Он быстро, несмотря на возраст, вышел из своего кабинета в здании Администрации на Старой площади, пересек приемную, кивнул на прощанье секретарше и пошел к лифту. Резкие, быстрые движения его были совсем не свойственны для шестидесятичетырехлетнего человека. Он вполне выглядел на свой возраст, но в душе никогда таким не чувствовал себя.
Рабочий день закончился. За окном уже были теплые майские сумерки.

Он передумал ехать на лифте и, резко развернувшись, пошел, почти побежал, по лестнице. Настроение было отличным. Он, почему то, вновь, как наяву, пережил моменты сегодняшнего дня. Вспомнилось чувство легкой, светлой грусти, принятые в тишине и задумчивости сто граммов «Мартеля». Вспомнились растерянные глаза начальника организационного отдела, когда тот услышал: «Хоть тротилом, хоть гексогеном, но чтоб к первому июня ни одного не осталось! Да не смотри так, в РЖД согласуй все, пусть снимают со всех направлений вагоны и побольше их туда запихивайте. Мы, блять, страна свободная от нелегальной иммиграции». Вспомнил свое собственное удивление, когда узнал о решении провоцировать конфликты со всеми «кто не с нами, а значит против нас». Вспомнил много лет уже не существующую программу на НТВ, в которой давным-давно назад услышал фразу про гексоген. Вспомнил как любил ее смотреть в далеком детстве и мечтать о далеком городе БОЛЬШОЙ жизни. Столице нашей Родины, городе-герое Москве. Который шумел сейчас, начиная свою вечернюю жизнь. Вспомнил, как судорожно закурил, пытаясь унять возникший в горле от нереального чувства нежности комок. Вспомнил телефонный разговор, предшествовавший появлению этого самого комка: «Слушай, я так тебя люблю. Ты даже не понимаешь, насколько сильно». «Спасибо тебе, Серенечка!». Вспомнил день, когда он впервые услышал эту фразу. Сколько лет прошло, а ведь мало что изменилось… Вспомнил дочь, младшенькую. Четырнадцатилетнее солнце. Подумал, не грустно ли ей там одной, в школе в Эдинбурге. Решил забрать ее на субботу-воскресенье в Россию.
Вытащил из кармана телефон. Позвонил. «Давай я заеду домой за тобой, потом к старшему, захватим его и сходим куда-нибудь». «Давай, заяц».  «Абажаю тебя, скоро буду. Кис-с-с!» «Чмок!».

Входящий звонок. Ответил. Много лет знакомый голос, неподражаемые интонации. «Помнишь про сауну завтра? И не отмазывайся. Все твои отмазки – это херь. Достойная только таких, как Сивицкий. Предлагаю в честь него взять ТРИ вида напитков». «Давай. Давай вспомним молодость. К семи вечера ближе».
Вышел на улицу. Ощутил на лице мелкие, теплые капельки майского легкого дождя. Улыбнулся.
Пошел к машине.
Увидел, как дернулись и начали оседать двое телохранов.
Успел подумать: «Ахуеть. Дайте две».
Две и получил. Одну в грудь, другую в голову.
Сделал первый вдох, закричал, известив этот мир о своем появлении, перекричав радио, известившее о том, что «…, заявил Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Константин Федорович Черненко…».