1. Гриша Тытотов. Царь-пушка.

- Ты, Гриша, не туда повернутый, - говорила соседка Киселиха. – Тридцать лет скоро, а все хуевничаешь. Дурачок какой-то.

- Теть Валя!

- Теть Валя, слава Богу,  внуков нажила. Я Томку в 17 лет родила, а ты чо в 17 лет делал? Женись, Гриша, поди и за тебя дура какая-нибудь пойдет.

- Все, теть Валь. Помалкивай.

- Заткнися!

Тытотов злился, возмущенно хрюкал, но связываться с Киселихой не хотел. То ли воспитание не позволяло, то ли…. Киселиха была не тетка, а царь-пушка. Весь дом  вздрагивал от ее воплей. Особенно доставалось Грише Тытотову – он жил в Киселихой дверь в дверь. Злить Киселиху лишний раз он не любил. Гриша был мирным человеком.

- Это не Киселиха, а старуха Шапокляк – рассказывал он Аньке Кроликовой по пути на работу. (Кроликова – близкий человек. Они с Гришей работали в одной компании и жили в одной доме. Гриша жил там всегда, Зайкова переехала три года назад, к своему жениху Илюшеньке. Илью Киселиха одобряла – один раз он помогал ей подключать стиральную машину. А Зайкову нет - свистушка, не зря поди он на ней не женится).- Точно Шапокляк. Все время из моего ящика почту вытаскивает, и приносит в шесть утра. Специально – знает, что я сплю!

Кроликова смеялась, рисовала на автобусном стекле ромашку. Получалось у нее плохо….

2. Аня Кроликова. Конец истории.

Кроликова купила в «Южанке» хлеба, посидела во дворе на лавочке, поговорила с соседкой. Вера Ивановна планировала сажать картошку у фермера. Есть такой фермер в Махнатушке, он и прополет, и присмотрит – 350 всего рублей. Кроликова сказала, что рано еще про картошку думать – март. Подошла Киселиха, подтвердила, что марток-надевай двое порток, но про картошку надо думать всегда. Хотя не всем. Есть, например, свистушки, которые только и думают, как жопой крутить. Им, конечно, не до картошки и не до чего.

Кроликова сказала «до свидания» и пошла домой. Позвонила в дверь, протянула Илюшеньке булку хлеба (хуторской с семечками) и сказала:

- Илья, в сентябре у нас будет ребенок.

- Ах ты гадина, - ответил Илья. – Вот ты как значит…

Кроликова сняла ботинки, прошла в спальню и начала собирать вещи. За три года вещей накопилось не очень-то много. Илюша не одобрял посторонних предметов в своей квартире. Даже плюшевого медведя опасался, и Кроликова подарила его своей подружке Коче.

Поэтому все кроликовские вещи уместились в две больших сумки. Она укладывала джинсы и майки, а Илюша стоял в дверях и стенал.

- Ааааааа!!!! Бляяяяя!!! Сууу-ууучка!!!

На Илюшеньку это было совсем непохоже, правда. Илюшенька состоял из 190 сантиметров положительности, сдержанности и красоты. Он никогда не орал. И тем более не называл Кроликову сучкой. Он говорил на нее «Анна» и «женщина».

Кроликова села на пол, перегородила комнату своими длинными ногами-спичками и разрыдалась.

- Завтра же! Завтра же пойдешь и сделаешь аборт! Ты это специально! Хочешь, чтобы я на тебе женился? Гадина, га-ди-на! Или ты хочешь, чтобы мой ребенок без отца рос?

*

В детстве, лет в семь, Кроликова  разобрала куклу Марусю-Сибирячку, чтобы посмотреть, что у нее внутри. Внутри у куклы ничего не было, и Кроликова решила это дело исправить. Она нарисовала условные внутренние органы, раскрасила их розовым фломастером, и подписала каждый «почка», «печинь», «легкае», «серце», «кишки». Потом вырезала органы маникюрными ножницами и засунула в куклино туловище. Всё последующее детство Аня обожала эту куклу – она стала более правдишной, более живой, чем другие игрушки. Она кормила ее игрушечной кашей, сажала на горшок и женила с пупсом.

