-    Мария Сергеевна? – спросил я.
Дверь приоткрылась шире и в проёме показалось обеспокоенное женское лицо.
-    Да, - испуганно подтвердила она. – Чего хотели?
Я постарался всем своим видом изобразить добродушие и благие намерения.
-    Вы на квартиру не пускаете?
Женщина была удивлена.
-    На квартиру?.. – переспросила она.
Ей было лет тридцать пять, может больше. В глазах ещё читалась не до конца ушедшая молодость. Отголоски симпатичности значились на лице. Но в целом вид её был поношенным.
-    Даже не знаю… - растерянно смотрела она на меня. – У нас и места-то особенно нет.
-    Да мне много места и не надо. Я на работе всё время буду. Было бы где голову приложить.
Женщина пребывала в нерешительности.
-    Да и дочери у меня… Беспокоить вас наверное будут.
-    Я не привередливый, - улыбнулся я. – Угол найдётся – и хорошо. Да и вам дополнительные деньги.
Похоже, этот аргумент оказался решающим. По лицу Марии Сергеевны я понял, что она склоняется к положительному решению.
-    Я ведь не знаю, сколько сейчас берут, - сказала она, пытаясь отыскать какие-то последние доводы для отказа.
Но я чувствовал, что инициатива на моей стороне.
-    Пятьсот рублей нормально будет? – спросил я.
-    Пятьсот… - повторила она.
Пятьсот было нормально, я это знал наверняка. Здесь брали и меньше.
-    Ну ладно, - чуть подумав, кивнула она. – Человек вы вроде приличный, можно вас пустить.
Согласие своё она подтвердила корявой улыбкой.
Дом, в котором жила Мария Сергеевна, располагался на краю посёлка. Был он тёмным, ветхим и слегка покосившимся. Шифер на крыше отсутствовал как минимум наполовину, отчего казалось, будто её обстреляли картечью. Наличники на окнах прогнили, а вместо пары стёкол в окнах значились прямоугольные куски фанеры. Труба имела уклон градусов в тридцать.
Внутри дом оказался не лучше.
-    Осторожнее вот здесь, - вела меня хозяйка. – Тут половица проваливается.
Я шёл за ней на ощупь. Было темно, вокруг висели верёвки с бельём, тяжёлый запах бил в ноздри.
-    Вас как звать-то?
Мария Сергеевна открыла какую-то дверь, видимо в зал, потому что за ней моему взору открылась комната со столом, железной кроватью и старой радиолой в углу. Половину комнаты занимала печь.
-    Алексеем, - отозвался я.
-    Алёша, значит… Нравится мне имя Алёша. На заводе работать будете?
-    Да, устраиваюсь вот.
-    Берут?
-    Берут. Медкомиссию только пройти. В течение недели выйду.
-    Сейчас, вообще-то, всех берут. Дела на заводе идут неважно. Зарплаты маленькие.
-    Ну, какие уж есть! – отозвался я. – Главное, чтоб платили.
Из вещей у меня была лишь небольшая сумка. Я поставил её у порога.
-    Я вас в соседней комнате поселю, - сказала Мария Сергеевна. – Пойдёмте, посмотрим.
-    Там дочери, - добавила она торопливо. – Вы не пугайтесь, они безобразные.
Я не успел открыть рот для вопроса. Мария Сергеевна толкнула дверь, и мы вошли внутрь.
На полу, в центре комнаты, сидели две девочки лет семи-восьми в одинаковых, застиранных чуть ли не до дыр синеватых сарафанчиках. Тут же валялись несколько кукол с отсутствующими конечностями. Девочки расчёсывали им оставшиеся волосы.
Предупреждённый хозяйкой, я ожидал увидеть в них что-то вопиющее, ужасное, но в первое мгновение не заметил ничего странного. Лишь когда девочки повернулись и испуганно-удивлённо посмотрели на меня, я заметил на их лицах пятна.
