Он еле-еле открыл затекший, с туманными частичками гноя глаз…мокрая от вонючего,  даже можно сказать токсичного пота, смятая, с  вызывающими тошноту,  коричнево – зеленоватыми разводами -  подушка. Внезапно, человек сидящий на облезлой кровати,  смачно и глубоко рыгнул, обдав воздух гадкой вонью, (эму это, почему-то понравилось и он, даже причмокнув сухим беззубым ртом, изобразил нечто отдаленно напоминающие улыбку)  поднимаясь со своего лежбища, в какой то  туманной ядовитой дымке,  которая казалось, расшатывала (словно гниющий полуразрушенный зуб) его дико ноющую голову, он сел (с большим трудом,  и абсолютно дикими болями в почках) на краешек грязного замусоленного временем и грязью дивана (который он искренно считал кроватью). Голову как будто кто-то нарочно шатал невидимыми, но волосатыми руками…нет даже не руками, а лапами,  когтистыми лапами того ужасного существа, которое живет в предрассветной тьме, которое живет в одинокой, и безнадежно пропахшей сыростью и  мочой, квартире конченого человека. Он сел, помимо несчастной головы болела еще и многострадальная, и, наверное, уже частично разложившееся печень…

Дико, и болезненно хотелось выпить, заткнув тем самым рот нездорово гудящей голове, и ноющему желудку. Трясущимися и потрескавшимися руками, он, как-то излишне интелегентно провел по линий подбородка, убедившись в том что стоит побриться, но тут же выкинул эту мысль из головы, так как из предметов гигиены были -  лишь  кусок старого, коричневато-белого хозяйственного мыла, и ржавеющие ножницы из алюминия.

Мужчина облизал потрескавшиеся губы, и посмотрел на старые, дико популярный в 70х годах прошлого века «часы с кукушкой», они показывали ровно девять часов. Должна была вылететь облезлая пластмассовая игрушка, но она не вылетела, потому-то часы были сломаны уже как минимум пару лет…теперь они просто показывали время, не развлекая хозяина, простейшим механизмом.

Жажда выпивки, казалось, усиливалась с каждой минутой,  нутро горело, и кричало от примитивного желания.…А он, как-то тупо и безнадежно смотрел на старые часы…и вдруг он очень четко понял что не хочет больше жить, он понял это настолько быстро и  уверенно, что эта казалось бы ужасная мысль на долю секунды заставила забыть его о жажде (о дикой и безумно липкой жажде, понять которую может лишь, наверное, вампир, лишенный доступа к крови…)
Он уверенно, но медленно, словно умирающий зверь, в последний раз поднялся с кровати, что-то больно хрустнуло в ноге, подарив мозгу еще один дробовой заряд боли. Ели - ели, переставляя затекшие босые ноги, мужчина прошел на маленькую, обшарпанную, грязноватого вида кухню с рваными и коричневыми от подтеков обоями. Он остановился перед старым окном, в полусгнившей деревянной раме, и деловито и уверенно открыл его. В затхлую вонь квартиры, с молодым весельем ворвался прохладный, но уже, по весеннему мягкий майский ветерок, владелец квартиры, прищурился, и  с  болью в потресканных губах улыбнулся, обнажив миру дурнопахнущий рот с гнилыми остатками зубов…

Во рту было горько и сухо,  но он не стал пить простую водопроводную воду, эту жажду могла утолить лишь бутылка (с любым содержимым начиная от дешевого крепкого пива, заканчиваю любой жидкостью, или зельем что даст, как выражается молодежь «по шарам», он плохо знал подростковый сленг, но словечки связанный с «бухлом», не забывал). В последний момент в голову, закралась предательская мысль, пойти поприставать к прохожим с мольбами наподобие «выручи братан»…но он уже все для себя решил.
Он слишком устал от своей никчемной,  бесперспективной жизни. Он устал от насмешек окружающих, и себе подобных. Он устал от боли, которую ему  каждый день преподносил его воспаленный и практически умирающий организм. Но больше всего он устал от воспоминаний о той, о другой жизни, о жизни, когда у него была перспективная  работа,  любящая (как он предполагал) девушка,  у него был даже новехонький красный «Ауди» купленный в кредит.
Была даже  любовница (миловидная смуглая брюнетка Катя,  младший менеджер из кадрового отдела, он до сих пор помнил, как они трахались в офисном туалете). Он даже помнил горьковато – фруктовый аромат ее духов (которые он же и подарил на новогодней корпоративке), и черный ажурный лифчик, чей краешек так аппетитно выглядывал  из-за белой блузки, сводя его с ума…
У каждого опустившегося человека была причина, будь то смерть родственника, поиск себя, или, например возвращение с войны, у человека стоящего перед открытым окном такой причины не было. Просто в один отнюдь не добрый для себя день,  кажется в день его 29 дня рождения, хотя он уже и напомнил,  этот мужчина начал пить. Он не смог остановится не через неделю, не через месяц не через год…сначала это было вполне пристойно - по вечерам после работы и коньяк (ну на худой конец виски)…а потом это было уже и с утра (и место коньку, уступил любой доступный алкоголь). Он потерял все за какие-то несколько лет…

Ему было так больно осознавать, что он так быстро и резко опустился на дно, 7 , 8 лет? Его тихо умирающий и воспалившийся от обилия ядов мозг, уже даже и не помнил.
Была лишь неустранимая обида на себя, и мир…он не то чтобы хотел умирать, но четко понимал, что жизнь больше не имеет ровным счетом никакого смысла, у него не осталось ничего, не осталось себя, не осталось даже как ему казалось души…

Шатаясь, он встал на грязный подоконник, и, полусогнувшись в последний раз оглядел кухню,  в утопической надежде на то  что на замусоленной скатерти ветхого стола, стоит кристально чистая бутылка желанной водки… но на столе вопреки ожиданию были только, разномастные по величине и цвету,  тараканы…

И он прыгнул… навсегда запомнив то безмятежное ощущение полета, то, как ветер на долю секунды слился с ним, и прохладно ласкал каждую клетку его больного тела. Он на мгновение забыл кто он, окунувшись в какую-то, фантастически  свежую неземную прохладу, и безмятежность. Ему никогда не было так легко и так спокойно…

Умирал он не очень быстро, но без особых мучений, сначала он почувствовал дикую боль в спине переходящую в затылок, но она через секунду исчезла, как  впрочем, и дикое желание выпить…
Ему давно не было так хорошо, он лежал, и в голове было кристально чисто и безмятежно.
Падал  неспешный майский дождь, солнце уже нежно припекало, а небо было абсолютно голубым…
Человека, который лежал на грязном асфальте, в собственной крови, и ошметках тела звали Александр, и он довольно улыбаясь, ждал смерти, он был к ней готов…и она не заставила себя долго
ждать…

Он так и умер: грязный,  в луже своей черной и  густой артериальной крови, с открытыми глазами, смотрящими в чистое майское небо, и со светлой удовлетворенной улыбкой на лице.
Его не отпевали, и даже мать не пришла к нему на похороны…

Саттаров  С. Р.  (T-800) 2006 год