Вспомнив эту историю во взрослом возрасте, Кроликова нашла ее восхитительной. Она говорила: «Это был мой лучший проект». Наверное, все три года она думала, что сможет так же разобрать Илью на запчасти и поместить в него любовь.

*
Первые дни Аня сильно надеялась на женские журналы: там было написано, что Илюшино подлое поведение не считается. Что многие мужчины от слова «беременность» испытывают сильный стресс и ведут себя неадекватно. Обижаться не на что – так уж все устроено. Через недельку-другую Илья придет в себя и – придет к ней. 

Не пришел. И не пришел.

3. Гриша Тытотов.  Мышонок. 

Тытотов не любил зиму. Однажды он ехал поездом из Барнаула в Рубцовск, (поезд назывался «Барнаул-Рубцовск») и там проводница пугала всех вторым вагоном: холодно? Так вы радуйтесь, что вам второй вагон не попался. Гриша лежал на своей верхней полке, накрытый курткой поверх двух одеял в клеточку, и представлял второй вагон –  какие в нем люди неподвижные, как будто стеклянные. Примерзли к сиденьям, и даже не греют носы рукавицами.

Зиму Тытотов пережидал, как пережидают ночь в поезде. Приходила Демидова, убеждала записаться в команду корпоративных лыжников. Говорила, что они одна команда. Про одну команду Тытотов придумал две шутки: во-первых, кричалку: «Мы одна командА, вы однако манда». Во-вторых, он гипнотизировал пса Шайтана, который жил в гараже: «мы с тобой одна команда, ты и я»

Тытотов шутил, но лыжи игнорировал. Из всего зимнего он не презирал только рыбалку, баню и холодец. Холодец варился в декабре. Гриша ехал на рынок, покупал две передних телячьих ноги и любую свиную. И еще он покупал зиру – восточную пряность. Тытотов обожал добавлять везде щепотку зиры.  Холодец варился девять часов, Тытотов в это время читал медицинский триллер и выглядывал в окно Фантика, своего кота. 

Однажды зимой Тытотов встал на скользкий путь респектабельности – купил галстук. Снова приходила Демидова, просила навестить Кроликову, мать-одиночку, отвезти ей корпоративный подарок с конфетами: «Вы же дружили, а у тебя вон теперь и галстук есть». Тытотов знал эту Кроликову – конфеты ей были ни к чему. Кроликова уважала серьезную еду. Он добавил к конфетам три кило холодца и поехал на улицу Панфиловцев, где жили Анька, анькин сын Мышонок и анькина мама, скрипачка Надежда Игнатьевна.

Увидев холодец, Кроликова несколько раз прыгнула в высоту.

- Скачешь, как конь,- не одобрил Гриша. – Ты теперь солидная должна быть, женщина и мать.

Кроликова присмирела и начала хвастаться:

- У меня трудный ребенок. Он в роддоме другого мальчика за нос укусил. Представляешь? А что будет, когда в садик пойдем? Давай скорей чай пить, пока Мышонок спит. Щас проснется, завопит – кушать запросит. Аппетит-то мамин, хехе, 

Мышонок спал в кроватке – крошечный и смешной. Гришу потрясло, что у него все настоящее – нос, глазки, рот. Нос, кстати, Анькин – картошечка.

- Пошли пить чай, - тревожно прошептала Кроликова. – Чего ты завис?

- Он дышит, - тоже прошептал Гриша. – Видала?
 
Потом, болтая в чае ложечкой, Гриша говорил:

- Кроликова, посмотри на меня внимательно. Я красив, умен и готовлюсь стать респектабельным. Лишние слова ни к чему -  давай поженимся. Ты можешь возразить, что подыскиваешь олигарха – этот будет ошибкой. Ни один олигарх не будет варить вам с Мышонком холодец, а я буду.

Кроликова смеялась, совсем как раньше.

Так и началась эта обычная история. В мае они поженились, и Анька переехала к Тытотову. 

4. Аня Кроликова. Царь-пушка.

