КОРИЧНЕВАЯ ТЕТРАДЬ В КЛЕТКУ

Блядь! Преподу по сопромату, оказывается, в прошлый раз не тот конспект сдал. А там сзади у меня картинки были — как пидоров сажают на кол, Элтону Джону заливают в рот расплавленное олово, еще дохлый Майкл Джексон, засунутый в «железную деву»… Всякое. Он красной ручкой поставил кучу вопросительных знаков. И еще, когда тетрадь возвращал, посмотрел на меня, как на ебанутого. Ну а хули такого. С пидорами только так и надо поступать. Они же не люди.

Препод сам какой-то подозрительный. Гелем пользуется… Может, еще и ноги бреет? Ну ладно, хрен с ним. Я сейчас не об этом.
Началось с того, что хозяйка заявилась в очередной раз, бухая, как всегда, и стала заводить туманные разговоры про поднятие платы. Типа, одному человеку целая квартира — это жирно. Я, естественно, отказался наотрез — откуда у меня лишние деньги? Я же не виноват, что тут больше никто жить не хочет [воду приходится греть в чайнике, лифта и телефона  нет, зато тараканов полно и потеки на потолке круглый год]. Нина подумала-подумала и заявила, что в таком случае «будет искать квартиранта на уплотнение». Ба, думаю, напугала ежа голой жопой. Ты его найди сначала в свою халупу. Три года уже ищешь, никто не ведется.

Но настроение испортилось. Я уже настолько привык к одиночеству, что, понятно, никаких квартирантов не хотел. На хер они мне?.. Я давно заметил, что работать могу только в полной тишине. Если поблизости кто-то есть, то сосредоточиться не получается ни хера. Скажем, пока с родителями жил, то рисовать уходил на крышу. А тут и деться некуда — чердак на замке. Да и неохота мне туда…

И вот как чувствовал — проходит несколько дней, просыпаюсь утром, а на дверях комнаты липкая записка: «Привет! Меня зовут Яник. Я твой новый сосед, живу в последней комнате по коридору. Счас уехал на пару дней за вещами. Но когда вернусь, буду рад познакомиться».

Это, получается, пока я спал, Нина все-таки кого-то привела. Какого-то Яника приезжего. Чересчур деловой: не успел вселиться, уже записки пишет. Я, понятно, не слышал, как они пришли, потому что всегда сплю как убитый. Меня даже будить бесполезно, хоть из пушки стреляй. Оно, я решил, и к лучшему, — все равно никакого желания знакомиться ни с кем не имел. Пошел он, этот квартирант сраный!.. Коммуналку я уже своей давно начал ощущать. И небезосновательно. Ремонт, конечно, не делал, но это не важно, вы ведь всё равно понимаете, о чем речь… Когда ты долго живешь на одном месте, то привыкаешь к определенному порядку, и уже никакие чужие тебе не в кайф. Так что нефиг в доверие втираться со своими записками липучими — меня таким дешевым приемом не возьмешь…

Короче, я его сразу возненавидел. Заочно. В то же утро купил на базаре новый замок с защелкой и врезал в дверь, пока сосед не вернулся. Молоток, стамеска и отвертка у меня свои. Записку сорвал [она своим желтым цветом чересчур контрастировала с серой поверхностью двери и так мне глаза намозолила, что даже голова заболела]. Потолкал дверь его норы на всякий случай — закрыто на ключ. И ладно, хрен с ним. Не очень-то мне и интересно. Пошел, дунул травы, порисовал немного и на занятия поплёлся, на последнюю пару.
Рука устала. Спать хочу. Позже напишу остальное.

* * *

Неправильно я начал. Не с того места. Из меня вообще рассказчик хреновый, ни черта мысли в кучу не собираются. Тут другой подход нужен. Попробую с самого начала. Врач мне говорил: если эмоций много, попробуй представить, будто пишешь книгу. Как бы посмотри на всё со стороны. Тогда сможешь абстрагироваться. Мол, оно очень успокаивает. Ну вот и попробую. Как там принято в книгах начинать?..

Давно не брал я в руки ручку… Вроде неплохая фраза. Почти как у Гоголя: «Давно не брал я в руки шахмат…» — или как-то так. Да, не брал, но тут уже дальше некуда. Потому что с той поры, как этот сраный урод появился в моей жизни… хотя нет, стоп, не годится. «Появился в моей жизни» — так только влюбленные говорят, бабы или пидоры какие-нибудь. А я не пидор и никогда им не был. Я всю эту мразь, что под памятником Пушкину снимается, вообще расстреливал бы, чтобы не засоряли генофонд. Но речь не о них. Мой сосед — вот кого я ненавижу по-настоящему. Просто, блядь, ненавижу. Он мне всё поломал к черту.

Как всё получилось — это история долгая. Но расскажу. Начну с самого начала. Когда в академию экзамены вступительные сдал, мне сразу предложили место в общаге, у матери там какой-то блат был еще со времен Совка. Но черта лысого! — я не для того из Зеленотравенска уехал, чтобы жить в каком-то зверинце с кучей вонючих студиозусов, которые с утра до ночи бренчат на гитаре, бухают и ебутся прямо у тебя на голове. Я толпу с детства не переношу: с того дня, как папа нас с матерью на Новый год «покатал», у меня от постороннего шума голова гудит. Это не считая десятка швов на темечке. [Я стригусь коротко, так что их все время видно, эти швы. Но хаер отпускать не хочу — я, бля, не пидор какой-нибудь. Уж лучше так как есть...]
В общем, надавил на своих, они подкинули немного деньжат, и я нашел себе комнатку в спальном районе. Квартира — бывшая коммуналка, длинный коридор, серые от старости обои, доисторический холодильник на кухне с двумя плитами [уголки у холодильника округлые, проржавевшие, ручка-рычаг с замочной скважиной, а хлопает громче, чем дверь от КАМАЗа]. И никого, хоть на велике катайся. Хозяйка, по виду алкоголичка, сказала, что тут жила ее тетка, пока не впала в маразм [якобы старуха страшно выла при перепадах давления, мочилась в постель, мазала стены говном и убегала в одной ночнушке из дома], и тогда она ее забрала к себе, а комнаты решила сдавать. Ну конечно, блин, бухать-то ей за что-то надо… Я сам не пью — у меня оба деда от алкоголизма сгорели, да и папаша своими выкрутасами всю охоту отбил. «Завязал» только когда печень сдыхать начала, а до того я стеклотары успел насдавать на три поколения вперёд, — спасибо, хватит.

Хозяйка имела мечту еще кого-то подселить, но чего-то у нее не вышло — я там выше уже писал об этом. Пару раз приходили какие-то бездомные студенты, увидели треснутый унитаз, плиты убитые, покрутили носом и отказались. А мне и так хорошо — лишь бы никто не доставал. Вообще одиночество — великое благо, не всякий знает ему цену. Я боялся первое время, что Нина, так хозяйку зовут, будет надоедать хуже нарыва на жопе — приходить когда вздумается, шляться тут, следить, чтоб я ничем «таким» не занимался… Но ей на всё оказалось насрать: заявлялась только по первым числам, чтоб деньги получить, а в остальное время меня вообще никто не беспокоил. Такой кайф! Сидишь себе в полной тишине, малюешь чего-нибудь…

Я, пока поправлялся после той аварии, рисовать начал неожиданно. Ни в какие «художки» никогда не ходил, и вот на тебе. Так неслабо надрочился, что теперь заказы могу разные выполнять, только поэтому меня до сих пор, наверное, из «строилки» и не попросили. То то, то это. Подхалтурить на халяву. А то ни хрена ведь не запоминаю из того, что преподы читают... Да еще занятия слишком рано начинаются, я на них никогда вовремя не прихожу. Люблю поспать, ничего не могу с собой сделать — просто беда. Особенно в последнее время. У меня повышенная утомляемость, — если не отдохну как следует, могу вырубиться где попало. Декан ни хрена не понимает, армией пугает, мудила. Я родоков предупредил: если выгонят, буду переводиться на платное, и ищите бабки где хотите, а то под знамёна загремлю. [Доктор, правда, еще после аварии сказал, что с ЧМТ в армию не берут, но хер знает, как оно там на самом деле… И он же, кстати, мне еще тогда записи вести посоветовал — типа для укрепления памяти. Я какое-то время по-честному вел дневник, потом бросил, надоело. Рисовать интересней.]