Я, однако, сумел не подать вида.
-    Привет, девчонки! – кивнул я им весело. – Как дела?
Девочки дико засмущались, опустили головы и, не издав ни звука, продолжили теребить своих инвалидных кукол.
-    Это дядя Алёша, - сказала им Мария Сергеевна. – Он будет жить у нас.
Девочки безмолвствовали.
-    Это Лена, - показала хозяйка на одну из них. – А это Марина, - на другую. – Погодки они у меня. Лена во втором классе, а Марина в первом.
Я стал устраиваться. Девочек хозяйка из комнаты выпроводила и объясняла мне теперь нехитрые тонкости здешнего быта.
-    Туалет во дворе, покажу ещё. Умывальник на кухне, возле печи. Отдельной комнаты я тебе предоставить не могу, - она перешла со мной на «ты», - здесь и девчонки ночевать будут. Ты здесь, а они на той кровати. Они вместе спят.
-    А откуда это у них? – поинтересовался я, имея в виду пятна на лицах. – Болезнь какая?
-    Нет, ожоги, - ответила Мария Сергеевна. – Мы горели два года назад. Жили тогда не здесь, на другом конце, дом хороший был. И сгорел как-то за ночь. Муж погиб у меня, а девчонок вытащили. Я тогда обходчицей работала, в ночную смену была.
-    Короткое замыкание?
-    Да какое замыкание! Заснул с сигаретой муженёк мой, да и всё. Пьяный был наверное.
Я пытался выражением лица изобразить сочувствие. Но хозяйка в нём не нуждалась.
-    Ну и хрен с ним! – весело сказала она мне. – Я его всё равно не любила.
Весёлость, однако, была тягостной.
-    Девчонок вот только жалко, - добавила она. – Вся жизнь у них насмарку. На улицу боятся выйти. В школу еле-еле ходят. Каждый день – в слезах. Дразнят их там. Я уж позволяю через день ходить. Ты на них внимания не обращай, они у меня забитые. Да глупые конечно. Младшая – совсем дура. Ссытся до сих пор.
Я лишь безмолвно кивал.
Дело шло к ночи. Хотелось есть. Попроситься на ужин к хозяйке я не рискнул – да они, похоже, поели до меня. У меня в сумке оставалось пол пачки печений, купленных ещё на вокзале в Самаре. Я быстренько умял их, разделся и лёг.
Спустя какое-то время в комнату пришла Мария Сергеевна.
-    Здесь буду спать, - сказала она, застилая вторую кровать, что стояла в противоположном углу. – Боятся тебя девчонки. Как ни уговаривала, не хотят сюда идти. Ладно, пусть в зале.
Я отвернулся к стене, чтобы не смущать хозяйку. Она, открыв дверцу платяного шкафа, повозилась за ней, видимо переодеваясь, а потом улеглась.
-    Не привыкла я на этой кровати… - бормотнула она, ворочаясь.
Я же был привыкшим ко всему. Вся жизнь прошла на квартирах и в переездах. Условия, в которых я оказался здесь, были далеко не самые худшие.
Через десять минут я уже спал безмятежным и крепким сном.


Следующим днём была суббота. Я на всякий случай сходил в поликлинику, но медкомиссию не прошёл. Выходной.
Объявление о наборе людей на местный завод я прочёл в бюро по трудоустройству одного из городков соседней области. Я тогда два месяца шабашил на одного сельского предпринимателя. Строили магазин. Деньги хозяин платил хорошие, но бригада наша оказалась состоящей сплошь из синяков-бухариков. Я этим делом никогда особо не увлекался, но оказавшись в соответствующей среде, как-то размяк, поддался влиянию и потихоньку пропил почти весь свой заработок. Способствовало этому и то, что хозяин щедро давал авансы. Мы тогда его за это хвалили, а сейчас я понимал, что делал он это зря.