Это лето еще не лето – конец мая, а уже так жалко, что оно кончится. Ты все проспал – ночью под окном распевались соловьи, ветер шевелил штору. Ты пахнешь карамелькой,  обними меня, лучше ты меня обними - не открывай глаза – спи. Плюшевый мишка, вишневый сок, темные глазки.
Какое счастье, Господи, что все получилось так – страшно подумать, что могло быть не так….

Снилась школа. Школа была старая: деревянные парты со специальными углублениями под чернильницу. На труде шили перочистки – вырезали из разноцветных тряпок кружочки и сшивали посередине. И потом вытирали об них ручки. Со школой у Кроликовой было связано лучше воспоминание в жизни: на скамейках под яблоней сидят две строгие учительницы, Лидия Сергеевна и Полина Сергеевна. Особенно Аня,  говорит Лидия Сергеевна. Очень хорошая девочка, у меня никогда не было таких учениц. Такая умная, такая скромная, такая милая… Кроликова (бантик, октябрятская звездочка, портфель с медвежонком) стоит рядом с этим педагогическим беспределом и лопается от гордости.
Потом, лет через двадцать, в школу попала молния и она сгорела.

ДЗЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫНЬЬЬ!

Кроликова подскочила, накинула халат, сунула ноги в тапки, побежала открывать.

- Почту вашу принесла, - Киселиха протянула газету и поджала губы. – Вчера гляжу – торчит из ящика, думаю, утащут еще.

- Тетя Валя, спасибо, но – шесть утра! Гриша спит, у нас ребенок – вы же знаете!

- Ребенок – это хорошо. Главное, чтобы было, чем кормить. Ну не переживай, не переживай,  не пропадешь теперь, с Гишкой-то. Нашелся дурак на твое счастье.
А Илья-то к матери уехал,  в Германию. Большие доллары получает.

Кроликова молча взяла газеты и закрыла дверь. 

5. Валентина Киселева. Конец истории.

Не заладилось с вечера. Окна открыты по жаре, так с лавочки все слышно было отлично, что на втором этаже происходит. Гришка сначала в магазин не хотел: 

- Из-за каких-то жалких четырех огурцов – целая экспедиция. Кто это вообще придумал, что в окрошке должны быть огурцы?

Он маленько с придурью, Гришка-то. Родители такие нормальные, образованные, а сын сроду фокусы крутил, с малолетства.

Потом Анютка заартачилась, что они с Мышонком на рыбалку  не поедут. У нее, мол, от такой рыбалки никакой радости, только сердце кровью обливается. Как рыбу жрать – так не обливается поди. А тут:

- Все-таки нечестно это – сетью. Бедная блин рыба.

Гриша аж взвился:

- Да? А на удочку не клевать – честно?

Обиделся и побежал в магазин через гаражи - короткой дорогой. А тут пацанята наперерез, чьи такие не признала, вроде Юрка Кротов и Шмаков внук. Бегут и кричат:

- Дядя Гриша! Дядя Гриша! Если вы туда пойдете, вы сразу обсеритесь.

Гришка остановился:

- Почему это, пацаны, со мной такой казус произойдет?

- Потому что там огромная собака сидит, с синей заправки убежала. Больше вас. Лучше обойдите.

Анька смеялась – чуть в окно не выпала. Смеется, рукой ему машет, потом Мышонка принесла. Тот папаню увидел – и тоже хохочет, заливается.

Утром они на речку рано укатили, часов в семь. С удочками – видать, Анька настояла сеть не брать. Вот тоже люди – ни дела им, ни заботы. Живут как птички. А тут дома делов – «ох» сказать некогда, и не отойдешь, да, думаю, вдруг внук позвонит, он иной раз звонит, знает, когда у бабы пенсия. И только выстиралася,  вышла на лавочку – Илья идет. Уважительный такой, как всегда: «Здравствуйте, тетя Валя, как здоровье? Как тут моя?»

Твоя, говорю, оближи края. А ну пошел отседова в свою Германию, шмырь толстомордый. Выстрамила его на всю улицу, аж участковый прибежал. А я говорю: арестуйте, Владимир Алексеевич, этого иностранного гражданина, мало он людям горя принес? Если, говорю, тебе Гришка ноги не переломает, я тебя сама по стенке размажу. Чмо.

Пусть только еще попробует сунется к нашему дому. 

Конец.