А потом появился сосед. Ну, в общем, я уже писал там выше. Но это только начало было. Этот сукин кот меня за какой-то месяц так достал, что хоть цикуту пей! Вот честное слово! Иначе я бы не писал тут щас в тетрадке, а делал какую-нибудь полезную халтуру, потому что бабло улетает, как блевота в унитаз. Но заказов достойных не предвидится — были нормальные клиенты, да сплыли. Говорят, я ненадежный человек. Теперь занимаюсь всякой ерундой по мелочи. Лажа, короче…
Я потом допишу, сейчас на занятия надо идти, и так на первую пару опоздал уже.

* * *

Перечитал написанное, понял, что хожу вокруг да около, а по сути еще не изложил ничего. Если бы вчера не заснул так рано, счас было бы легче вспомнить, о чем вечером написать собирался. Что-то такое вчера произошло… Ладно, может вспомню еще. Я сегодня злой, меня заказчики на четыре сотни надули. Одна школа заказала на ватмане портрет композитора Лысенко. Я им нарисовал всё как надо. Пишу sms: мол, заказ готов [я свою «нокию» только для переписки использую и с собой не ношу никогда, а то в Америке, говорят, уже куча народу из-за мобильников схватила рак мозга или импотенцию]. Мне этот мудак, директор школы, отвечает так с нахальной вежливостью: мол, вы просрочили два дня, теперь мы вам заплатим только половину. Блядь! А он сам мне не мог позвонить? Ну да, бывает, что я дни путаю. И что — это повод меня грабить? Вот уёбище…

Короче, я портрет испортил. Схватил ластик в запале и почеркал как следует. Хули, простой карандаш легко стирается. Теперь сижу, думаю, зря вещь испаскудил. Скоро за квартиру надо платить, а к родокам за бабками ехать такой облом… Ладно, переживу. Кстати вот вспомнил, что вчера случилось.
Еду в метро от чувака одного. В кармане — стакан травы. Мне постоянно надо, чтобы трава была. И так нервы ни в пизду. При этом я сильно спать хочу, носом весь воздух исклевал, но боюсь, что обшарят, потому что время уже недетское. Вагон почти пустой, кроме меня только две телки каких-то и четверо уродов с бритыми бошками и футбольными шарфами на плечах. У всех в руках было пиво, у самого высокого из них — целая баклага двухлитровая, он к ней постоянно присасывался, как верблюд, а потом отрыгивался на весь вагон. Он был в дурацкой панаме цвета хаки, а на лбу у него белел кривой шрам — наверное, чужие болельщики «розочкой» пописали. И, в общем, они всё пытались к этим двум бабам клеиться, — периодически то один, то другой к ним подходил, что-то мычал на тему «познакомиться», но те писюхи еще были совсем, школьницы, не велись. А потом малолетки выскочили, и пока поезд ехал до Коммунаровской, это бычьё на меня стало посматривать. Не знаю, как бы было дальше, но зашел какой-то чёрт в полупрозрачной белой футболке без рукавов. Я прямо чуть с сиденья не упал: вот это пугало! Глаза подведены, мелированные патлы залакированы и подвиты, а на ногах белые туфли, белые носки и белые джинсы в обтяг жопы. Встал в углу, на карту метро пялится и яблоко грызет.
Эти сразу на него переключились. Сначала один подходит, говорит так недобро:
— Эй, чувак. Чо ты такой накрашенный? Пидор, что ли?
Тот глазами захлопал, жрать перестал: почуял, видно, что ничем хорошим это для него не закончится.
— Нет, я не пидор, — говорит.
— А кто ты тогда? — еще один подходит.
Мелированный в угол вжался.
— Я метросексуал, — говорит с таким раздражением, как будто ему не по делу вопрос задали.
А тут остальные подтянулись, обступили стаей. Один еще на меня оглянулся, но я веки полуприкрыл, будто сплю.
— Ка-ак?
— Метро… — он аж заикнулся, — сексуал.
Самый высокий так ощерился из-под своей панамки, что я сразу понял, — этого крашенного месить сейчас будут.
— Что еще за хуйня — «метросексуал»? Это что, ты себе яйца отрезал, что ли?
Кто-то говорит:
— Нет, просто он только в метро ебется! Га-га-га! Педросексуал!
— Пердосексуал! Гыгыгы!
И все заржали так понимающе: мол, надо бить. А у модника рожу перекосило. Но отодвигаться некуда — дальше только стекло, за которым соседний вагон пустым нутром светит. Сзади сиденье под колени уперлось. И вдобавок у него мобила в кармане начинает звенеть звуками женского оргазма. Бритоголовые переглянулись сразу.
— Вот у тебя серьги в обоих ушах, — говорит высокий. — И ты говоришь, что в жопу не ебешься?
Этот пискнул:
— Счас так можно.
— Кому можно, блядь?
— Всем…
— Кому это всем? И мне, значит, тоже? Ты блядь чо, охуел — меня к пидорам приплюсовывать?..
Тут конечная, двери раскрылись, чувак попытался прорваться сквозь этих дебилов, и его хрясь! — бутылкой по голове. Осколки во все стороны, яблоко покатилось… Я зажмурился. Открываю глаза: долговязый выходит из вагона, остальные уже свалили, а в руке у него на шнурке болтается красный «самсунг». Женский.

Тут и я вскочил. Как бы спать не хотелось, а по ребрам этому пидору всё же несколько раз засадил с носаря. Бабский телефон — это таки верная примета. Ни один пацан с раскладушкой ходить не будет! А этот вот ходит и даже людей не стесняется. Не думает, что другим на него смотреть гадко. Какого, спрашивается, хера? Ты что, такой храбрый? Ну получи пиздюлей охапку, раз так! За всё надо платить, за всё и всегда — я считаю, это справедливо.
Он скорчился в углу как гусеница, весь ебальник разбит, одежда в грязных отпечатках. Мерзкое зрелище. Я его еще и обоссать хотел, но передумал, — он и так от пива уже весь мокрый был. Пнул ещё разок и вышел. Вовремя: двери захлопнулись, и пидор уехал в тоннель.

Подошел к эскалатору, отлить резко захотелось. Вот так всегда: один раз подумаешь про поссать, и уже эта мысль, пока не сходишь в туалет, от тебя не отцепится. Ну хули? Огляделся, стою и ссу в ведро для бумажек, всё равно вокруг ни души. А с эскалатора слышу:
— Слы, пацаны, у него тут в списке «зайка» есть, я набрал, хотел над этим «зайкой» поглумиться, а там телка ответила. Хуй поймешь.
— Так он пидор-извращенец даже! — выкрикнул кто-то остроумный, и снова ржач.
Алкаши хуевы.
Вот вспоминаю отпечатки на футболке и джинсах этого «сексуала» и думаю, что пидорам надо запретить носить белое. Они же внутри все грязные, и поэтому любому нормальному человеку сразу хочется сорвать маскировку, вывалять их в грязи. Привести в соответствие. Вот. Пидор в белом — это для нормальных людей как быку красная тряпка. Не так разве?