Я позвонил на завод, поговорил с кем-то из отдела кадров, мне сказали приезжай, возьмём. Обещали устроить токарем. Причём их не смутило то, что соответствующей специальностью я не владел. Обучение на месте, заверили меня.
В дороге я сильно сомневался – не обломаться бы. К счастью никаких обломов не произошло. Видимо дела на заводе шли так плохо, что руководство было радо любому желающему. Заявление моё тут же подписали, трудовую книжку - с единственной записью «сторож», которым я был в течение двух месяцев в каком-то детском саду – забрали. Оставалось пройти медкомиссию.
Пройти я её мог не раньше понедельника.
Целых два дня делать было совершенно нечего. Я прошёлся по посёлку. Был он небольшим и грязным. В основном состоял из частных домов. Лишь несколько кирпичных зданий, почему-то четырёхэтажных, скучились с краю.
Бесцельно побродив по посёлку пару часов и исходив его вдоль и поперёк, я решил возвращаться на хату. Внутренний голос подсказывал, что с пустыми руками возвращаться нельзя.
Я зашёл в магазин и купил бутылку водки, коробку конфет и два мороженых. У дверей дома встретилась хозяйка. Она тоже возвращалась откуда-то.
-    В магазин ходили? – спросил я её, помогая внести объёмистую сумку.
-    Да, зашла, - кивнула она. – А так-то с работы иду.
-    Вы где работаете?
-    Торгую. На вокзале.
-    На хозяина? Или сами?
-    Сама, сама. Дай бог, сама пока. Мелочь всякая: тапки, трико, носки.
-    Хорошо идут?
-    Так себе. Еле-еле на жизнь хватает.
Мы вошли в дом.
-    Мария Сергеевна! – сказал я, доставая бутылку. – Я вот тут подумал, что нам как-то отметить надо наше знакомство.
Реакция хозяйки оказалась в высшей степени положительной.
-    А-а-а! – широко улыбнулась она. – Бутылочку заныкал… Ну правильно, надо отметить.
Она загремела на кухне посудой, собирая стол. Я зашёл в соседнюю комнату.
Лена с Мариной, сидя на кровати, играли в какую-то малопонятную игру, хватая друг друга за руки.
-    Привет! – кивнул я им.
Увидев меня, они тут же стушевались. Я заметил, что они боятся смотреть мне в глаза и отводят лица в сторону.
-    Какие оценки сегодня получили? – спросил я, заметив валявшиеся у стены портфели.
-    Никакие, - ответила после долгой паузы старшая, Лена. Она на мгновение взглянула на меня, но тут же опустила глаза. - Сегодня меня не спрашивали.
-    А Марину? – посмотрел я на младшую.
От моего вопроса девочка так засмущалась, что покраснела и заёрзала на месте. Не сказав ни слова, она лишь отрицательно затрясла головой.
-    Ну и замечательно, - сказал я. – Я тоже не любил, когда меня к доске вызывали. Вот, угощайтесь, - я протянул им скрываемые за спиной упаковки с мороженым.
Упаковки были яркие, да и мороженое хорошее – эскимо. Девчонки, в каком-то странном остолбенении смотрели на них и не решались взять.
-    Берите, берите, - приободрил я их. – Это вам.
Стремительно, словно воры, они выхватили мороженое из моих рук.
-    Коричневое! – выдохнула удивлённо Марина. – Я такое никогда не ела.
-    Надо же когда-то начинать, - улыбнулся я.
-    Зря ты их балуешь, - донёсся до меня голос хозяйки. – Они этого не заслужили.
Очень странно чувствовал я себя рядом с ними. Смотреть на их лица было тяжело – безобразные пятна отталкивали, смущали, но ещё больше смущала их реакция. Я словно пытался подружиться с лесными волчатами. Всё так же не глядя на меня, молча, они ели мороженое и ждали, когда я уйду.
-    Ну ладно, - сказал я и неожиданно для себя потрепал их по головам. – Не скучайте.
