Утро.
Выхожу во двор.
Мошына похожа на криогенную капсулу.
Открываю дверь, сиденье задубело, на окнах мороза узор-р.
З-з-звенящ-щий  х-холод.
Брр-р, бля-я.

-Заведецо?

С трудом поворачиваю ключ,
мошына с трудом просыпается и тяжело взвывая начинает молотить на низких оборотах.
Включается панель приборов, -27.
Сижу, как мальчик Кай, пуская носом пар, мысли уходят в прошлое...

Конец семидесятых годов, мне пять лет.
В Москве уже несколько дней сильные морозы.
Мама везет меня на санках, я закутан в теплую одежду.
Шарф намотанный вокруг рта и ресницы покрылись инеем.
Я смотрю на проезжающие трамваи, которые всегда были красными,
а теперь от мороза краска на них облупилась и слезает корками.
Я смотрю и откровенно ахуеваю.
Темно и холодно,
вот попадос...

Девяностые года.
В Москве уже несколько дней сильные морозы.
Я с переломом ноги коротаю время в больнице.
Больничные окна покрыты инеем.
С товарищами по палате я пью водку и курю.
С наступлением холодов, в больницу начинают  поступать "отморозки".
Доктора в боевой готовности.
В основном это обмороженные бомжи и бухарики.
Отморозков легко определить в больничном коридоре,
они ходят с ахуевшими глазами и с перемотанными культями рук,
точнее уже без рук.

Я запомнил Гену.
С Геной я познакомился выйдя от безделья покурить в коридор.
Гена попросил прикурить и дать ему сигарету.
Выглядел он вполне прилично, парень лет двадцати пяти.
Мы стояли в конце коридора,
смотрели в окно сквозь узор льда,
я держал две сигареты.
Гена непривычно затягивался из моих рук,
разглядывал не веря свои культи.

Пару дней назад он купил новую мошыну, он давно о ней мечтал.
Новая девятка.
Потом он с друзьями обмывал покупку.
Потом очнулся в больнице.
Автомобиль теперь Гене уже ни к чему...

Гдето и сейчас сейчас ходит Геннадий,
уже ловко управляется култышками.
Может и прикурить наверное без посторонней помощи.

А может он тогда  сломался...
Хуй его знает, этого Гену.