Бывает, когда у меня тяжело на душе, я вспоминаю, как в детстве, сидел с любимой бабулей на уютной кухне, в старом деревянном доме. Я пил чай, а бабуля рассказывала о людях которых давно нет, не забывая подкладывать мне горячих, вкусных шанечек. На улице вторую неделю моросил осенний нескончаемый дождик, расплываясь по оконному стеклу. За пеленой дождя в окно была видна давно засохшая могучая береза, пошатывающаяся под ветром.
От русской печки идет приятное тепло, по подоконнику барабанят капли и, кажется в эти минуты, что нет ни будущего, ни прошлого, мы одни на этом свете и так будет всегда.

Дом был очень старым. Около полутора столетий назад прапрадед, крепкий молодой мужик, выходец из старой веры, привез его из маленькой лесной деревеньки. Привез вместе с молодой женой. С помощью мастеровых, споро поставил крепкий сосновый сруб на обрывистом берегу ручья, чуть в стороне от остальных строений древнего городка на Волге. Тщательно, что называется с душой, законопатил  щели пенькой, покрыл крышу тесом. Прошло время, и еще пахнущие лесом стены огласил первый детский плач. С тех пор много воды утекло. Семейство крепло и ширилось, дом постепенно врастал в землю, матерел. Люди уходили из дома, возвращались, часто уходили навсегда. Иногда в дом вносили на руках новых людей, и тогда воцарялось счастье, звучал радостный смех и стол ломился от угощения. А когда выносили на полотенцах старых, чуткие стены впитывали тяжелое отчаяние и скорбь.

Мир вокруг дома тоже непрерывно менялся – шумели многомиллионным людским муравейником войны и революции,  грандиозные стройки, возвышались до звезд и уходили в историю лидеры и идеи. А дом стоял, крепко, как и много лет назад, с философским спокойствием взирая глазницами всегда вымытых окон, на человеческую суету.

Как-то не сразу, не вдруг – очень незаметно, дом состарился. В нем уже не было радости, была только грусть, одиночество и запустение. Люди покинули его, разлетевшись по миру в поисках доли, поменяв живое тепло дерева, на холодную надежность каменных коробок. Иногда приходила, опираясь на клюку, старушка, с седыми волосами, спрятанными под черным платком. Обходила дом по кругу, касаясь потрескавшегося темного дерева узловатыми пальцами, садилась на лавочку и, часами смотрела подслеповатыми глазами в пустоту, вспоминая детей, внуков и переживая заново свою длинную жизнь. Со временем она приходила все реже и реже, а потом перестала приходить совсем.
Дом покосился, сгорбился, палисадник зарос бузиной и лебедой, стекла повыбивали соседские мальчишки, и в пустых комнатах только ветер шуршал ворохом черно-белых фотографий и вырезками из старых газет.

Прошли годы. Однажды, с оказией оказавшись в родном городе, я пошел проведать старый дом. Долго плутал в лабиринте новостроек, устал, и присев на скамью возле подьезда панельной девятиэтажки, закурил сигарету. Неподалеку в песочнице играли дети, звонкими голосами разбивая сонную дрему июльского полдня, старики в беседке сидели за  неизменными костяшками домино, и кто-то кому-то криком с балкона напоминал, что нужно купить молоко и хлеб. Жизнь шла своим чередом, а мне почему-то стало немного грустно.