От моего движения они сжались и застыли, словно приготовились к побоям. Я убрал руки и вышел из комнаты.
За двадцать минут хозяйка умудрилась собрать весьма обильный стол. И первое, и второе, и салаты какие-то стояли на нём. Мы сели наконец. Я разлил по рюмкам водку.
-    Может девчонок позовём? – предложил я. - Тоже наверное кушать хотят.
-    Не надо, - отмахнулась Мария Сергеевна. – Они уже ели. И нечего им со взрослыми за одним столом сидеть.
С каждой новой рюмкой мы проникались друг к другу всё большей симпатией. Я рассказывал какие-то анекдоты, хозяйка от души смеялась. Разговаривали и о грустном – она рассказала о своём неудачном замужестве, я – о бесчисленных работах и населённых пунктах, в которых доводилось побывать.
-    Музыки не хватает, да? – спросила она.
По-моему, и без музыки всё было неплохо, но я ответил утвердительно:
-    Да, хорошо бы музыку.
-    Да у меня ведь магнитофон есть! – встала она со стула. – Раздолбанный немного, но работает.
Она покопалась в ящиках шкафа и извлекла на свет божий древний магнитофон «Романтик». Крышка на кассетной деке отсутствовала, был он весь в царапинах и сколах. Но действительно оказался работающим. Мария Сергеевна зарядила в него не менее зачуханную кассету и снова уселась за стол. Из магнитофона донёсся голос Валерия Ободзинского. Как ни странно, он оказался очень даже под настроение.
-    Мария Сергеевна! – осмелев, обратился я. – Может, потанцуем?
Хозяйка была польщена таким предложением. Мы вышли на середину комнаты, обнялись – причём весьма интимно – и неторопливыми шажками закружились вокруг своей оси. По окончании танца я поцеловал ей руку. Такая галантность окончательно развеяла в ней последние тени сомнения насчёт меня. За столом она сидела уже у меня на коленях. Я неторопливо поглаживал её мускулистую ногу.
Как и водится, пришлось бежать за второй. К этому времени стемнело и мне пришлось поплутать в поисках магазина. Он был успешно обнаружен, и пирушка наша продолжилась.
Кассета с Ободзинским крутилась в четвёртый раз. Танец сменялся танцем, я лапал хозяйку за грудь и ягодицы, она не сопротивлялась. Мы стали целоваться.
-    Сегодня с тобой спать лягу! – с туманной улыбкой глядя мне в глаза, сказала Мария Сергеевна.
-    Ложись! – бодро отозвался я, переходя на «ты». – Вдвоём-то веселее.
Гулянка закончилась поздней ночью. Маша – как я звал её теперь – прогнала дочерей в зал. Сонные, ничего не понимающие, они перебрались в соседнюю комнату и плюхнулись на кровать.
Весёлые и разнузданные, мы разделись догола и легли в постель.
Я был с женщиной в третий раз. Предыдущий, второй, состоялся почти четыре года назад. Я сильно сомневался, получится ли у меня что-нибудь, но водка заглушила рефлексию, и поэтому я действовал весьма уверенно и нахраписто. В общем и целом я показал себя молодцом. По крайней мере Маша осталась довольна.
На следующий день торговать она не пошла. С утра до вечера мы провалялись в постели. Девчонки заглядывали в комнату, спрашивая у матери про еду.
-    Что найдёте, то и ешьте! – отмахнулась она от них.
Я встретился глазами с Леной. Мне стало неловко: мы, голые, лежим с её матерью в постели. Но к моему удивлению взгляд девочки оказался гораздо более тёплым, чем раньше. Даже мимолётную тень робкой улыбки увидел я на её губах.


