Пучеглазому лежбищу етьбищ и пастбищ
Я кормлю перегной своего естества.
Пилигримом иду мимо стрельбищ и кладбищ,
Мимо судеб ребёнка, верблюда и льва.

Я подохшая жаба отгнившего века,
Калостоком доплывшая в полуфинал.
Я дурная пародия на человека,
И в глаза не видавшая оригинал.

И совсем ведь не сплин - невозможность полёта
Мои губы скользящей змеёю кривит.
Я причудливая ипостась идиота,
Я – мулла, для чего-то зубрящий иврит.

Я везде и нигде,  я – солнце и люстра,
Я - омега и альфа, я – птица и гад.
Про меня ничего не сказал Заратустра,
И я этому даже, наверное, рад.

Что мне смысл? Что мне суть? Что мне слово и дело?
Что мне чайка, пусть даже она – Ливингстон?
Где предел? И дойти суждено ль до предела,
Раз удел что угодно, но не пелетон?

Пустота. Лишь стервятник сужает круженье,
Мёртвый Фридрих смеётся в больные усы,
В лабиринте зеркал скалит зуб отраженье,
И команды ждут некогда верные псы.