то за изголовьем  кровати слышны посторонние шорохи, в голове проносятся сомны смутных догадок, а час расплаты неминуемо близок.   

Смерть. Жуткий запах непредсказуемого будущего: что ждет тебя за тем пологом тьмы, что окружил тебя мучительной тишиной со всех сторон, словно походный шатер?   

Избавление. Что в этом слове? Оно носит в себе положительную окраску или отрицательную? Как знать, может, оно – нейтрально. 
     

Вот и думай теперь, верно ли говорится, что знание – сила, как будешь ощущать себя, если узнаешь, что на самом деле тебя в общем-то и нет, что ты – всего лишь выдуманный персонаж, символ, проекция больного воображения автора? Каково тебе будет осознать такие пугающие факты, какие знать совсем не разрешено?   
Получается, что тогда ты сам виноват. Нечего было лезть, куда не следует, жил бы, как все, обычной обывательской жизнью, и сожалеть бы не пришлось.
Вывод: спорить с высшими силами совершенно бесполезно. 
Судите сами: коли на лице, к примеру, выскочили прыщи, то тут уже никакие дерматологи с их антисептическими и косметическими препаратами ни в жисть не помогут, раз дал уж Бог такой тип кожи… Сладкого, жирного, мучного не ешь… Гигиеническим мылом умывайся… Лицо солнцу подставляй… брехня!   
Декан студенту не товарищ.   

А всевозможные присыпки и маскировочные помады, честно поведую вам, отнюдь не выход из положения. Отнюдь. 

Впрочем, я отклонился от темы. Я же собирался рассказать одну историю, нет, ошибаюсь, скорее (к счастью или к сожалению?) маленький, но очень правдивый эпизод.   

Так получилось, что для меня (!!!по велению судьбы!!!) все три упомянутых мною выше понятия слились в одно, которое их и объединяло.   

Самое древнее и самое грозное.   
Не самое-самое, но самое.     
Выложу карты на стол рубашками вниз. Слово это – СТРАХ.   
     
И всякий человек знает, что это такое, знает, но объяснит ли он, зачем он, я имею в виду страх? Для социальной адоптации? Для прочистки детских мозгов, чтобы меньше было проблем с их функционированием и воспитанием? В научных целях? Как-то иначе? Я не знаю, и потому сдаюсь. Может быть, так и должно быть – больше методов, больше истинного познания предмета!? Или… 
     
Так или иначе, я был близок к разгадке. Имеет ли страх свою плоть,и  есть ли тогда в нем что-то целенаправленное. Боязнь подойти к объекту обажания и признаться ему в любви и боязнь открытых пространств, сиречь агорафобия… сопоставимы или нет? После того, что я пережил, мне кажется, в мире все имеет свою изнанку, ту составляющую, что объясняет смысл нашего мирозданья.   

К сожалению, как бы близок в ту ночь я ни был к разгадке о естественной сущности бытия в ее полномерном  субъект-объектном состоянии, мне не хватало того запредельного (читай, стороннего)  понимания самого себя таким, каким  его я никогда бы не увидел.   
     
В ту ночь прежде чем мой живот начало надувать, словно воздушный шарик, а в голове помимо мимолетных мыслей заиграл болезненный импульс, я изрядно наелся «Крошкой картошкой»…   
Потом я лег спать.     

Лег и едва ли не сразу же почувствовал четкое недомогание. Мышцы ног, рук и груди свело растекающимися судорогами. На силу я заставил себя встать и принести к кровати какое-нибудь судно или таз. Меня словно проняло – сейчас стошнит! На негнущихся ногах, превозмагая адовы муки, я потащился в ванную за тазом, ибо окромя меня дома никого вообще не было. Уповая лишь на себя родимого да возможную милостливость судьбы, я снова лег и, наклонившись над подставленным тазом (воду с тряпками я из него предусмотрительно вылил), засунул два пальца в рот. 

Безрезультатно.     

Однако лучше от этого не становилось.   
Извертевшись в постели, я встал и поплелся обратно в ванную. Ступив без тапок на холодный плиточный пол, я склонился над раковиной, держась при этом за ее края, наконец-то ощутил подступающую тошноту. Господи, думал я, скорей бы все это кончилось!!!   
Не тут-то было – все еще только начиналось.     

Так вашу мать растак!   
Растак и разэдак! 

Я вновь взялся играть в кота-блевуна. Подходящее времечко выбрал, ничего не скажешь.   

Одним словом, полный пиздец!       
Вскоре на эмалированной поверхности раковины, вблизи сточного отверстия появилось все то, что я имел счастье съесть на завтрак, обед и, естественно, ужин. И все в виде мерзостной слизи.   

Обессилев, я присел на ванну и от нечего делать стал разглядывать зеркало. В ожидании следующего рвотного рефлекса. На вытошненные недопереработанные желудком ошметки пищи не было сил смотреть.     

Внезапно – я и сам не успел обратить внимание, как это уже произошло – в глазах у меня резко померк свет, а голову в висках  сжало артериальное давление.   
- Что за черт! – с досадой в голосе выкрикнул я.     
- Я не черт, - очень тихо послышалось в ответ, коего я совсем не ожидал. Что за шутки, удивленно подумал я и мне стало вдруг не до смеха.     
- Открой глаза, - полушепотом произнес чужой голос. – Не бойся, открой.   

Я открыл.         
На удивление легко.   

- Привет, - тот же самый голос, но теперь более душевный и мягкий.   
- Кто ты? – Мои глаза сделались двумя буквами «О». – Ты не глюк?   
- Нет, у меня нет его благородной простоты, его мастерства. Нет, я не он.   
- Тьфу ты, пропасть! Ладно, проехали. Что тебе от меня нужно? Хммм, лицо твое как будто бы мне знакомо, но…     

Тут в животе снова появились сосущие спазмы, вслед за ними меня вырвало.   
- Уффф. – Я вытер слезы. Отвел в сторону глаза.       

Занятная ситуация.   
Призрак продолжил: 
- Присмотрись получше и поймешь. Я же в зеркале.   
- Э-э-э-эх, - выдавил из себя я и свалился на дно ванны.     

Слава богу, не потерял сознание. Такое вполне могло случиться, но обошлось. Я поднялся из ванны и медленно повернулся к зеркалу. В зеркале отражался я.     

Из горла полез большой кусок спрессованной картошки, невольно я поперхнулся. Он застрял на полпути к выходу наружу, остановив естественный доступ воздуха. Час от часу не легче. Кусок пришлось проглотить обратно. 

На лице моего собеседника играла приятельская улыбка.   
- Я – это ты в старости, - проворковал он. – Скоро я исчезну, позже постарайся забыть об этом видении, единственное, что ты должен запомнить: жди противоестественного, найди знание и потеряй себя. Dixi.       

Лицо призрака неожиданно исчезло. Так же, как и возникло. Вместо него на прежнее место вернулось мое собственное.                 
     
Возвращаясь в постель (тошнота начинала потихоньку отходить), я задел в коридоре какую-то вещь, кажется, жинкин зимний сапог, и чуть было не упал.   

Под одеялом я размышлял.
Что, если это маленькое происшествие было еще только лишь детерминантой.