Память – штука странная: иногда такое выбрасывает из марианских глубин…
Вот например, профессор Карл Саган считает, что привычка начинать утро с яичницы досталась нам от первых млекопитающих – они так динозавров извели. Спит скотина чешуйчатая сном олигофрена, а к ее лежбищу подкрадывается хитрая крыса (котегоф тогда еще не было). Хуякс – и нет яиц вместе с зародышами.

Если ученый прав, и в нас жива генетическая память, так что же по сравнению с ней каких-то 25-30 лет?..
Ползу намедни в пробке, пальцем тычу в кнопки, ищу перлы в попсовых джунглях. На «Шансоне» Высоцкий обнаружился с «Канальчиковой дачей». Словила кайф, и только собралась на другую волну прыгнуть, как вдруг тремя аккордами вынесло из реальности, из машины, из морозного города.

«Уже который год мне снится этот сон,
он вертится в моем сознанье, словно колесо…»
Я очень давно эту нежно-глупую песню не слышала. Вообще никогда, с одной странной ночи. А вот услышала и мгновенно поняла: то, что много лет казалось галлюцинацией, конфабуляцией, аберрацией, еще какой хренацией – было на самом деле. Думала, приснилось в подростковом возрасте, а оно случилось. Имело место.

«Ты в платьице стоишь, зажав в руке цветок,
спадают волосы с плеча, как золотистый шелк…»
…Не было ни платьица, ни цветов, ни спадающих, блять, локонов, ни морского берега, ни других атрибутов киностудии Довженко.

Было загорелое существо с накачанными битками, задорным хвостом на макушке, в драных шортах, белых кедах и майке. Было раскормленное украинское село Березовичи, школа, в которой разместили наш спортивный лагерь. Был пруд с карасями, пыльная баскетбольная площадка, лесок с переспелой земляникой.

И был чужой пятнадцатилетний мальчик. Мне его посреди сезона всучил под опеку тренер футболистов – Ярослав Антонович Кориневский. «Я от корня Невского» - шутил Ярек. От пива «Невского» - будет вернее. Бухал тренер нещадно, вот почему нежданно свалившийся на голову алма-атинский племянник был ему нужен, как зайцу триппер.

- Присмотри за… (Блин, как мальчика-то звали?..), - попросил Ярек по старой дружбе. – Чесслово, с ним не соскучишься – симпатичный парень, на гитаре играет.

На гитаре – фигня. Главное, этот «казах» всерьез играл в хоккей на легендарном Медео. Наш человек оказался. Из родных - кайфующих от физической нагрузки, координированных, мышечных, но в чем-то и убогих.

Это теперь я понимаю, как обманчива внешность спортивного подростка: оформлен на все 16-17, а гормональные железки, которые у нормальных пацанов и девчонок уже во всю сочатся, давят на мозги, увлажняют и распирают - в полусонном состоянии. Словно заморожены. Юные падонки подозревают в тебе темперамент, который ты показываешь на площадке, но жестоко ошибаются. И утром, и днем, и вечером в незатуманенной гормонами башке одна мысль: «Щас бы в зал – мячиком постучать»...

Алма-атинский племянник (как же назвать его – предположим, Вовка) – из той же серии: с перспективной анатомией - энергичный разворот плеч, длинные ноги. Чисто жеребенок. И абсолютно безопасен для нимфеточных железок:

- Ты садишься на поперечный шпагат? Только на продольный? Фигня! Смотри!
Вовка падает на шпагат, я – рядом, на продольный, потом мы валимся в песок, барахтаемся, пинаемся. Он умеет ходить на руках, зато я круче делаю колесо и мостик. Мы шаримся по окрестностям, плаваем в пруду, загораем, он кидает мне за шиворот лягушек. А еще пытается рассказывать про каких-то девочек – это скучно.

Когда я тренируюсь, он тоже занят – работает на турнике. Потом мы идем плавать – капельки пота на коже, как линзы, собирают вечернее солнце.

Так проходит время – скоро ему уезжать. Никаких сожалений – мало ли еще новых людей влетит в мою жизнь, как в воронку?..

- Давай устроим праздник, - осеняет Вовку. – Давай на рыбалку сходим, я у дядьки удочки возьму!
Нет проблем. Кроме одной:
- Ты меня разбудишь, - говорит мой хоккеист. – Я в пять утра будильник не услышу.
- А я девок перебужу - пусть тебя Ярек тряхнет. (Вовка в комнатке Кориневского живет).
- Нет его – в город уехал.
Вобщем, я беру будильник. Мы даже по койкам разбредаемся раньше обычного, чтобы выспаться.
В час ночи меня зло берет: сна ни в одном глазу. Луна мордатая в окне, девчонки сопят. Глядя на полную луну, я думаю о дурной наследственности – в моей семье полно лунатиков. Говорят, одна из десятиюродных бабушек даже погибла – ночью забрела на железнодорожную станцию и долго шла по шпалам, пока поезд не сбил. Я вижу ее, сомнамбулу в белом. Босые ножки не прилипают к смолистым доскам. Девушка идет навстречу смерти с широко открытыми глазами. Что ей снится?

Дальше – амнезия. Я действительно не помню, как возникла на пороге Вовкиной комнаты - босая, с одежками подмышкой, в длинной футболке на голое тело, с распущенными патлам – привидение.

Кажется, я ворчала, что ты, мол, дрыхнешь, как сурок, а мне не спится. До пяти утра со скуки подыхать?
Он растерялся только на секунду. Потом обрадовался. Мы долго болтали ни о чем, он взял гитару, и вот тогда я услышала про девушку с портрета Пикассо. И почему-то отчетливо увидела себя со стороны – в комнате у мальчика, считай неглиже, в «турецкой» позе на соседней кровати. И он увидел – меня и себя, и того невидимого, кто уже два часа летает между нами и безуспешно заглядывает в детские холодные глаза.

Кажется, мы оба разозлились. Наверное, на того, третьего. Я буркнула:
- Спать хочу.
И рухнула на Ярековскую подушку.
Мы отрубились, как в летаргии. К счастью, обнаружил нас к девяти утра похмельный дядюшка, а не кто-нибудь другой. Вовке Ярек навесил  подзатыльник, мне – поджопник по праву друга семьи. Едва успокоили футболиста.

Два последних дня мы ржали - сходили, блин, на рыбалку. Натянуто ржали, откровенно говоря…

Вовка, конечно, приехал на следующий год – наверстывать. Копытом бил. Все в юном жеребце – от лаковых иудиных глаз до напряженной ширинки – говорило об одном: «Блядь, какой я был дебил!».  

Я бы к этой метаморфозе по-другому отнеслась, если бы сама осталась прежней - возмутилась бы, обиделась, типа, «я не такая, я жду трамвая». Но прошлогодняя нимфетка уже оценила вкус интереснейшей в мире игры. Игры, в которую одни рубятся, как в баскетбол, другие - как в хоккей, а третьи расставляют фигуры и начинают партию в шахматы.

Так вышло, что судьба сразу усадила за шахматную доску, подарила возможность обдумывать ходы, никуда не торопиться и аккуратно загонять короля в угол. Спасибо учителю, но сейчас не о нем…

Разумеется алма-атинский хоккеист со своим сопением, мокрыми ладошками и тупой уверенностью: достаточно слегка надавить! – не вызывал ничего, кроме тошноты. Но хватило ума сдержаться и впервые ответить за то, что дала мужчине повод. Ограничиться прохладой и невинной ложью, чтоб не дай Бог не убить девочку в платьице и шелковыми золотыми волосами.

Пусть она стоит со своим цветочком и глупо смотрит в вечность…