У меня память плохая. Странная какая-то. То не могу вспомнить ничего, то иногда вдруг какая-нибудь фигня вдруг со всеми подробностями… прорывается. Прямо накрывает. Всё потому, что я много курю. Ясно, что не сигарет. Но как без этого? Без этого скучно. А бросить я в любой день могу, трава — это ведь не наркотик. Однако память, конечно, пошаливает. Слабеет. Вот эта херня вчерашняя — не знаю, как я ее вспомнил. Мог бы и не вспомнить.
Пойду бульбик свой проведаю. Пока этого мудака дома нет, можно раскуриться, а там видно будет. Про него — чуть позже.

* * *

Почему он мудак? Я поясню наконец-то: потому что пидор. Самый настоящий. Я не шучу. Вообще, страшно становится от некоторых фактов — достаточно в маршрутке послушать радио. Общество больно, говорю я вам, причем на всю голову. В каком-то американском штате разрешили пидорские браки… еще у них пидоров стали набирать в специальную армию… А третье тысячелетие, говорят, ЮНЕСКО обозначило голубым цветом. Что происходит с этим миром? Мне непонятно, объясните мне.

И, конечно же, это только мне могло в жизни так повезти, чтобы меня поселили в одну квартиру с пидарасом! Весело, да? А мне вот не весело ни хуя. Их, я считаю, в резервации надо отправлять, подальше от глаз людских, а не подселять к кому попало! Нина, тварь, услужила…

Я, к сожалению, не сразу раскумекал что к чему. Хотя бы потому, что с первого же дня наотрез отказался от общения с этим Яником. Очевидно, нутром какую-то лажу чуял еще тогда. Подозрительным он мне сразу показался, каким-то ненастоящим, ненатуральным. Ну разве нормальный пацан будет лезть к тебе в душу, еще не успев даже освоиться на новом месте? Нет, тут явно что-то было нечисто. Меня вообще эта манера с записками задела, потому я и проигнорировал первое послание. А ему хоть бы хны. Вернулся от своих предков, или к кому он там ездил, и тут же накатал мне новый месседж: «Уже вселился. Будешь дома – заходи в гости. Кстати, как тебя зовут? Я.» Вот думаю, блядь, а тебе-то какое дело? У Нинки, что ли, не мог спросить, когда вселялся? Но всё же пожалел его, приписал ниже фломастером: «Николай». Я ведь по накурке могу и добрым быть, правда, это быстро проходит… Записку, подумавши, отлепил и перевесил к нему на дверь — у меня тут личное жильё, а не доска объявлений. И спать пошел.

А утром на двери [опять же на своей] читаю: «Коля! Супер!» И немного ниже огромный смайлик пририсован. Облизывающийся.
Вот тогда я и понял, что он пидор. Грязный пед. Я же их присутствие сразу замечаю. Где запах, там и говно. А вся остальная переписка с этим поцом мои опасения только подтвердила.
Ненавижу пидоров! Не-на-ви-жу. Блядь. Сука. За что мне такое счастье?

* * *

Меня отмудохали. Тот самый учитель музыки, в кабинете которого повесили портрет Лысенко. Он оказался здоровенным уебком под два метра, с такими клешнями, что ими надо на БАМе костыли в шпалы забивать, а не пианино насиловать. Я пришел с утра в школу, чтобы получить вторую половину за композитора, а он выскочил из учительской, схватил меня за грудки, ну и… подрались немного. Он меня, конечно, помял как грушу, но я ему в тоже врезать успел пару раз, — очки, кажется, сломал. Нас в итоге директор разнимал. Педагогишка сраный, как таких вообще в школу пускают?

Не знаю как так получилось, но наверно я на него очень зол был, когда Лысенко этого переделывал. Оказывается, если смотреть на портрет, но не фокусировать взгляд, то картинка расползается и получается рельефное слово «пидор» у этого композитора через весь пиджак. Как я это сумел нарисовать — ума не приложу. Я вообще не помню, как я портрет попорченный восстанавливал и как отвозил в школу — наверно, в тот день выкурил больше обычного. [Сейчас такое говно вместо ганджубаса из Джанкоя гонят, что приходится брать не качеством, а количеством. Случаются побочные эффекты. Вот смотришь, бывает, на рисунок, а потом думаешь – когда я это рисовал? Только ответа нет — в голове одна пустота звенит.]

И учителя этого я не помню. Зато он меня, наверное, запомнил хорошо — по роже врезал так, что чуть зубы не вылетели. Я так понимаю, он сам пидор. Сказал, что из-за таких уродов, как я, дети начинают материться с первого класса. Ага, конечно. Моралист хуев нашелся. Благодаря мне дети хотя бы могут узнать, как их учителя зовут по-настоящему. А из-за таких, как он, они к третьему классу становятся жопошниками и хуесосами!
Губы разбиты. Не пойду на занятия сегодня.
А портрет они даже перерисовать не просили — просто выкинули его. Жалко труда, но зато деньги не отобрали — те, что в прошлый раз заплатили. Да пусть бы попробовали…

* * *

С финансами получилось тупо очень. Я прикинул, что шмаль на исходе, а еще надо неделю как-то жить. Просто отчаянье — даже обратиться не к кому. Три года тут живу, а вокруг одна пустота… Деньги, вообще, были. Но чтобы купить травы и еще неделю потом жить — этого недостаточно. Хватило бы только на что-то одно. И что теперь? Выходные, а я как придурок, сижу, боюсь копейку потратить…

С утра нарезал ватмана, взял карандаши, складной стульчик рыболовный и пошел в парк Чкалова. Никогда не делал так, и мелков у меня нет, но не вагоны же разгружать? Пристроился там к художникам возле озера с лебедями, сел. Подходит тут же один мудила с пузом, волосы сальные, как уши у спаниеля. Говорит:
— Парень, а кто тебе разрешал тут устраиваться? Это наше место.
Я повернулся к остальным, типа, видели вы такое? А они с такой ненавистью на меня уставились, будто я им хлеб отбиваю. Морды престарелые, испитые — несостоявшиеся гении.
— Ты лучше иди отсюда, — мудила продолжает. — Куда-нибудь. Я ясно выразился?
И никакой поддержки со стороны, понятно. Я молчу. Еще один, в белом грязном картузе, слез со своей табуретки, подваливает:
— Тебе чего, повторять надо?
Ну хули. Встал и ушел. Обошел озеро, там под ивами сел, уперся в дерево спиной. Написал на табличке: «Нарисую ваш портрет». За четыре часа никто не повелся. Только девочка какая-то прицепилась со своими копейками. Ну, нарисовал ее от скуки. А потом солнце передвинулось, меня сморило.

Просыпаюсь — уже сумерки. На земле лежу. Стульчик мой полосатый исчез. Я за карман: денег нет. Вообще нет! Деньги спиздила какая-то сволочь. И еще увела пачку карандашей «Эберхард Фабер». Мудаки, на хрена им карандаши-то сдались?
Я чуть не завыл. Пиздец просто какой-то. Домой пришел пешком. Ситуация — хоть вешайся. Зашел, присел в прихожей, ноги гудят. Тут чувствую: под жопой что-то хрустит. Встал, включил свет: листок бумаги на табуретке. Приподнимаю — там деньги. Три сотенки веером. И написано на листке крупно: «НИНЕ». А ниже: «Прошу прощения, вынужден уехать. На всякий случай оставляю плату на месяц вперед. Мне здесь нравится. Я.»
Вот сука, думаю. Нравится ему здесь.
Короче, это было вчера. А сегодня я с утра купил шмали, чаю и вермишели. А что мне оставалось делать??

