Сегодня на работе я изготовил всего сто сорок два торчера вместо двухсот пятидесяти, согласно нормативу. Багровый мастер участка взглянул на меня, как мангуст на кобру, обозвал мудозвоном и отправил к начальнику цеха на толковище. Начальник долго и печально качал своею красивою седою головой и с укоризной испускал душераздирающие вздохи и стенания.
«Митя! – участливо говорил он, брызгая слюнями. – Слушай меня сюда, Митя! – повторял он. – И как же тебе не стыдно-то, Митя?! Я, Митя, даже не буду рассусоливать тебе о плане, минимальных заданиях и творческому отношению к вверенному тебе процессу! - повышал начальник голос, распаляясь, жестикулируя и периодически поправляя плохо закреплённую на благородных дёснах вставную челюсть из иридия. – Я просто напомню тебе, Митя, о женщинах, об наших обычных советских женщинах, которым так мучительно, так, не побоюсь этого слова, судорожно не хватает изготовляемых руками нашего завода торчеров! Вот у тебя, Митя, есть женщина?...» - спросил он воодушевлённо.
«У меня есть знакомая блядь, и иногда я ебу её в жопу…» - честно ответил я.
Начальник всплеснул руками, из-за чего его левый искусственный глаз резво выскочил из глазницы и колобком запрыгал в сторону шкафа по дубовому паркету кабинета.
«Укатится!...» - выкрикнул я и машинально припечатал мерцающий в полумраке шарик подошвою грязного кеда. Раздался хруст. Я виновато потупился.
Начальник сглотнул и произнёс с печалью в голосе: «Иди-ка ты домой, Митя… Домой иди…» После чего сел за стол, обхватил голову руками и застыл в позе каирского сфинкса, непонятно о чём сожалея : не то о раздавленном стеклянном глазе, не то о том, что у него лично никогда в жизни не было знакомых блядей, которых иногда можно ебать в жопу, - одни только женщины.
«До свидания…» - попрощался я с начальником и выскользнул за дверь.

*********************

    Дойдя Дрещатиком до площади Недорезанных Гопников, я поймал авто.
«Проспект имени академика!» - назвал я адрес, усаживаясь.
«Какого академика?» - переспросил таксист.
«Просто академика! - ответил я. – Он был одним из отцов атомной бомбы. Его не рассекретили даже после смерти.»
«Странно… - задумался шофёр. – У этих атомных бомб какие-то противоестественные родоначальники… Целый легион отцов, и ни одной матери…»
«Кончай крамольничать! – перебил его я. – Матерью была Родина! И, вообще, поедем мы или нет?!»
И мы поехали.

*********************

    «Извините, пожалуйста! – обратился я к водителю. – Ваша супруга пользуется торчером?...»
«Луём она пользуется! – помрачнел таксист. – Плексигласовым, бля…»
«А кто-нибудь из ваших знакомых женщин или любовниц, например, торчером пользуется?...»
«Какие, на хрен, любовницы?... – процедил сквозь зубы водила. – Я ж до сих пор девственник…»
«Простите, а зачем же вы женились тогда? – удивился я. – В самом-то деле?...»
«Сам теперь не знаю!» - ответил таксист и врезался в высоковольтный столб.

*********************

    Милиционер чеченской наружности, поигрывая прикладом ржавого «Шмайсера», наброшенного на плечо, записал в замусоленный блокнот мои паспортные данные и, взяв подписку о неразглашении, отпустил с Богом.
Я взглянул на прощание на изувеченный труп так никем и не совращённого при жизни таксиста и отправился домой. Теперь уже пешком, - до моего дома оставалось не более двух вёрст.

