Помню, мы с Парашей Шороховой лежали на раздолбанной койке в одной дешёвой гостинице, где по коридору такой запах... просто хочется плакать. Лежали, говорю, и соревновались, кто лучше пёрнет. У меня получалось громче, но у дефки, кажется, тоньше и дольше. Да и затейлевей как-то. Прямо музыка слышалась замечательная. Интересных она отпускала шептунков, а у меня шли будто взрывы такие: бух-бух. И вдруг схватился за живот. Мучаюсь, корчусь, катаюсь по койке. А Параша не замечает. Смотрит в потолок, смачно туда плюет и все пукает. Вошла, то есть, в азарт, кобыла ёбаная.

- Ну, кто выиграл? - спрашивает меня и видит, наконец, что я чуть не умираю. Кончаюсь в мученьях на полном серьёзе.
  - Ах ты, миленький мой, - говорит Параша с неподдельной жалостью в голосе, - дай-ка я тебе клизму сделаю.

И что вы думаете? Эта овца позорная вставляет мне в жопу резиновую штуку и держит там ее довольно долго, все время усердно нажимая. В конце концов, я больше просто не могу терпеть. Серьёзно. Сто пудов. А она давит и давит, падла. Меня распирают газы, вот-вот взрыв будет, а Параша толкает и толкает клизму все глубже, отбрасывая мои руки, когда я хочу пресечь ее потуги. Шепчет мне на ухо:
- Подожди, зайка, сейчас все будет хорошо.

Потом я сижу на поганом ведре и вспоминаю почему-то старого гомосека Никанорыча, официанта из кабака "Пиковая дама". Мы там с Парашей пили весь вечер, а он, как мальчик, бегал среди столиков. Энергичный такой, возбужденный. Хватал пацанов за туго обтянутые джинсой попки. Он возбуждался все больше, по мере того как накачивался армянским коньяком, которым подпаивал его знакомый хачик. После, уже ночью, оба пидораса завалили к нам в номер с бухлом и фруктами. От этих гранатов меня и пробрал понос.

Когда Никонорыч и его друг ввалились в номер, мы с Парашей были уже прилично под кайфом. Мягко говоря, полуодетые. Вряд ли вменяемые. И таких мудаков к себе не звали. Водку и фрукты, конечно, забрали, а этих клиентов стали выставлять. А они, наглые, пьяные рожи, все лезли и лезли. Размахивали руками, упирались плечами и рогами, застревали в двери порочными задами. И все орали, базарили не по делу. Хотели, суки, что-то нам с Парашей доказать, петухи ебаные. Будто здесь им у нас ночлежка или комната свиданий. Шакалы хуевы!

Наконец, мы погнали их палками. Параша била гондонов по пяткам, а я исключительно по пальцам рук. Такую китайскую казнь устроили терпилам. Никанорычу в вонючем коридоре вставили в жопу швабру, а его другу хачеку загнали в рот гребенку. После чего спустили их чертей задроченных с лестницы. Они тяжело загремели вниз этажа эдак с пятого.  Катились, считая рёбра. Уроды! Оба уже в возрасте, когда пора бы остепениться, подумать, может быть, о душе. А им все неймется. Ни хуя выводов не делают. Закрылись в туалете и трахались там до потери пульса. Утром их нашли спящими на зассаном полу в объятиях друг друга.

Да, неслабо мы провели с Парашей тот вечер. Один из многих в ёбаной жизни. Играла группа "Террор" моего карифана Жорика. Да как! Вы б послушали! Он подмигивал мне и делал такие вещи... Просто хотелось плакать. Так бы и обнял Жорика, как родного. Расцеловал бы его и послал на хуй. Но приходилось себя сдерживать, так как между столиков прохаживался мусор, Тупой Вася, который бил резиновой дубинкой тех, кто уж очень расходился. Чувства юмора этот мент был лишен начисто. Однако все веселились там в полный рост, пытаясь забыть на время ёбаную реальность. Ведь сколько трудов стоило вообще попасть сюда. Забить места, дать на лапу администратору.

Сначала какая-то развязная, рыжая певичка,  пела песню про вишни, что давно созрели в саду у дяди Вани, а сам Иван драил спинку тете Вале в колхозной бане. Веселая песня, задорная. Хит всех времен и народов. Она брала посетителей за самое трепетное. Под неё самозабвенно танцевали, прыгали, бацали, делали. Кто во что горазд. Белые, желтые, зеленые, черные и голубые. До окончания веселья все у нас равны, а под занавес начинаются разборки.

Но самый ажиотаж наступал, когда группа "Террор" исполняла наш  любимый номер: "Ты гадина!" Что тут творилось. Полный пиздец. Черные вообще вставляли в рот столовые ножи и плясали такую лезгинку, какую вам не покажут по телику. А наши бабы, сучки драные, так перед ними извивались и вообще выделывались, что где-то стыдно становилось за унижение Родины.

- Соображай, - гнал я Параше, весь потный от бешеных плясок, - я тебя как увидел в первый раз, гадом буду, думаю, блядь, вот оно то самое, чего ждал всю жизнь. Ты такая классная. Крутая.

И прижимал ее к себе крепко, а потом отталкивал подальше.
- Ничего, - отвечала она, вся красная, расторможенная, пахнущая водкой и табаком от гривы желтых волос до самых пяток, - теперь я с тобой, Алик. Забудь всё и начни сначала. Давай, блядь, жить по новой. Стряхнем на хуй прежний груз. Верь, все у нас будет, как надо. Мёд и мёд.

Грохотала безумная группа "Террор", хриплым голосом пела певичка с опухшей от постоянного пьянства рожей. Все танцевали, как охуевшие наглухо. Мы, наконец, вернулись за столик. Параша тотчас ёбнула водки и закусила фужером. Вот артистка! Ну, не хуя дает деваха. Все, кто был рядом, слегка прихуели. Даже мент, Тупой Вася, который вечно берёт нашего брата за жопу и тащит в участок, широко открыл рот и застыл. Тотчас туда ему в пасть залетела сотка водчонки и большой кусок курицы. Хорошо пошла. Все нормально проскочило.

- Представляешь теперь от какого подонка я беременная, Алик, - толковала она мне несколько позже, когда мы уже лежали на грязных простынях в этом вонючем номере, - я и ребенка этого не хочу, ненавижу его заочно, зуб даю, поэтому, блядь, и долблюсь с кем попало... может, кто-то ему головку и продолбит в итоге.