* * *

Блин, его всего три дня не было. Называется: «уехал». Разве так уезжают? Вот на год — это я понимаю… А три дня — ерунда. Слишком мало.
Я ему на табуретке записку оставлял: «Спасибо». Нейтральную такую записку. А сегодня она исчезла. Вроде бы он схавал… Но что дальше? Хуй знает. Всё равно он пидор, так ему и надо. Что-нибудь придумаю.
А деньги я уже почти потратил. И даже не помню куда. Блин, меньше курить надо…

* * *

Автобус трясется, как две ебущиеся кучи консервных банок. Такие каракули получаются, что хуй чего разберешь потом. Но это похеру, мне главное выписаться, а то за Алексеевкой кочки пойдут, ухабы всякие — там вообще сливайте воду.
Я заметил, с тех пор, как этот гад появился, меня совсем трава нагребать перестала. Вроде бы купил самого яду, а эффект — ниже ватерлинии. Постоянно на измену пробивает, вместо светлого хорошего прихода всякая хуйня мерещится. Я покурил пару раз, потом пожаловался своему барыге, так он на меня обиделся — говорит, если бы трава была херовая, ему бы давно яйца оторвали. Я ему верю. Это всё из-за пидора. Просто на ощущения повлияла психология, психосоматика, д… (неразборчиво) или как там эта херотень называется… Стресс, короче.

Вчера пришел домой, поспал, потом проснулся — чувствую, неуютно мне как-то. Всё тело затекло. На часах полтретьего ночи. Пытался порисовать — руки потеют, дергаются, грифель крошится, ватман прорывает. Набросал схематически мужика с огромным мечом, потом стал рисовать убитого им пидора с тремя головами. Только вместо пидора что-то совсем страшное начало получаться. Гнойное, корявое, бесформенное. Меня аж затошнило. Не выдержал, перечеркал всю картинку крест-накрест и ватман пополам разодрал. Бросил обрывки в угол, к грязным носкам.
Вот сучий автобус, не может ехать мягче. Заебал уже …м! (неразборчиво)
Короче, послонялся по комнате немного. Потом забил папиросу, чтобы помедитировать и стресс снять [я еще до универа частенько медитацией головную боль снимал, йог один знакомый научил.]. Лег, закрыл глаза. Только расслабился как следует, слышу — где-то за стеной музыка играет. Классика какая-то. Отлично, думаю, есть на чем сосредоточиться. Музыка — это прикольней, чем мантры. Слушал-слушал сначала, уже почти дхараны достиг, а потом до меня доходит: да ведь это же Чайковский! Пидор бородатый! Меня от такой мерзости резко из пратьяхары выбросило, и тут уже по-настоящему, реально затошнило. Бросился к двери, уже за ручку схватился, а повернуть ее боюсь. Ст… (неразборчиво) такой. И в голове дикая мысль, что сосед специально меня своей музыкой из комнаты выкурить решил, а сам за дверью стоит. Голый. С горящими глазами. И со стоячим хуем. Я это настолько воочию представил, что у меня диафрагма сжалась, колени сложились, как портшез, и я обрыгался прямо на обои. Стою, слюни горькие роняю, из глаз течет, плакать от стыда и злости хочется. Как маленький. И убирать всё это нет совершенно никакого желания. Побежал обратно на диван и пододеяльником накрылся. Лежал так, дрожал. Прислушивался к шорохам разным. Потом вырубился.

А утром настала суббота, я отколупал с ленолиума свой ужин и свалил на выходные к родителям. Насрать мне на все эти обкуренные ночные страхи, которыми я сам себя же и подпитываю, и на пидора насрать. Я не потому уехал, мне просто деньги снова нужны.
А, вот. На дверях еще висела записочка: «Сегодня днем я дома. Надеюсь, мы наконец-то пересечемся. Я.»
Я ее оторвал и выкинул нахуй. А сам — на цыпочках и за дв... (неразборчиво) По-бы… по-быс… (зачеркнуто, неразборчиво) …лядь, су… ука! ДА Н…, Б…, Е… РОТ КО…ЧКИ!!! (всё неразборчиво и грубо замарано, ручкой прорваны листы)

* * *

АЛЬБОМ С КАРЛСОНОМ НА ОБЛОЖКЕ

На крыше хорошо так. Ласточки летают, кричат. Я помню, как сидел тут в детстве с альбомом для рисования. Так же как и сейчас. В альбоме даже несколько тех рисунков сохранилось — кривые, конечно, но все-таки мои. А на обратной стороне листа я сейчас пишу гелевой ручкой, положив альбом на колено. Так это странно: писать о том, что пишешь. Два одновременных процесса в одном. Пишу «пишу». Забавно.

Я не всегда так к пидорам относился. Когда-то мне на них было похуй. До школьного выпускного. Я же, в общем-то, не просто так из Зеленотравенска уехал. Была причина. Никогда никому об этом не рассказывал. Но здесь можно. Всё равно никто не увидит.
Короче, я в детстве не мог похвастаться, что у меня много друзей. Их вообще много не бывает. Но один все-таки имелся. Миха. У него отец, вдовый Петр Демьянович, или просто дядя Петя, работал на местном горно-обогатительном комбинате. На этот ГОК пахало полгорода, и мой папаша, кстати, тоже. Они с дядей Петей почти не общались — тот был поближе к начальству, зашибал намного больше и помимо этого постоянно мотался по разным загранкам. Отец его, я знаю, всегда недолюбливал и критиковал за всю хуйню. При мне он ничего, конечно, не говорил, а вот матери на кухне частенько жаловался, аж через стену было слышно: мол, Левин мудак и выскочка, опять в Германию рванул на месяц. Мать ему: а ты немецкий знаешь? Нет? Ну так чем он тебе виноват? Человек деньги зарабатывает. А ты меньше пил бы лучше… Может, хоть на новую машину накопил бы…

Про машину это она так, больше для острастки. Сама после того случая сотрясение лечила. Но отец иронии не понимал и, разойдясь, начинал ругаться по-настоящему. Крыл матом заодно дяди Петину лиловую «ауди». Короче, он его не особо жаловал, хотя старался показать, что ему параллельно. Зато я с его сыном Петра Демьяновича дружил, пускай он и был на год младше. Мне импонировало, что при таком «крутом» отце он никогда не задавался, не хвастался и вообще вел себя скромно.

У Михи постоянно была свободная хата — настоящая драгоценность для подростка. Да и не для подростка тоже. Там я впервые попробовал траву. Там мы слушали «Сектор газа», обсуждали баб, рассматривали польские порножурналы — у дяди Пети их целый ящик был заныкан в шкафу под костюмами. Встречались там иногда и журналы, где кроме голых баб позировали еще голые мужики со здоровенными хуями, хотя мне тогда не приходило в голову, что дядя Петя после смерти жены мог сдвинуться куда-то не в ту сторону. Тем более, я был уверен, что Миха рассказал бы мне, если бы заметил за ним что-то неправильное. А Миха не проявлял никакого беспокойства. Он вообще разговаривал мало. Больше слушал.

Друг всегда чувствовал, где меня нужно искать, если у меня болела башка или была депрессуха. Придет на крышу, сядет рядом и смотрит, как я рисую. Всегда на одном месте — вот прямо здесь, на битуме, возле трубы. Так получилось, что он был единственным человеком, чье присутствие меня не напрягало. На всех остальных я вызверялся так, что в доме напротив звенели стекла. А на день рожденья он мне как-то подарил пачку карандашей «Эберхард Фабер». Очень хороших карандашей. Я не знаю, что может быть круче. У нас они не продавались, — наверное, он отцу заказывал... А теперь у меня эти карандаши украли.

