Не знаю, то ли это так распорядилась судьба, то ли мои родители были крепко пьяны - но при рождении мне дали имя Гена Какашкин. Наверное, это и предопределило всю мою дальнейшую судьбу. Все началось в садике. Ко мне крепко-накрепко на всю жизнь прицепилась кличка Какашка. И даже воспиталка Тетя Варя, убирая за девочками горшки, заглядывала в них и говорила - "смотрите-ка, это же наш Геннадий".

В школе мне тоже было не до смеха. Во втором классе самые отъявленные пацаны накидали мне в портфель собачьего говна, и все мои прописи и букварь перемазались в коричнивую вонючую массу. Училка сказала, что новых прописей мне не видать, и год пришлось доучиваться с какашечным букварем. Наверное, не надо вам объяснять, что самая моя нелюбимая буква в букваре была "К" - Карандаш, Конь, Кукла.

Правда, был на этой странице один рисунок, который мне нравился. На уроке я смотрел на картинку Юрия Гагарина в букваре, на четыре большие красные буквы на белом шлеме - "СССР", и на его перемазанный какашками скафандр....наверное, тогда у меня и появилась Мечта.

В старших классах, когда парни тискали и зажимали девчонок за углом школы, а моя кличка из детской Какашки превратилась во взрослое Говно - я сидел в пустом классе совсем один, с той самой страничкой из букваря. Я смотрел на уже потрепанного Гагарина. В его какашечном скафандре на местах многократных сгибов вырванного листа, протерлись дыры. И если бы Гагарин вышел в открытый космос - он бы совершенно точно задохнулся. Именно тогда в 11-ом классе я понял, что жизнь жестокая штука и мне никогда не быть космонавтом.

После школы меня забрали в армию. Вы все взрослые люди и не нужно рассказывать, как меня чмырили, били, заставляли чистить сортир. Военный билет мне выдали на руки досрочно, в военном госпитале, где мне из-за побоев и последовавших за ними травм удалили правый глаз.

Судьба и после армии не оставляла меня в покое, и единственное место где мне нашлась работа - на городских очистных сооружениях. Постоянный запах говна. Теперь не только фамилией, но и всем своим существом я соответствовал своему обидному прозвищу.

Но однажды я спас человека. Наверное, у него в жизни случилось что-то очень плохое, раз он напился настолько, что забрел на говнотоки и, не сумев удержаться, поскользнулся на куче помоев, упав в главный очистной сток. Нельзя было терять ни секунды, говно это вам не городской бассейн, уж я то это знал. Быстро накинув плотнооблегающий брезентовый плащ и замотав лицо куском полиэтиленовой пленки, я привязался веревкой, как фалом к поручню стока и тотчас прыгнул вниз.

Я спас его от верной смерти. Мне, конечно, было все равно, даже если бы он и  не пришел ко мне еще раз. Но он пришел. Пришел, чтобы пожать мне руку. Он сжимал мою ладонь  своими сильными пальцами и говорил какие-то странные слова, что-то про "Поступок, Мужество, Отвагу, Силу Духа и даже Героизм". В конце он сказал "Спасибо". И добавил просьбу, чтобы я как можно дольше не рассказывал никому про то, что он упал в говно.

А однажды я читал приплывший со стоками журнал "Наука и Жизнь" за сентябрь, и увидел его портрет. Он был в новом красивом пиджаке, и на груди у него красовались две звезды героя Советского Союза. А под портретом большими буквами было написано - "Герой-Космонавт Алексей Леонов".