В понедельник я успешно прошёл медкомиссию. Во вторник вышел на работу. Меня определили помощником токаря к мужичку пенсионного возраста, который откликался на имя Сеня. Сеня был положительным бабаем – общий язык мы с ним нашли быстро. В помощниках мне предстояло ходить месяц. Я опасался, что это слишком короткий срок, чтобы освоить специальность, но на второй день работы понял, что срок непомерно раздут. Через два дня я уже вполне качественно вытачивал все детали, положенные для производства токарю.
-    Нормально! – кивал Сеня, наблюдая за моей работой.
Однако работы было мало. В день мы трудились от силы часа четыре, остальное время просиживали в курилке. Часто нас просто отпускали в обед.
Возвращаясь в один из таких дней домой, я проходил мимо местной школы и у забора увидел хозяйских дочерей – Лену и Марину. Какой-то пацанёнок кидал в них камни и кричал безобразно-матерные выражения. Они касались их внешности.
Подбежав к пацану, я схватил его за шиворот и прижал лицом к пружинящим сплетениям проволочного забора. В груди кипело бешенство.
-    Что за дела?! – заорал я. – Тебе башку отвинтить, щенок паршивый?!
Реакция пацана была весьма наглой.
-    Ну-ка отпусти! – зло и спокойно ответил он. – Они первые начали.
-    Первые? – выдохнул я. – Ты охренел что ли?
Прищурив глаза, пацан смотрел вдаль. Я не знал, что с ним делать. Читать нотации я не умел. Похоже, он почувствовал мою неуверенность.
-    Ещё раз, - тряс я его, - я увижу, как ты издеваешься над девчонками, я с тобой не знай что сделаю.
«Не знай что» было особенно неуместным выражением. Пацан усмехнулся на мои слова.
-    Ладно, ладно – закивал он, всё так же нагло.
-    Ты понял меня или нет? – тряхнул я его ещё раз.
-    Понял, - отозвался он.
Я смотрел на него и видел, что ни хрена он ничего не понял. И даже не хочет понимать. «А кого мне бояться?» - мелькнуло вдруг в голове. Новая волна ярости стремительно накатила на меня и сопротивляться ей не было сил. Я развернул пацана лицом и со всей дури врезал ему кулаком в живот.
-    А-а-а!!! – выдохнул он.
-    Что, нравится? – нагнувшись, шепнул я ему в ухо. – А дальше ещё лучше будет! Хоть одно слово им скажешь – башку отвинчу! Понял?
-    Понял, - прохрипел он, и теперь я видел, что он действительно меня понял.
Несколько испуганных школьников смотрели на меня из-за забора.
-    Кто этих девочек обидит, - сказал я им, - всех поубиваю.
Потом я обнял Лену с Мариной за плечи и повёл их домой. Я чувствовал, что они гордятся мной сейчас. Мне, однако, было не по себе. Проклюнулись угрызения совести. Эх ты, говорил мне внутренний голос, ребёнка избил. А ведь можно было и как-то иначе всё решить.
«Нельзя, - ответил я твёрдо, отмахиваясь от всех угрызений. – Раз он не понимает элементарных вещей, значит надо учить. Теперь будет знать, что и почём в этой жизни».
-    Дядя Алёша, а он каждый день нас обижает, - смотрела на меня снизу вверх Марина.
-    И другие тоже! – добавила Лена.
-    Теперь не будут, - сказал я им. – А если кто попробует, сразу мне говорите.
Мы шли по залитой грязью улице. Приходилось делать виражи, чтобы обойти лужи. Девчонки держали меня за руки.
-    Они нас безобразными называют, - продолжала жаловаться Марина. – Уродинами.
-    Э-э, да что они понимают! – отвечал я. – Живут на краю света, в богом забытой дыре и ничего не знают, что в мире делается. А в мире сейчас безобразные девушки как раз самые модные. И в фильмах их все снимают, и в журналах фотографируют.
-    Что, на самом деле? – спросила Лена, причём так серьёзно, что по спине моей пробежал холодок.