У Михи у первого на нашей улице появилась игровая приставка «Сони Плестейшн». Я часто приходит к нему, и мы играли на два джойстика в третий «Теккен». Или смотрели по видику фантастику, сразу по два фильма — он специально после школы не ленился бегать в прокат через весь город. В общем, это было хорошее время.

А потом был мой выпускной. Говорю «мой», хотя на самом деле гуляли все кому не лень. Мишка тоже зажигал вместе со своими одноклассниками, хотя быстро устал и ушел домой. И еще там была Даша — девчонка из его класса, которая мне всегда нравилась. Она тоже жила недалеко от нас. [В Зеленотравенске такого слова как «далеко» попросту не существует.] Миха ее почему-то презирал, говорил, что у нее нет талии и к тому же слишком большая грудь. Не знаю. Как грудь может быть слишком большой? Это ведь не жопа. Хотя жизнь показывает, что и на толстые жопы находятся охотники. Это всего лишь вопрос вкуса. А иногда — конкретно вопрос коньяка, смешанного с шампанским. Дело в том, что я в ту ночь впервые нарушил свой запрет и напился. Я стоял в дверях грохочущего актового зала, хлебал из бутылки, смотрел на Дашу и о чем-то думал. Мысли расползались, я понимал лишь одно: мне до безумия хочется её трахнуть.

Бывает так, что девчонкам не нужно ничего объяснять, достаточно только посмотреть. Она перехватила мой взгляд и всё поняла сразу. Распихала танцующих, взяла с подоконника сумочку. Подошла ко мне, забрала шампанское и допила его одним большим глотком. Мы вышли из школы. Начали целоваться. Как раз начался дождь. Накрыв наши головы пиджаком, я повел ее к Михе — а куда же еще? Не домой же, к родителям?

Пока дошли, промокли насквозь. Вода чвакала в обуви. Сонный Миха открыл дверь, впустил нас, удивленно хлопая глазами. Я повесил пиджак на вешалку, с него тут же начало течь. Увел друга на кухню, шепнул, что он должен мне помочь — одолжить одну из комнат до утра. Но Миха вдруг повел себя как ненормальный. Не дослушал даже, сузил по-кошачьи глаза и сказал «нет». И добавил еще более несуразное: «Вам тут что, изба-ебальня? Да? А ну, валите оба!» У меня отвисла челюсть, а Даша, не дожидаясь развития событий, молча отвернула замок и выскочила за дверь. Я услышал хлопок и побежал за ней, догнал уже на углу. Извиняясь, сказал, что Миха перепил. Она ответила, что неважно, потому что ей уже и самой не хочется. Сбросила мою руку с плеча и пошлепала к своему дому. А я выматерился и пошел к своему.

Уже перед дверью квартиры понял, что забыл пиджак с ключами у Михи на вешалке. Звонить не хотелось — у нас дома очень противный звонок, перебудил бы весь этаж. Поэтому я снова поплелся к Михе.
А Миха не спал. Он сидел чернее ночи на кухне и хлестал водку, как взрослый, из горлышка. Посадил меня напротив и, запинаясь, сказал, что я должен его простить. Что Даша распоследняя блядь, которую переебал весь двор. И что ему было неприятно видеть её здесь. Тем более, ему не хотелось, чтобы ее здесь трахнули.

Даша не была блядью. И даже близко не была на нее похожа — может быть, как раз этим мне и нравилась. Я сидел, глядя в стол, и всё никак не мог понять, зачем Миха так отчаянно лжет. Тогда я просил прямо:
— Она тебе что, не дала?
Он промолчал, насупился еще больше и отхлебнул из бутылки.
Мне вдруг стало его жаль. Стало стыдно за свою толстокожесть — ведь мог бы и предугадать такой вариант. Я попросил у него прощения, если как-то задел его чувства. Миха сказал хрипло:
— Дала, не дала… Просто зачем срать там, где ешь? Она же живет в двух шагах, потом не отвяжешься… На хуй надо…
— Какая разница, — сказал я. — Школа закончилась, я теперь взрослый, свободный человек. Скоро, наверное, уеду. Теперь буду долго жалеть, что не выебал ее.
— Куда уедешь? — изумился Миха. Он уже так нализался, что еле сидел на табуретке, всё время кренился и норовил съехать на пол.
Я рассказал, что это пока не стопроцентно, но я хочу отсюда свалить — хотя бы в областной центр. Что мне до чертиков надоела эта драная провинция с ее полусельским бытом. Что, в конце концов, я не хочу в армию, а значит, надо куда-то срочно поступать.

Миха такими планами похвалиться не мог. Если они и существовали, то лишь в его голове. Я однозначно знал, что в армию друг не хочет, но его отец придерживался мнения, что настоящий мужик должен отслужить, так что отмазывать Миху никто не собирался. А здоровье у него было отменное — не зря же он занимался с гантелями и регулярно делал зарядку. Друг уже успел смириться со своими перспективами, но, похоже, абстрактно надеялся на мою поддержку в последние оставшиеся до призыва месяцы. Поэтому услышанная новость Миху совсем подкосила. Он отвернулся, уставившись в окно, и по периметру его щеки проползла пьяная слёза. «Так легко всё разваливается… А как же дружба?», — пробормотал Миха, едва ворочая языком. Я только вздохнул и, чтобы занять чем-то руки, налил себе рюмку, понимая, что в трезвом виде друг сам устыдился бы своего детского вопроса. Мне самому было тяжело. Но я так или иначе собирался вырваться из этой трясины.

Не знаю, почему я согласился добить с ним бутылку. Мне и так уже было нехорошо от выпитого. Но я не хотел, что бы он продолжал глотать водку в таком темпе, и решил принять часть удара на себя. Миха поминутно зарывал ладонь в прическу, тер влажные глаза и продолжал говорить что-то с несвойственной ему пьяной горячностью — сейчас уже не помню что. Я ничего не знал о пагубном эффекте смешивания спиртных напитков, и потому очень удивился, когда после второй стопки моя морда стала тяжелеть и крениться книзу, пока совсем не легла на стол. Я не мог оторвать голову от клетчатой клеенки. А потом перестал и пытаться.

Очень смутно помню, как Миха, пыхтя и стукаясь об стены, тащил моё тело через коридор. Как укладывал на кровать и стягивал с меня мокрые шмотки, по-прежнему бормоча себе под нос какие-то банальности. Как укрывал одеялом. Потом — чернота.
Под утро я проснулся от какой-то тяжести в теле, странного ощущения сдавливающей гранёной ловушки, а еще от неприятного колотья, как будто мне неспешно терли яйца мелкой наждачкой. Раскрыл глаза и увидел голого Миху, устроившегося у меня в ногах. В окне синел рассвет. Музыкальный центр тихо пел голосом Фредди Меркьюри «Рэйдио Га-Га». Сбитые простыни морщились серо-голубыми волнами. Зажмурив глаза, тряся длинными рыжими кудрями, Миха с громким мокрым причмокиванием сосал мой член.

Это был единственный случай в моей жизни, когда я так сильно избил человека. Михе пришлось потом вставлять три зуба и шить губу. Я выбил себе палец, а ему сломал нос и два ребра. Я бы мог его вообще убить, если бы после первого удара гантелей он не потерял сознание. Отрезвленный видом крови, я кое-как разыскал свою еще невысохшую одежду и ушел домой.
С того момента мой отъезд был делом решенным. Билет на автобус — и всё. И вот не пью, кстати, с того случая ни капли. Нахуй. И друзей у меня больше нет. Я запомнил на всю жизнь, что доверять нельзя никому.

