Решил как-то Паша посетить институтский туалет, ибо захотелось ему испытать неземную радость от общения с белым братом. Надо сказать, что накануне Пашу накормили чудесными солеными огурчиками и совершенно потрясающим молочком, так что удовольствие Паша шел получать не только моральное, но и физическое.
    Заперев дверцу на шпингалет, Паша устроился поудобнее и умиротворенно вздохнул. Нирвана приближалась; вот она сидела глубоко внутри Паши, а вот уже радостно знакомится с окружающим миром, омываемая прохладной водой, и источает флюиды.
    Паша достал из внутреннего кармана ветровки аккуратно скомканный рулончик туалетной бумаги и начал совершать рукой пассы, довольно адекватные в данной ситуации.
    Поигравшись со сливным бачком, Паша натянул портки и взглянул на часы. Да, пожалуй, на пару он еще успеет, надо лишь поторопиться. Павел дернул шпингалет, чтобы вырваться наконец из ненужного теперь уже санузла. Шпингалет не поддался. «Говно-вопрос», - подумал Паша и улыбнулся удачно придуманному каламбуру. Он рванул шпингалет сильнее. Не знал Паша одной вещи: шпингалет был прибит к двери советскими гвоздями, изготовленными еще при Брежневе, в те времена, когда гвозди предназначались преимущественно для военно-промышленного комплекса (этими гвоздями башню прибивали к корпусу танка), и поэтому шпингалет сидел намертво.
    «Хорошо», - подумал Паша и попробовал выбить дверь ногой. Но дверные петли ставились также в советское время и конечно ясно, что из этого вышло.
    Паша оказался в плену.
    На пару он, конечно, опоздал, ну и хрен с ним.
    Пашу гораздо больше заботило то, что в тесной кабинке было очень мало воздуха, да и тот наполнился объемными массами туалетных испарений. А разве вы ни разу не были в общественном российском туалете?
    Пашино сердце доверху наполнилось паникой. Было очень маловероятно, что до конца пары в туалет кто-нибудь зайдет, разве что какой-нибудь опившийся пива студент, а мысль о том, чтобы полтора часа находиться один на один с побочными продуктами умственной деятельности человека, Пашу весьма не забавляло.
    Надо было просить о помощи.
    «Никогда, никогда еще Ипполит Матвеич Воробьянинов не протягивал руки!», - завопило Пашино самолюбие. «Так протянете ноги, старый идиот», - спокойно ответил здравый смысл. «Да уж!», - заплакали Пашины пятки.
    «Помогите», - попытался пробасить Паша, но голос вышел почему-то высокий, как у инвалида полового фронта. «Помогите! Я хочу жить и учиться!»
    А в ответ – тишина…

    
    Паша не знал, сколько прошло времени (он совершенно забыл о часах), когда в злосчастную дверь кто-то пихнулся плечом.
    - Эй, пацан, ты чего гоношишь?
- Дык это… застрял я. Выручай, кореш, воняет тут не по-детски!!!
- Да?, - удивленно-задумчиво спросил голос, - Ща приду!
Чтобы чем-то занять время, Паша начал считать секунды. Он досчитал до ста, когда в туалете снова появились голоса.
- Эй, придурок, отойди от двери, мы тебя вытащим!, - и лихорадочно стучать ногами по двери сначала поодиночке, а затем по двое и по трое.
Не помогало.
Пара голосов исчезла, а остальные продолжали ритмично молотить по двери, перемежая удары с великим и могучим русским матерным языком.
Потом кто-то зашел в тамбур и стало тихо.
-Эй, парень! Парень, как ты там, живой?, - спросил по-старчески надрывный и почему-то знакомый голос.
- Трепыхаюсь еще, - заткнув нос рукой прогнусавил Паша.
- Парень, слышишь, с тобой говорит ректор. Ты понял? Потерпи еще минуток пятнадцать и все будет нормально, тебя освободят, и ты пойдешь к маме с папой, которые накормят тебя пирожками с капустой.
Чья-то рука просунула под дверь учебный противогаз.
- Держи, братан, должно помочь!
Народу в сортире стало прибывать. Люди взволнованно встретили события, ушли с пар и оживленно обсуждали происходящее. Паша не удивился, даже если среди толпы были бы преподаватели. Он также слышал голоса девушек, которые настороженно, с опаской в голосе спрашивали: «А кто там захлебнулся? А сколько там человек? Ну тут и говном несет!»
«Знаю, что несет», - думал Паша, - «вы даже там себе не представляете, как тут несет». Противогаз не помогал потому, что работал только на выдох.
Внезапно входная дверь вздрогнула от резкого удара о стену и грохот грубых сапог задребезжал о потолок.
- Всем тихо! ОМОН! Где тут этот ваш говносер?
Кто-то пробормотал что-то нечленораздельное.
- Молодой! Схоронись за очком, щас все будет в шоколаде!
Паша глубоко вдохнул три раза, задержал дыхание и обнялся с товарищем по несчастью.
Время текло медленно, но Паша даже забыл дышать. Он смотрел на пол, где копошились тени, с нескрываемой радостью в глазах.
Прошло две минуты; и тут оглушительно грохнуло, яркий сноп огня выбил петли с мясом и потащил за собой Пашу.
Паша шмякнулся о стену и радостно и прошептал: «Свободен!».
Вокруг него столпились люди в бушлатах цвета хаки и масках, и Паша подумал, что они хотят его поднять, но те стали хладнокровно избивать его прикладами автоматов. Ректор хотел было вмешаться, но старший достал нож и сказал: «Дернешься – яйца отрежу!».
После этакой разминки Пашу все-таки подняли. Голова его гудела и приятно кружилось. Туловище охреневало. Старший хлопнул Пашу по плечу и по-отечески посоветовал: «Сри дома!».
Потом был разбор полетов в кабинете у ректора. Но ректор насиловал не Пашу, а местного плотника за то, что он не следит за надлежащим состоянием подответственного инвентаря. Время от времени ректор замолкал, вздрагивал и испуганно хватался за промежность.
А потом Пашу отпустили и он побрел домой, к маме и папе, но вопреки обещаниям ректора, они не стали кормить его пирожками с капустой а заставили учить дискретную математику.