-    Конечно! – кивнул я. – Я же везде бывал, всё видел. Было время, когда только красивых сниматься брали, но сейчас всё наоборот. Безобразные девочки снова в моде! Только их снимают, только им деньги платят.
-    Что, совсем-совсем безобразные? – удивлённо смотрела на меня Лена. – Прям как мы?
-    Да ещё страшнее! Вы по меркам шоу-бизнеса самые настоящие красавицы. Вот вырастите, моделями станете. Знаете, сколько модели денег зарабатывают?
-    Сколько? – спросила Марина.
-    Миллионы! И все их уважают, все им руки целуют. А вы печалитесь, что некрасивые… Вы радоваться этому должны! Я вам просто завидую. Потому что знаю, какой успех вас ждёт и какие деньги вы будете загребать. В безобразных девочках – вся привлекательность.
В тот вечер я делал с ними уроки. Знаний моих вполне хватило на все предметы. Я помогал им делать упражнения, задачи, решал примеры и неожиданно обнаружил в себе педагогические задатки.
-    Вот смотри, - говорил я Лене, - первая бригада строителей за час уложила…
Лена была сообразительной. Ей даже подсказывать особо не приходилось. Мне показалось, что она ждала моего объяснения лишь как очередного знака внимания.
С Мариной дело шло тяжелее. Она лишь пожимала плечами и ковырялась в носу. Я сделал за неё все задания и заставил переписать в тетрадь. Она сделала это с огромным количеством ошибок.
-    Дядя Алёша, - спросила меня Лена, - а вы с мамой поженитесь?
Вопрос поставил меня в тупик. Жениться на её матери я разумеется не собирался. Но говорить об этом девчонкам было бы неправильно.
-    Это не от меня зависит, - ответил я уклончиво.
-    От мамы?
-    И от неё вряд ли.
-    От чего же?
Я подбирал нужные слова.
-    От обстоятельств.
-    От обстоятельств… - разочарованно и не по-детски серьёзно произнесла она.
-    Просто мы ещё слишком мало знаем друг друга, чтобы принимать такие решения.
-    А я хочу папу! – сказала вдруг Марина, но тут же засмущалась меня, а ещё больше сестру. – Лена смотрела на неё необычайно сурово, с какой-то странной тоской на изуродованном лице.
Раздался звук открываемой двери и через мгновение на пороге, с сумками в руках, показалась хозяйка. Была она явно не в настроении, а увидев нас вместе за столом, как-то нехорошо этому удивилась.
-    Вот они где, - сказала она, недружелюбно на нас посматривая, словно ревнуя меня к дочерям. – Милая семейка. Папаша и дочки.
Я не понимал причину её недовольства.
-    Как дела у тебя? – спросил, чтобы сменить тему. – Что-то ты неважно выглядишь.
-    Неважно! – завелась она вдруг. – А ты постой весь день на ветру, потаскай сумки, и посмотрю я, как ты будешь выглядеть.
Я попытался помочь ей закинуть сумки на печь. Маша раздражённо оттолкнула меня.
-    Отойди на фиг. Помощник херов.
Я был неприятно удивлён её реакцией. Мария Сергеевна с каждой минутой заводилась всё сильнее.
-    А полы-то вы не мыли что ли? – обнаружила она вдруг под ногами сор. – А? – сверкая глазами, возвышалась она над дочерьми.
Девочки пришибленно молчали.
-    Чё молчишь? – дала она подзатыльник Лене. – Я тебе что говорила? К моему приходу полы намыть!
-    Они не успели, - заступился я за девочек. – Мы уроки делали.
-    Ах, вы уроки делали! А полы я за вас мыть должна?!
Она схватила дочерей за волосы. Девочки завизжали.
-    Я весь день как проклятая пашу, - орала хозяйка, - а они прохлаждаются здесь! Сидят, улыбаются. Уроки у них!
Я оттащил её в сторону.