* * *

…Я это к чему всё написал. Видел только что в магазине пацана из параллельного класса [у нас почти весь двор так никуда поступать и не поехал], поболтали немного, и он мне сказал, что Миху недавно замочили. Якобы он в начале весны поехал на отцовской машине вечером в кабак и не вернулся. Пустую тачку нашли через день в лесопосадке, а тело ищут до сих пор.
Вот так. Не знаю даже, жалко ли мне его.

* * *

Еле досидел выходные у своих. Всё та же нудятина, будто снова в школу вернулся. Дача в сорняках, колорады заели, надо копать, цены повысились, зарплаты маленькие, президент мерзавец, страна в руинах. Еду сейчас обратно, настроение паскудное. Если бы не были нужны деньги, свалил бы в тот же день… Так тускло всё, убого…
Поругался с матерью — она считает, что я уже должен обеспечивать семью вместо того, чтобы клянчить на оплату личных апартаментов. Знала бы она, в какой жопе эти «апартаменты» у меня сейчас торчат! «Семью», блин, «обеспечивать». Вот будет у меня своя семья — там посмотрим. А пока что… В общем, дерьмовая поездка. И дорога — дрянь: всю задницу об кочки ссадил. И еще неизвестно, чего ждать по возвращении…

* * *

ПРОЗРАЧНЫЙ ФАЙЛ С ЗАПИСКАМИ

«Ты что, избегаешь меня? Я.» — «Не льсти себе.» — «Ты же меня еще даже не видел. Я.» — «Отвали, ты что не видишь, что я не такой как ты.» — «Перестань, мы могли бы быть друзьями. Я.» — «Оставь меня в покое, ладно?» — «Ты что, гомофоб? Я.» — «Иди на хуй.» — «У меня есть бутылка неплохого коньяка. Я.» — «Иди на хуй, я не пью.» — «Слушай, а ты мне нравишься:-) Я.» — «ИДИ НА ХУЙ, ПИДОР!»

* * *

ТЕТРАДЬ С ЛИВ ТАЙЛЕР НА ОБЛОЖКЕ
(очевидно, бывш. конспект — первые листы выдраны)

Нервы, нервы. Всё заебало. Пидор наглеет день ото дня. Утверждает при этом, что он не пидор, а ненатурал. Мечтатель хуев. Я и не отвечаю уже, а он всё равно мне пишет. Вот — раз записка:
«Неужели ты так боишься меня? Зря. Не надо меня бояться. Ведь я знаю, что тебе нужно. Я.»
Два записка:
«Все мужики натуралы только до первого хуя. Я.»
Три записка:
«Знаешь ли ты, что слова «сосед» и «сосёт» – однокоренные? Я.»
Четыре записка:
«Занятия медитацией — штука полезная. Но всё ли ты знаешь о медитации? Если ты медитируешь стоя, то это называется «активный транс», если лежа — «пассивный». Я, например, сомневаюсь, что ты при этом стоишь. А, кстати, знаешь, кто такие трансы?:) Я.»
Тварь, откуда он мог о медитации-то узнать? Загадка какая-то. Видимо, я был неосторожен. Плохо. А может, он ко мне в замочную скважину подглядывал. И дрочил при этом. Сукин кот, бля. Надо будет завесить скважину чем-нибудь. На всякий случай.

…Фактически он тут не живет, а только ночует. Я прихожу позже, а сплю дольше, так что — слава богу — избавлен хотя бы от сомнительного удовольствия лицезреть его рожу. Думаю, он жуткий урод: с прыщами, с сальными немытыми волосами… Хотя насчет волос — хрен его знает. Я помню, когда вернулся от родителей, он, к счастью, опять куда-то свалил почти на целую неделю. А я тогда еще нашел в ванной листик. Стоял на полочке, — не знаю, когда сосед туда его пристроил. Что-то типа: «Что за свинство здесь? Ни полотенец, ни зеркала, ни пробки от водослива. Куча каких-то тряпок… Как ты тут моешься? Пожалуй, я буду держать туалетные принадлежности у себя в комнате. Я.»
Помнится, я еще подумал: тоже мне, пидор-чистоплюй нашелся. Мне насрать, держи их хоть у себя в жопе. Тварь жеманная. К чему это я? Да ни к чему. Скучно.
Сегодня нарисовал картинку: «Иван Грозный убивает хуем своего пидора-сына». Потом помял и выкинул. Двусмысленная какая-то картинка вышла. Да и вообще рисовать не в кайф что-то стало. Всё не в кайф.

* * *

Ёпты, за такое морду бьют. На днях меня декан словил, говорит, тут человеку хорошему надо кафе разрисовать. Даже денег даст. Я согласился с радостью. Оставил адрес и телефон. Сегодня пришел домой, на телефоне куча вызовов и sms, я так понял, от этого чувака: типа, ляляля, мне дали ваш адрес, я заезжал сегодня, а из-за двери ваш сосед мне ответил, что вы дома не появляетесь целыми днями. И, мол, извините, ждать больше не могу, уже нашел другого художника...

А я в это время просто спал. Пидор, сука, меня ограбил по сути. Я уверен, он это специально сделал. Искал возможность досадить и нашел. Блин. Если бы я у него те деньги не спёр тогда, то подкараулил бы счас и просто хохотальник расквасил. Обидно так, блядь, — отличный заказ был… Отличный. А теперь еще с деканом разбираться… А он, сука, ничего не забывает. Дерьмо. Нет в жизни счастья.

* * *

Вчера погода изменилась, давление подскочило в три раза. Я никуда не пошел, валялся с головной болью, думал, мозги через уши вытекут. Подвывал временами. Нашел панадол, выпил, всё равно хуево, глаза слезятся и глотать больно, боль по всем телу растекается, как после той аварии блядской. Когда совсем невмоготу становилось, бежал к пидорской двери и ногами ее хуярил, аж дерево трещало. Орал там еще что-то. Боль от этого вроде бы не так сильно ощущалась. Потом утомился, заснул.

Вечером дунул пару колпаков, чуток попустило, и тут звонок в дверь. У меня сердце упало. Неужели пидора раньше времени принесло, думаю. Взял на всякий случай циркуль в руку, как будто я чертил, а не это самое. Окно распахнул, бульбик под кровать затолкал. Открываю — Нина. Пьяная в жопу, еле на ногах держится. Стоит и стеклянные буркалы на меня пялит.
Я ее впустил в перегородку. Думаю, какого черта пришла — до первого числа еще целая неделя… вроде бы. Или нет? Блядь. А что за день сегодня? Среда или вторник? Херня какая-то, ни черта сообразить не могу. Зато, думаю, выясню сейчас хотя бы, на каком вокзале она этого педрилу откопала… Видел таких неоднократно, с табличками стоят.
Нина на табуретку села, помолчала и вдруг как заревет.
— У меня тетя умерла-а-а…
Сразу сопли, слюни потекли, всё такое. Истерика. Я стою и не знаю что делать. Не по щекам же ее бить. Голова тяжелая как чугунок, мыслю еле-еле. А она воет, захлебывается, за руки меня хватает...
В общем, я так сумел понять, у тетки сосуды слабые были в мозгах. Старость, понятное дело. Маразм к тому же. И вот её погода эта сраная и укокошила. Инсульт — сливайте воду и гасите свет. Так страшно вдруг стало, до гусиной кожи. Я ведь тоже чуть не сдох.
Принес хозяйке воды, а она пьет и икает. Повторяет одно и то же:
— Одна я теперь, Коля… и что же будет это… одна совсем…
Муж у нее, сказала, еще раньше помер. От рака. Наверное, она с той поры и не просыхает.
— Выпить ничего нет? — спрашивает вдруг.
Я плечами пожал. У пидора наверняка есть, раз он мне коньяк предлагал, но его же дома нет. Вынес ей деньги — если не на похороны потратит, а пропьет, то сама виновата. Нина взяла молча, встала и ушла. Даже сопли не вытерла. Я хотел таки напоследок ей на квартиранта пожаловаться, потом махнул рукой: толку с пьяными разговаривать… Да и что я мог ей сказать? Что он мне записки оставляет?
Голова снова болит. Глаза болят. Депресняк. Попробую поспать.

