Я положил надувной матрас возле старой цветущей вишни. Ангелина легла, и её каштановые волосы картинно рассыпались на подушке. Она закинула свои мраморно-белые ноги на мои плечи, и мы сделали всё возможное для того, чтобы кислотная синева безоблачного майского неба обрушилась на нас и растворила в себе.


Ангелина была в босоножках на шпильках, которые специально захватила  с собой на дачу. Меня особенно заводит, когда во время нашей близости на её ногах туфли на  шпильках. Или когда она в изрезанных ножницами дорогих колготках. Или в венецианской полумаске, которую я купил на биеналле и подарил ей. Её не раздражают мои причуды. Даже наоборот. Ангелине нравится чувствовать себя дорогой и красивой куклой. Она и есть кукла, поэтесса и любимая внучка некогда видного маршала.


После мы лежали на матрасе и думали каждый о своём. -Знаешь, я постоянно ощущаю сильный цветовой голод. Смотрю на небо, травы, цветы и всё никак не могу на них насмотреться. Синий, зелёный, желтый, белый. Жаль, что тюльпаны уже завяли.  Мне кажется, что весной у меня возникает сверхзрение. Лежу вот, и представляю себе алые и карминно-красные вишни на этом дереве. И кажется, что нахожусь в раю.


-Подобный цветовой голод испытывают все после серой московской зимы. А я, слушая тебя, Ангел, подумал о том, что Бог действительно есть, если есть ты и весна.Только он очень ревнив и никого не подпускает к  божественному Абсолюту. Потому, что он и есть этот Абсолют. Всегда должна оставаться некая незавершенность. Особенно в искусстве или архитектуре. Иначе он разрушит всю конструкцию. Всегда должно не хватать  последней ноты, последнего штриха. Потому, что лучшее-враг хорошего. Кстати, ты не против последнего штриха на сегодня? 


Мы ехали обратно в Москву. Ангелина сидела на переднем сиденье, справа от меня, и моя рука лежала на её гладком, шелковистом бедре. Время от времени она тянулась ко мне, и мы целовались. После очередного затяжного поцелуя машину вынесло на встречную полосу и  я сбил переходящего дорогу пожилого дачника. От сильного удара о бампер он вылетел из своих жалких стоптанных ботинок, ударился о ветровое стекло и перелетев через крышу, грузно упал на асфальт.


Ангелина сидела неподвижно, как кукла, и немигающим взглядом смотрела сквозь покрывшееся паутиной трещин лобовое стекло на алые брызги на серебристом капоте и лежащую на нём окровавленную вставную челюсть. Я тронул её за плечо, и она безжизненно привалилась ко мне. По её переносице и  левой щеке струилась тонкая карминно-красная змейка. В стекле, на уровне её лица, зияла небольшая дыра, сквозь которую в лоб Ангелины вошёл, как маленький снаряд, стеклянный искусственный глаз.


Я выбрался из машины, на ватных ногах добрёл до стоящего у обочины бетонного столба.
Присел на корточки, привалился к столбу спиной и вызвал по сотовому милицию и оз.  Скоро на этом сером бетонном столбе появятся два венка. Один-большой, роскошный, с яркими пластиковыми цветами. А другой-маленький, дешёвый, с бумажными.