-    Маша! – держал я её за руки. – Что с тобой?
От моего вопроса и пристального взгляда, которым я пытался образумить её, у хозяйки началась настоящая истерика.
-    Пошёл на хер! – срываясь на визг, завопила она.
Потом, оттолкнув меня, схватила полотенце и стала лупить им дочерей. Лена тотчас же забралась на печь и спряталась там, забившись в угол. А вот с Мариной стало происходить что-то странное.
-    А-а-а-а-а!!! – упав на пол, закричала она и затряслась какой-то нехорошей дрожью. Мать, не взирая на это, продолжала бить её.
Я схватил хозяйку и оттащил её в соседнюю комнату. Она вырывалась, царапала меня ногтями и визжала. Лишь после того, как я посадил её на стул и хорошенько встряхнул, она как-то обмякла и немного успокоилась. По крайней мере перестала вопить. Закрыв глаза ладонями, Маша заплакала.
Марина продолжала кататься по полу. Я поднял её и перенёс на кровать.
-    Лена! – метнул я взгляд на прятавшуюся на печи девочку. – Что с ней делать? Может «скорую» вызвать?
-    Не надо, - отозвалась она. – Сейчас пройдёт.
Вскоре Марина действительно перестала кричать. Лишь болезненно всхлипывала.
Всё произошедшее произвело на меня весьма удручающее впечатление. На душе было тяжело. Мне не хотелось оставаться сейчас в помещении. Убедившись, что Марине лучше, я захватил сигареты и стал одеваться.
-    Я пройдусь, - кивнул я Лене. – Подышу воздухом. Может, мать успокоится за это время.
Лена мне не ответила.
На воздухе я закурил и бесцельно побрёл вдоль по улице. Что-то очень нехорошее ощущал я в окружающей меня реальности. Какой-то надлом, отторжение к этому месту, к этой работе, к этим людям.
-    Да ничего, ничего, - говорил я сам себе. – Что ты как баба. Нельзя всё так близко к сердцу принимать. Везде такое бывает, в каждой семье.
Самоуспокоение действовало слабо.
Вернувшись через час на квартиру, я обнаружил хозяйку сидящей за столом. На столе стояла распечатанная и наполовину опорожненная бутылка дешёвой настойки. Ещё одна – пустая – валялась под столом.
-    Садись! – выпученными, бессмысленно-презрительными глазами смотрела она на меня. – Пить будешь?
Язык её заплетался. Голова не держалась на плечах. Она была красной и злой.
-    Нет, спасибо, - отозвался я.
И, чуть подумав, присел на соседний табурет.
Я сделал это зря. Мне надо было уйти в свою комнату, раздеться и лечь. Слабым, пьющим людям нельзя делать шаг навстречу. Но я дал Марии повод для колючего и идиотского разговора.
-    Чё, не нравлюсь? – уставилась она на меня тем болезненно-пытливым взглядом, которым смотрят алкоголики.
-    Да, не нравишься, - не отводя глаз, ответил я.
Мария Сергеевна опустила голову и презрительно усмехнулась.
-    Гордый значит, - бормотнула она. – Не такая тебе нужна… Думал, я правильная, а я оказывается сука дешёвая. А, так ведь?
-    Ничего я не думал, - я был раздражён и её тоном и её словами.
Особенно неприятным во всём этом было то, что она воспринимала меня уже не как какого-то чужого мужика, пущенного на постой, а как неотъемлемый, нерушимый элемент своей жизни. Словно я каким-то образом принадлежал ей, и это ощущение вызывало во мне крайнее отторжение и к ней, и ко всему, что было с ней связано.
-    Я вообще о тебе не думаю, - продолжал я. – Я приехал сюда работать, жизнь новую начинать, и ты мне на фиг не нужна. Без тебя раньше жил, без тебя и впредь проживу.
Я вдруг понял, что говорю в том же стиле, что и она. Словно я действительно оброс некими нитями, что связывали меня с ней. Меня это разозлило.