* * *

голова болит голова болит голова болит голова болит голова болит
ГОЛОВА БОЛИТ ГОЛОВА БОЛИТ

* * *

Этот хуесос совсем без крыши. Я не понимаю, откуда в нем столько наглости. Я же и так еле сдерживаюсь.
Утром поссать вышел, а к моей двери скотчем прилеплено… бля, угадайте что? Черный самотык! Ну то есть фаллоимитатор. И бумажка: «Не отказывай себе ни в чем».
Ну бля… Я думал, что дверь ему этим хуем пластмассовым проломлю. Сразу догадался, что произошло. Позавчера [?] я по дороге домой купил газету объявлений. Потом сидел на кухне с фломастером, пил чай. Думал, кому-нибудь нужны художественные работы. Ту же траву ведь тоже за какие-то шиши покупать надо, а у меня с деньгами туго совсем. Не мотаться же в Зеленотравенск каждый раз, как карман опустевает. Хуй там: ни одного объявления по моей части…

Долистал до конца, там вижу в нижнем углу — фотографии самотыков. И текст такой, что только пидор мог сочинить: «Подари себе выстрел любви — это круче, чем жезл у ГАИ». Я чуть под стул не упал. Обвел рекламу кружком и приписал ниже: «Хуй соси, губой тряси!!!» Я частенько комментарии такие в газетах оставляю. Или заголовки переправляю, чтобы другие могли потом поржать. Но в этот раз я газету точно в мусорку бросил, когда с кухни уходил. Выходит, что…
Ну бля! Я думал, что пидору дверь этим хуем пластмассовым проломлю. В помойном ведре рыться — это уже вообще за всякие рамки! Он ведь точно был дома, на что угодно поспорить готов! Я представил, как он трясется от смеха за своей дверью, и заорал:
— Пидор ебаный, ты меня заебал уже своими шутками! Я тебе, блядь, в жопу эту хуйню вставлю и ногой, сука, забью! Поглубже! Понял?
Аж голова от злости закружилась.
Дело в том, что пару недель назад он мне в кроссовке уже оставлял деловое предложение: «Ну и кроссовочки у тебя! Хочешь, новые подарю?»
Я, понятно, ничего не ответил. Знаю я это пидорское меценацтво… А теперь он, значит, решил перейти к действиям. Интересно, а каково это — получить табуретом по прыщавому ебалу? Я бы попробовал, пожалуй. Гантелей я уже пидора гасил. А сейчас руки чешутся взять табуретку. Сколько можно мое терпение испытывать?

В общем, я затащил мусорное ведро к себе в комнату и закрыл на ключ. «Подарок» сперва хотел прилепить к пидору на дверь. Потом сообразил, что таким образом перенимаю его повадки. Выбросил самотык из окна.

* * *

Свежее говно от Яника [вон как заволновался, педрила, целое сочинение накатал]: «Правильно делаешь! Я свой мусор тоже кому попало не показываю. Хотя тебе мог бы показать, и не только мусор. По ходу дам совет: ссать и срать тоже можно у себя в комнате. А говно выбрасывать в окно. Только тебе это не поможет, милый мой. Ты всё равно будешь моим. Я очень за тебя переживаю и волнуюсь, потому что ты зарываешь талант в землю. Чмок. P.S. Хоть бы за подарок поблагодарил, что ли… Я.»
Неохота комментировать, — он мне постоянно что-то такое пишет, ничего нового. Хотя заметно, что он обеспокоен. Это хорошо. А «говно» я и так выбросил в окно. На записки отвечать больше не собираюсь. Пусть он хоть застрелится из своего самотыка. Всё, нах, сплю.

* * *

Утро.
…а к двери снова прилеплен черный хуй. А на бумажке написано: «Что за привычка бросаться нужными вещами из окна? Как же ты собирался мне его в жопу засунуть и забить ногой, если выбросил? Жду исполнения обещания. Я.»

Вот тут мне стало жутковато. Я просто растерялся. Он что — идиот? Любой здравомыслящий человек уже давно бы прекратил кривляния, потому что шутка явно затянулась. И если раньше он сам хотел познакомиться, то теперь наоборот — в Зорро играет. Призрак, бля, летящий на крыльях ночи — ему понравилось меня выводить, явно. И непонятно, чего он добивается. Может, думает, что потихоньку перетянет меня на его сторону? Ну это совсем наивным надо быть. А может быть, он мазохист? Специально хочет, чтобы я его отмудохал, — типа он от этого кайф получает… Но это вряд ли. Такие только в книжках бывают. С другой стороны, если допустить, что он и правда меня не боится? Типа такой экстремальный спорт для пидоров: дразнить тигров. Или, может, у него действительно съехавшая крыша?..

Я впервые задумался над тем, что ведь, по сути, ничего не знаю о своем соседе — где он работает, откуда приехал, почему уходит так рано, а приходит так поздно. Почему мне так тошно даже думать о нем, — как будто от пидора идет какая-то особая зловонная аура. Он ведь может быть ворюгой, извращенцем, кем угодно. Вот дерьмо... И сам он дерьмо вонючее.
Пожалуй, не буду выбрасывать записки, как делал это в последнее время. В случае чего будет доказательство, что он мне угрожал. Хотя… с другой стороны — это ведь я ему угрожал жопу порвать. А он со мной как раз вежливо. Блядь!
Что за имя такое тупое — Яник. Как у бабы.

* * *

Невозможно жить. Мне так херово. Выхода нет, кругом одно говно. Депрессуха. Хотел отвлечься, почитать что-нибудь, нашел только воспоминания Зощенко и «Четыре после полуночи» Стивена Кинга. Начал читать про лангольеров, понял, что уже когда-то смотрел фильм, бросил. [Там еще какие-то повести были, но я не стал вникать. Всё равно длинно, нудно, мысли разбегаются.] Полистал Зощенко, вдруг вижу такую вот хуйню…

Нет, даже переписывать гадко, я сюда прямо кусок страницы вклею:
«К нашему столику, неуверенно шагая, подходит человек. Он в черной бархатной блузе. На груди у него большой белый кисейный бант. Лицо этого человека обсыпано пудрой. Губы и брови подведены. За краской его намалеванного рта я вижу бледные губы.»
Или вот:
«Встав со стула, он читает поэму «Черный человек». Вокруг столика собираются люди. Кто-то говорит: «Это Есенин». Десятки рук подхватывают его со стула и несут к столику. Все хотят чокнуться с ним. Все хотят дотронуться до него, обнять, поцеловать.»
Это пиздец. Я дальше даже читать не смог. Совсем хуево стало. А ведь когда-то мне Зощенко нравился. Книгу порезанную только что выкинул в форточку, чтоб на глаза больше не попадалась. Порвал и спустил туда же все свои эскизы с убитыми пидарасами. Что за толк в таком рисовании, если пидоров в жизни меньше не становится? Мне кажется, никакого толку.
Господи, иной раз как подумаю, что вокруг одни «голубые», так повеситься охота. Прямо мировой заговор. Но насчет повеситься — это неправильная мысль, она бы этих сволочей только порадовала… Так и нормальных людей не останется. Тут другая политика нужна, жесткая: взять «калаш» и отстреливать их, как собачек. Или дустом. Тогда поймут… Счас накурился, спать буду.

