В сваи 17 лет жыл я в савецкае время в абыкнавенай деревне. И был я этаким батаником – баялся к девки падайти и предложыть са мной лишний разок перепихнуццо. Хотя у маих равесников опыту было хоть атбавляй – они давно уже переебли всё в округе, а надо мной тока пасмеивались: «сухадрочка, ананист, маструбатар-пацыфист…».
Меня это самого уже падзаебало и я с нетерпением ждал время Х. И оно пришло как-то само сабой…

Мая матушка работала в нашем калхозе завклубом. В то время она была в отпуске – уехала на 2 недели маю бабку праведывать и ключи от клуба даверили мне. Мая задача была мизер: в пятнитсу и суботу аткрывать вечиром клуб для ебучих танцев. Первая неделя проша нормальна. Но тут мне претседатиль сельсавета придупредил, што к нам в ближайшый читверг едят артисты с области. Вопщем канцерт будет.
Я заранее павесил на двери магаза, сделаную из куска старых абоев и написаную гуашью и каряво, афишу (нахуй она была нужна – в деревни сарафанае радио работало безатказно), навел в клубе боле-мене парядок и стал ждать четверга.

Артисты, хоть и редко, но к нам приезжали. Были это, канешно, артисты самой ниской пробы, но всё же какойта вклад в культуру в нашу деревню вносился.

Четверг. Вот к клубу падъехал дапатопный афтобус «Кубань» и оттуда вышли с чемаданами, сумками, пакетами, кастюмами на плечиках 3 мужыка и одна баба. Я у бабы патхватил какуюта сумку и павел весь балаган в кабинет завклуба – чтоб смагли сабрацца, пириадецца и т.д. Самае первае што я услышал от бабы это был вапрос где можна тут найти самагон. Я ахуел, када она сказала, што принести нужно три литра. Взяв у них 9р я пашол на точку. Дабавил свой рупь, штоб пойло было приличнае (нахуй пазорицца!). Кагда вернулся на столе уже стаяли стаканы, калбаса, свежые памидоры и еще какаята хуйня. Вопщем до 6 вечира вся бригада и я в том числе наебашылись до патери пульса. Мнето похуй, но артистам ведь выступать. Адин мужык должен паказать фокусы, другой какойта юмар читать (нападобии Петрасяна), а баба с третим мужыком петь песни (мужык лабал на баяне). Народу в клубе было пално. Первую на сцену привели(!) под руки бабу. Т.к. она стоять уже не могла, то ее пасадили на житкую тубуретку. Чувак с гармошкай сел на край сцены и свесил в зал сваи капыта. Баба на тубуретке сидела широко раздвинув сваи ноги, так, што у всех мужыков пааткрывались рты ибо были видны красные трусники. Она смогла спеть тока одну песню да и ту не даканца – пизданулась с тубуретки и встать уже не смагла. Удивительно, но зал хлопал! Я с фокусником патхватили «Зыкину» и патащили нахуй атсель. Гарманист прадалжал играть палажыв сваю пияную харю на баян и закрыв глаза. Видимо уже спал..

Как только мы привели пивитсу в кабинет фокусник с «Петрасяном» събались выступать. Чувиха чота прамямлила и стала громка икать. Я понил, што ща будет рыгочка. Как смог паднял ее и патащил в сартир, благо для завклуба он был отдельный. Увидев унитас, с ее пасти вышел, наверна, недельный запас жрачки. Я прамыл ее ебало халоднай вадой и ана папрасила стинуть с нее трусники и пасадить на талчок. Стягивая с нее красные ванючки я увидел подбритую пелотку и мая дубина мнгновенно приняла баевое палажение. Сев голай жопай на халодный, без кружка, унитас она увидела, как мой хуй рвет по швам мои партки и папрасила вытащить его из шыринки. Я павинавался тутжэ и мой шланг маментально залил ее платье белай мулькой. Она не ахуела, она просто взяла его в рот. Через 15 секунд следущая порция малафьи уже была у нее в желудке. Патом она встала раком и спрасила: «Еще сможешь??» Меня даже не останавил круглый атпечатак от унитаза на ее сраке. Хоть и было немного тесновато в сартире, но моя балда сваю работу сделала. Блядь, свершилось!

Что было на канцерте вспоминает вся деревня до сих пор. А я не могу забыть подбритой пелотки, красного трусника, голай жопы с отпечатком от унитаса той бабы, каторай не знаю даже имя…