-    Ну правильно, мы ведь вам не чета, - с той же презрительной улыбкой вещала хозяйка. – Вы ведь чистенький, грамотный, а мы кто? Мы голь перекатная. Мразь подзаборная…
Боже мой, подумал я, что она несёт!
Мария Сергеевна налила себе ещё одну рюмку настойки и залпом выпила.
Мне хотелось встать и уйти, но почему-то я опять не сделал это. Хозяйка снова заговорила, неся какую-то несусветную чушь, а я сидел, морщился, воротил голову, но всё же слушал, слушал. Слушал, пока она не вылакала содержимое бутылки и, сморившись, уткнулась лицом в стол.
Я схватил её за руки и поволок к кровати. Закинул на не застеленную постель, потом присел к окну, открыл форточку и закурил.
Сигарета подходила к концу, когда дверь приоткрылась и в комнату проскользнула Марина. Доковыляв до меня, она повисла у меня на руках.
-    Папа! – услышал я её голос. – Я спать не могу.
Она плакала. Я вздрогнул от слова «папа» и посмотрел на неё таким удивлённым взглядом, что увидевший меня в эти секунды, наверняка подумал бы, что со мной что-то неладное. Но меня никто не видел. Марина забралась ко мне на колени и обвила меня руками.
-    Со мной всегда так, - бормотала девочка, - когда она орёт на меня.
-    Ну ничего, ничего, - неожиданно для себя погладил я её по спине. – Всё прошло. Может, тебе лекарства какие дать?
-    У нас и нет никаких.
В комнату вышла Лена.
-    Пап, а ты купишь мне лосины? – отодвигая сестру, уселась она на свободную ногу. – У нас все девчонки в лосинах ходят, одна я как дурочка в чулках. К тому же они рваные.
Я смотрел на неё уже не удивлённо, а испуганно.
-    Конечно, Лена! – отозвался я. – Куплю тебе самые лучшие лосины. Все тебе завидовать будут.
-    Пап, а мне купишь? – спросила Марина. – Я ещё юбку хочу. Я видела в магазине – джинсовая, красивая такая.
-    Обязательно! – кивал я. – Считай, что она твоя.
-    И велосипед хочется, пап! – прижавшись к моей груди, шептала Лена.
-    Будет велосипед, - ответил я. – Даже два. Каждой по велосипеду.
-    Ты только не бросай нас! – они теребили мою рубашку.
-    Что вы?! – возмутился я. – Разве могу я бросить своих дочек?


Было четыре часа утра, я подходил к железнодорожной станции. Наскоро собранные вещи болтались в сумке. Вроде бы я забрал всё.
-    Гады! – бормотал я. – Изверги рода человеческого! Разве я за этим сюда приехал? За страданием? За любовью? За нежностью? Я работать хотел, жить по-человечески. Обыкновенно жить. Купить телевизор и видеомагнитофон. Просто жить хотел! А вы…
На станции я купил билет на первый проходящий поезд. Он шёл на Пермь. Пустынный, обшарпанный вокзальчик с окошком билетной кассы и слабым желтоватым освещением – я был ужасно рад встретить его снова. Я видел их много – в разных городах, в разные периоды своей жизни и понимал сейчас, что они, эти вокзалы, были единственным местом, которое по-настоящему радовало меня.
Я жалел о трудовой книжке.
-    А, ладно! – мысленно махнул я рукой. – Новую заведу. Это не проблема.
Около половины шестого подъехал поезд. Стоянка две минуты. Я бежал вдоль вагонов, отыскивая нужный, и бормотал в такт останавливающимся колёсам:
-    Любви они захотели! Нежности! Какая вам нежность, какая любовь, недоделанные?!
Нужный вагон был найден. Я протянул заспанной проводнице билет и прошёл на своё место.
-    Неужели вы думаете, что во мне есть нежность?