Самая что нинаесть разглухая, чернушная полночь  застигла Фисю с кузнецом возле покосившейся кладбищенской ограды. Фися схватился рукой за гнилую доску, жалобно и гнусно заскрипело.
- Тихо ты, морда Фантомасная. Услышит кто, всей деревней судить будут- шопотом прорычал Антон.
- Да ладно, не бзди братан, на святое дело идем. Ведьмаку его сокровища на хер не нужны, а мы трудяшие люди поживем маненько. Ты дитям свадьбы отгрохаешь, а я жигулетку куплю.

Представляешь Тоша, сядем мы в жигулетку и поедем в тот самый Магадан, про который председатель рассказывал. А в Магадане том море теплое, кактусы разные. По кактусам бабы голые с абезьянами лазают, ласковые да покорные. Выпьем мы с тобой ихонной не русской самогонки, в море всяко разно покупаемся и айда по интересам. Я к бабам, а ты к абезянам.

В темноте словно угли, запылали глаза кузнеца. – Фися сученок, ты опять нарываешься.
- Да не Тоша, я просто к примеру. Откуда я знаю, может тебе после бугая абезьяна подавай. А тут пожалуйста, пользуйтесь господин заморский.

Тоха зашипел, но смолчал, лишь легонько сунул кулаком Фисе под ребра.
- Ты мне лучше скажи, это правда, что вместе с ведьмаком закапывают его сокровища?
- Точно Тоша, головой отвечаю. Золото у колдуна нечистое, его сказывают надо обезательно хоронять вместе с ним. Потому если не сделать так, то или сам ночью приходить будет или кого похлеще пришлет.

При последних словах Фися резко остановился и не ожидавший этого Антон ткнулся в него всем телом.

Тпруу балда, пришли- зашипел Фися.
- Дык его вроде за оградой хороняли?
- Правельно, тока мы с тобой не наобокружку а наскрозь прошли. Давай, доставай заступ коли не бздишь.
- Че это я бздю то,- дрогнувшим голосом прошептал кузнец. – Начинай уже.

Фися поминутно оглядываясь начал ковырять лопатой еще свежий могильный холмик. Наконец запарившись передал лопату другу, а сам привалившись к оградке стоял отпыхиваясь.

- Эх Тошка – хуешка, возьмем казну, заживем как человеки которые звучат. Гордо будем звучать кузнечяра. И делиться ни с кем не станем. Хрена с два, кому нам отделевывать?

Из-за соседнего памятника высунулась страшная рогатая башка и спокойно так, но вместе с тем очень уж неотвратимо произнесла,- Мнее.

Антон увидел с первого раза. В натуре могильный холод сковал его члены, хотя и не все. По сути он превратился в известную всему миру статую «Писающий мальчик»

А Фися, не врубившийся с первого разу повернулся на голос и переспросил, - Кому?

И снова та же башка, с гигантскими в полнеба рогами. И жуткий, замогильный голос отвечающий, - Мне, мнее…

В эту ночь в глухой таёжной деревеньке Ебитеньевка по сути было поставлено несколько новых мировых рекордов. Бег с препятствиями, прыжки в высоту, длину, да и в ширину вопщем тоже. Опомнились друзья только около кузни.

Сидели в траве, жадно хватая раззявленными ртами ночной воздух. Наконец отдышавшись посмотрели друг на друга. Первым расшевелил примерзший язык Антон.

- Ладно Фися, ладно ссука. Все чисто, ни каких обломов, возьмем как у бабы в штанах. Все, с седнешнего дня не друг ты мне, а сука и антифашист. Где нахуй находится знаешь? Вот и ступай.

Фися ни слова не говоря встал и широко по моряцки ставя ноги стал спускаться к Ряшке. Антону подумалось плохое.

Слышь полудурок, ты куды пошол то? Ежели топиться, так здеся мелко.

Фися втянул голову в плечи и трудно произнес. – Поря седни кашу горохову варила, пойду постирнусь. А скажешь кому кузнецкая морда, - Сонного стамеской зарежу.

На другой день бабка Калиниха судачила у колодца с такими же полупердуньями.

- Прицепилась бедная у ведьмакова памятника и ослобониться не могет. Стоит и плачет, меее-меее. А могила то у ведьмака разрыта чуть не на половину. Видно услыхал мою Зинулю и полез наверх. Вроде живую душу еще хошь одну с собой уташшить. Ох – ах, бабы были в шоке.

Ту би континиюд