1. Гной
Разговариваю с девушкой с ресепшна. Красивая. «За тобой, наверное, парни в школе косяком ходили?» - спрашиваю. Вздыхает.
«Нет, говорит, я в школе скромная была. Парни бегали за секс-бомбой нашей. Она размалеванная ходила, в блондинку перекрасилась, юбки короткие носила. Ну, парни и липли к ней.»
Оживляется. «Зато я часто видела в туалете – она перед зеркалом  прыщи у себя на шее или роже  давит, и прикинь, – гной ест! А если на руке где – высасывала.».
Я заинтересовался такой интимной подробностью. «И, - спрашиваю, - как сложилась ее дальнейшая судьба с таким брутальным пристрастием?»
«Недавно встретила ее – волосы какие-то редкие, рожа шелудивая, бледная, фигура корявая».
Я задумался. Потом говорю – «так на такой стрёмной диете, конечно,  трудно гламурно выглядеть. Она б, кроме гноя, еще витамины какие попила бы, что ль…»
А еще интересно – со спины или с задницы она тоже любила гнойничком закусить?


2. Очки
Как-то в армии попал я в санчасть с ангиной. Первые три дня лежал пластом – пенициллин переваривал. Как оклемался – на уборку санчасти. Человек 12 нас там болталось, дармоедов. Ответственным за чистоту фельдшер назначил  дембеля-литовца.
Каждый убрал свой участок. Я свой марш лестницы отмыл. Сели втыкать по телеку гардемаринов. Литовец пошел проверять качество уборки. Вдруг возвращается в палату и спрашивает: «па-ачему очкИ гря-азные?». А в очкАх один я сижу. Снимаю я их – рассматриваю – ну засаленные мальца – а ему-то какое дело? Но говорю – не знаю, мол, ща вытру.
Он молча выходит из палаты и кивком меня за собой – пошли. Приводит в туалет – и говорит – «воот эт-то ОЧКО и эт-то – гряазные». Я думаю – «бля, какой же я мудак - нужник Кривонос из автороты пидорасил…». Что ж делать - как говорится – и за себя и за того парня. С тех пор всегда молчу, пока или пальцем в фанеру не ткнут или по имени не назовут.
Ни к «французам», ни к «хохлам» неприязни не испытываю – хуль – сам еблан.


3. Романтик
Поехали как-то в мае на дачу куролесить. Девки, бухло. Дело молодое. Нажарили под вечер шашлыка, напились. Начали куражиться. В первом часу ночи собрались по деревне гулять. Вывалились из дома – смотрим у забора тень стоит. Готичная такая. Типа иллюстраций к Эдгару По. На забор кто-то облокотился и вверх смотрит. Присмотрелись – это ж кореш наш , Женя. Мы обрадовались. Стали вокруг него прыгать, орать.
Вдруг Женя как закричит  «Идите все нахуй!». Вот если надрыв есенинского Хлопуши и истерику Мерилин Мэнсона представляете в одном флаконе – самая та интонация. Чуть не со слезами. Как будто мы на похоронах ветерана войны петарды запускаем.
Опять начали вокруг него егозить – типа, да ладно тебе, расслабь стойку, не быкуй, пошли по деревне куролесить!
Он опять нам – «Идите нахуй!» и сопли-слёзы не на шутку полетели. Всё, думаем, обидел кто. Участливо его спрашиваем «Женя! Кто тебя обидел? Мы этого пидораса…» И наперебой стали кричать, что мы с эти пидорасом сотворим, нах!!!
А Женя  опять как заорёт, что даже кровь в обратную сторону у нас побежала «Идите все нахуй!!!! Дайте послушать соловья!!!»
Девки его обожали. Романтик.


4. Диагноз
На диспансеризации захожу к психиатру. Сидит тётечка, лет 60-ти, врач. Плюс медсестра – лет 30.
Прохожу, сажусь. Ну, вопросы штатные – сотрясения мозга, как сон, не беспокоят ли мёртвые с косами и всё в таком акцепте. Не было, говорю, не беспокоят, сон как сон. Не хуже других, говорю. А она прищурилась так, по-нквдэшному, и резко  выпаливает:
- А ведь вы, молодой человек - дрочун!
Я со стула не свалился, не покраснел, но чувствую, что ладони сами к глазам поднимаются. Я  усилием воли удержал их на уровне ремня джинсов. И, стараясь не глядеть на медсестру (вдруг она зубы сушит как бухенвальдский доберман?), осторожно врачиху спрашиваю – «С чего вы взяли, доктор???»
- Да у вас обе брови рассечены и на верхней губе шрам. Типичный любитель подраться!!!
Такая формулировка  диагноза понравилась мне гораздо больше.


5. Очешник
Какая-то движуха типа сборов. Десятиклассники поехали в Таманскую на майские. Поесть перлофана с салом, кросс побегать – становиться настоящими призывниками. Не всё ж математику учить в ванной.
Вечером, после кросса и отжиманий, приставленный сержант привел их в казарму. Речь его была как «наука побеждать» Суворова четкой и краткой – «если после отбоя хоть один уёбок шевельнется – задрочу! Отбой, учебная рота!»
Ребята радостно рассосались по койкам. Умаялись за день не по-детски. Это ж не на Электронике зажеванную «Юа инзе ами нау» слушать… Уже почти заснули. Вдруг раздаётся какое-то шебуршанье. Женя (тот же, см. выше) в своей тумбочке шуршит и возится. С верхней шконки ему шепчут доброжелатели «Женя, бля, спи».
А он все возится и бубнит «Где мой очешник?». Ему уже угрожают шепотом «Женя! Спи нахуй. Из-за тебя щас всех заебут-замучают как Полпот кампУчию». Вдруг включается свет «Подъем, учебная рота!», «Отбой, учебная рота!», «Подъем, учебная рота!», «Отбой, учебная рота!». Ребята скакали как бандерлоги. Проклиная Женю. Наконец, сержант посчитал, что этот пионерлагерь больше не будет отвлекать его от партии в бур-козла с земелей-хлеборезом. И ушел.
Опять все почти уснули. Вдруг снова сакраментальный и почти риторический вопрос «Где мой очешник?».
«Женя, бля, если ты не угомонишься, мы тебе утром разобьем ебальник, мы хотим спать, если сержант опять устроит нам такую вздрочку, ты – труп, труп, труп». Но упрямец хочет найти пропажу. «Где же мой очешник?» задумчиво бормочет он, ползая под нижним ярусом коек…
Опять свет, опять подъем-отбой, плюс пятьдесят отжиманий и пятьдесят приседаний. Не здоровья ради, как говориться, а задрочить для…

Утром N нашел пресловутый очешник. И аккуратно выкинул его за забор части.