Кого я уважаю и простых преподов так это Наталью Анатольевну, она вела у нас реаниматологию и анестезиологию. Именно она первой сводила нас в морг, всё показала и обьяснила.

Врачи подтвердят – некоторые предметы учебной программы, в частности анатомию, они проходили на трупах. В обязятельном порядке, докторам иначе нельзя. Нам ПТУшникам такого не полагалось, косточки показывали на картинках. Правда, на семинарах, наша анатомичка Лариса Михайловна доставала мешок рёбер, тазов, черепов и других частей человеческого скелета; мы изучали всякие там остистые отростки, медиальные-латеральные мыщелки итд. Пару позвонков из того пакета перекочевало ко мне домой, на память, уж извините. Один грудной и поясничный - теперь на полке лежат, рядом с книгами.

Такой несерьёзный подход к изучению предмета нас не устраивал, мы периодически требовали сводить нас в морг, но преподы все наотрез отказывались. Хирург чесно признавался что боится крови, терапевт только брезгло морщилась в ответ на просьбу, остальные реагировали примерно также, переводили тему беседы и смотрели как на дураков. Мы отучились первый год, самый сложный, прошло лето, начался третий курс – халява, сплошная практика в клиниках, иньекции, инфузии, катетеризации. Вынос уток, суден, постановка кружек эсмарха. Поначалу интересно, потом когда тебя пару раз с ног до головы обдаст неутерпевшая после клизмы бабуля... мда...

Отделение реанимации кардинально отличается от остальных. Никакой суеты, шума, грязи. Тихонечко попискивают мониторы наблюдения, ритмично качают воздух круглые меха аппаратов жизнеобеспечения. И работа здесь иная – переворачивать голых коматозников, кормить, сливать ихнюю мочу и следить чтобы никто не умер. А за окном весна уже, зима пролетела незаметно. Поработали день, вечером отмечаемся, кто какую работу выполнил. А Наталья Анатольевна слушает и вдруг говорит: “вижу вам скучно было, поработать вы ещё успеете, давайте завтра в морг сходим, оденьте ненужную одежду.”

На следующий день спускаемся в подвал, идём по коридорам, лестницам. Дорогу назад не запомнить, уже некомфортно как-то, а вдруг убегать придется? Кое-кто из девченок хорохотится, храбрится. Большую железную дверь открывает санитар в клеёнчатом фартуке. Есть такие люди – взглянешь на них и думаешь: “точно псих”. Глаза их что-ли выдают, мутные, залитые чёрной водой. Санитар был как раз из таких. “Обратите внимание, формалином здесь не пахнет” - сказала препод - “потому что здесь вскрывают только свежак. Потом съездим в пискаревский морг, посмотрим на подснежников.” Пахло действительно свежим, как на рынке, в мясном отделе. Сладковатый такой запах, характерный, мясники его хорошо знают.

Проходим внутрь, на стальном столе лежит мужчина, рассечёный от горла до маленького синего пениса.  Рядом лежат кишки, печень, лёгкие, мозг и всё остальное что полагается. Из брюшной полости торчит дренажный крюк-шланг, он ведет под стол - в поддон с кровью. Санитар смотрит на девчёнок с ехидной усмешкой. Лариска, которая больше всех выпендривалась, случайно наступила шлёпанцем в лужу крови, схватилась за рот и убежала. “Мы сюда не просто так пришли, а что бы учиться ” - говорит Анатольевна. По сторонам груднй клетки покойника видны следы утюгов – дефибрилляторов. Изнутри не отличишь от говяжей грудинки, свежей конечно. Для свинины это мясо темновато. На дне раны, в лужицах остаточной крови, видны лордозы и кифозы позвоночника. Из горла торчат трахея и широкие вены-артерии, толшиной с палец. От кишок пахнет их содержимым. “А сейчас я покажу вам три приёма...нет не покажу, челюсть окоченела. Хотите посмотреть как зашивают?”

Санитар сложил внутрь внутренности, грубыми стежками залатал разрез. Тряпку, на которой лежали кишки и прочее, смял и со словами “а вот этим ты теперь будешь думать” запихнул в череп и зашил. Как мы вернулись в учебный кабинет не я помню. Говорят Лариска истерично хихикала.