*********************

    «К тебе мамзель какая-то пришла, – сказал однорукий ветеран Тимченко, собирающий окурки возле парадного. - Я ей помог входную дверь взломать. Теперь вот дома у тебя сидит, дожидается.»
«Красивая?» - поинтересовался я.
«Четыре с минусом, - ответил Тимченко. – Жопа, вроде бы, в ништяк, а вот буфера, естессно, маловаты…»
«Конечно, конечно, - сказал я. – Тебе размер шестой бы, - и то, скорее всего, маловаты были бы…»
«Дурак ты, Митяй!» - обиделся почему-то ветеран и плюнул мне в лицо. Я вытерся ладошкой и пошёл к лифту.

*********************

    Это, конечно, была Рыба. Она сидела на подоконнике, курила мои «Столичные» и беспечно болтала ногами в воздухе.
«Дура ты ёбаная! – поприветствовал я её. – Я же тебе говорил, чтобы ты сюда больше не приходила!...»
«Ха-ха! – сказала Рыба. – Можно подумать! И, вообще, я должна тебе кое-что показать!» - Она ловко расстегнула молнию на юбке, и та серой тенью соскользнула к её щиколоткам. «Смотри! Друзья сделали на копировальном аппарате!»
Я посмотрел. На белом шёлке трусиков, прямо между надписью SATURDAY и подозрительно жёлтым пятном, был я. Я помотал головою, но ничего не изменилось. С треугольника заношенных трусиков-неделек, прямо с лобка моей непутёвой подружки, мне улыбался мой небритый фэйс.
«Я твою фотку с военного билета передрала! – ласково доложила Рыба. – Красиво?...»
Вместо ответа я молча взял её за уши и несколько раз несильно ударил затылком об стену. Она расплакалась, и стала ещё красивее.
«Не реви, дура… - сказал я. – Терпеть не могу, когда женщины плачут… Ты слышишь меня или нет?! Я ж сам тогда плакать начинаю!... Прекрати, сука!...» - закричал я и громко разрыдался, заглушив всхлипывающую Рыбу. Она замолчала, удивлённо посмотрела на меня из-под длинных ресниц, а потом подошла и положила мне руки на плечи.
«Митя… Митенька мой маленький… - сказала она печально. – Ну что же ты?... Митенька…» Её ладонь привычно легла на ширинку моих джинсов. «Ну не плачь, дурик, ну не надо, не надо нам плакать… Ну вон глянь лучше, какие у меня ноги красивые…»
«Кривы-ы-ые-е…» - жалобно протянул я.
«Ну да? – искренне удивилась Рыба. – Ну какие ж они кривые, милый мой?...» - спросила она, и я разрыдался с удвоенной силой. Тогда она чмокнула меня в мокрую красную щёку, незаметным движением стянула то, на чём красовался мой фотопортрет, и села мне на колени, широко раскинув свои ничуть, по правде говоря, не кривые ноги.
«Не-е-е-ет…» - сказал я.
«Да! – решительно ответила Рыба. – Помогай мне, любимый…»

*********************

    Рыба приподнялась на локте и сказала: «Мне пора, мне пора, мне пора… Вставай, Митяй!...»
«Оставь на память!» - попросил я, и показал пальцем на комочек полупрозрачной ткани с моим анфасом.
«Бери, конечно… - сказала Рыба. – Только не превращай их в фетиш!»
«Договорились!» - ответил я и, натянув футболку, встал и поплёлся в ванную.
Сполоснув холодной водой лицо, я посмотрел в зеркало. Из мутного кристалла на меня взглянула лохматая рожа с невесёлой улыбкой ослепительно жёлтых прокуренных зубов.
«Психопат, пьяница и долбоёб… - подумал я. – Всё, как и там, - у Рыбы на трусах… Только без SATURDAY… Вот и вся разница…»
«Рыба! – крикнул я из ванной. – Рыба, хочешь, я тебе с работы торчер принесу? Рыба?...» Она не ответила. «Ушла…» - понял я и снова посмотрел в зеркало. Увиденное мне не понравилось.
«…Совсем хероват стал… - сказал я сам себе. – В натуре…» - и что есть силы ударил кулаком в собственное отражение.
Зеркало слегка помедлило, а затем – треснуло.

© DiGi