[В академии уже три дня не появлялся. Я бы и здесь не появлялся, но куда мне идти… не в Зеленотравенск же снова ехать…]
И почему я раньше не знал, что Есенин пидор?

ПИДАРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРР

* * *

Гулял по улице, встретил одногруппницу. Кажется, ее Викой звать. Говорит, декан там на меня бочку катит. Сессия скоро и всё такое. Насрать.
Денег в кармане хуй. Время такое пошло, что они сами собой проебываются. Раньше я намного бережливей был… А хули делать. Пошел в сквер, видел там много подозрительных уродов. Раз пять просили закурить, дебилы сраные, как будто у меня на роже написано, что я курильщик.  Один из них был точно пидор: с серьгой, в брючках женских [я обратил внимание, на какую сторону молния застегивается] и в очках цельнолитых розовых. Педики, везде одни педики — это ж чокнуться можно, прям хоть на улицу не выходи. В общем, на основе всех этих гнусных встреч я разработал методичку «10 правил обхождения с пидорами». Для разных, значит, слоев населения. Сейчас записываю, пока не забыл:
1. Если пидор подходит к вам и просит прикурить, следует, достав огнемет, перевести его на максимальную тягу. Прикуривать до обнажения скелета.
2. Если пидор просит затянуться вашей сигарой, следует затянуть его на аэродром. После чего позволить ему затянуться в турбину взлетающего самолета.
3. Если пидор просит угостить его пивом, следует точным ударом сшибить его на колени. Угощать только теплым и переработанным.
4. Если пидор просит у вас отсосать с проглотом, следует дать ему отсосать йад из ранки. С проглотом.
5. Если пидор просит вас прокатить его на мотоцикле, следует набросить ему на шею лассо. Петлю затянуть на выхлопной трубе, после чего немедленно газовать. Катать не меньше часа.
6. Если пидор хочет одолжить ваши солнцезащитные очки, следует надеть их на него самолично, аккуратно вдев дужками в глаза.
7. Если пидор говорит, что у вас некрасивая девушка, следует аккуратно придержать пидора за локти, позволив девушке сделать некрасивым его.
8. Если пидор говорит, что ему нравится ваш медальон, следует немедленно с дарственными словами надеть медальон ему на шею, а цепочку закрутить узлом и подвесить на ближайший сук.
9. Если пидор приполз на ваш порог, истекая кровью из стреляных и резаных ран, следует немедленно вызвать труповозку, не забыв аккуратно захлопнуть дверь поперек его шеи.
10. Если пидор говорит, что у вас безвкусная помада, больше не давайте ему жрать вашу помаду. А лучше вообще застрелись нахуй, пидарас.

* * *

Я понял. Дело не в картинках и не в книгах, зря я на Зощенко гнал. Виноват в моем состоянии на самом деле этот педрила из той комнаты — другого объяснения и быть не может. Это из-за него всё. Я заметил, что когда мимо его комнаты прохожу, у меня прямо в голове стреляет. Зубами скрежетать охота. И еще мне кажется, из той комнаты говном несёт. Или это у него помойное ведро завонялось. Всё  может быть. Неудивительно, если даже и говно: это ж он сам мне и советовал срать в комнате. Сам поди срёт, наверно. Может, ест даже потом. Извращенец…

* * *

Боже мой, он опасен. Очень опасен. Не могу даже писать, руки трясутся. Мне страшно.
Только что пришел домой, хотел сесть, чтобы кроссовки стянуть, гляжу, а табуретка в перегородке переставлена. Почти на целый метр вдоль стены.
Я сразу заподозрил неладное. Стал думать, на хрена пидору было двигать табуретку — кому она мешала на том месте? Поднимаю глаза, вижу — под потолком щиток распределительный. И заслонка чуть-чуть приоткрыта.
Я полез на табуретку, отколупал дверцу, там всё пыльное, в паутине. И лежит свёрток в углу. Разворачиваю — пистолет. Я чуть с высоты не навернулся, ноги сразу как ватные стали. В животе забурлило, в глазах кружение. И воздух в груди замер.

Еле успел обратно сверток запихнуть, дверь открыть и добежать до сортира. Хорошо еще, что джинсы на бегу расстегнул, а то еще секунда — и пришлось бы стирать. Дерьмо хлестануло, как из брандспойта.
Ну да, я пересрал. А вы бы нет?.. Я пока на унитазе сидел, до меня дошло, что он просто так не стал бы оружие прятать. Да еще в таком месте, чтобы можно было на меня свернуть. Я же, идиот, еще и отпечатков наоставлял. Вспомнил мечты, — и не удержался, лапами схватился. Вот на хера было трогать? Полез снова на табуретку, протер волыну подолом футболки. Испачкал футболку, теперь вряд ли отстирается.
И что мне теперь делать? Стукнуть ментам? Он от них откупится тут же — это и к бабке не ходи. Там ведь если и были его пальцы, я их стер. А менты — бляди продажные. Меня самого, было дело, год назад с кораблем травы зацапали, так хватило полтинника баксов. Это по-божески. Хотя и траву забрали — сами, наверное, скурили, суки…

Короче, на них надежды нет. Опять же, этот Яник, если бы денег не имел, то не стал бы резиновыми хуями разбрасываться за пятьдесят гринов. И он явно не от бедности заехал в мой клоповник — теперь это понятно. Наверное, убил кого-то или грабанул. А может, изнасиловал… Может, он кайф получает оттого, что партнеру пушку к голове приставляет? Сраный извращенец. А мне даже переночевать не у кого, со всеми знакомыми пересрался окончательно за этот месяц. Из-за него же, по ходу.
Блядь, вот это я вляпался. Приехали. Не знаю, как сегодня спать буду… Наверное, никак. Как спать, если с тобой в одном доме пидор с оружием, который не скрывает к тому же, что имеет на тебя планы? Сука. И медитировать не получается, это совсем хуево.

* * *

Я, кажется, решил. Нужно, чтобы этот гондон исчез. Всем от этого только лучше будет.

* * *

Думал, не засну вчера. Трава не вставила, медитация не помогла, даже в пратьяхару не вошел. А как только последнюю запись сделал, сразу вырубился, еле до дивана успел дойти. Значит, верная мысль мне пришла. Ведь так?
Приснился йог. Будто я сижу на остановке, пью тархун. А он подходит, смотрит на меня, улыбается и говорит: «Ты, Коля, вырос».
Я без всяких предисловий ему пожаловался, что не могу больше медитировать, потому что стал слишком много задумываться о всякой левой хуйне. Он говорит:
— Практикуя медитацию, ты должен сохранять в уме всё, что бы ни вырвалось из глубоких тайников твоего ума, и не следует вытеснять, бороться с ними, подавлять это.
— В том-то и дело! Я боюсь потерять над собой контроль. Я его уже потерял. Есть один человек, который никак не оставит меня в покое. Я не могу рисовать из-за него. Не могу медитировать. Он издевается надо мной, заставляет постоянно обращать на него внимание. И я просто не знаю уже, что мне с ним делать! Я его убью!

Йог меня не понял совершенно. И явно не принял всерьез. Сказал, по-видимому, кого-то цитируя:
— Если что-то, что пришло тебе на ум, подавляется тобой, тогда ты не честен с самим собой. В жизни так много вещей, которые ты не можешь избежать или забыть, так почему ты враждебен к этому и притворяешься, что ты можешь это сделать? Задумайся, ведь то, чего ты избегаешь, может оказаться интересным.
Я хотел сказать, что гомосеками могу интересоваться только в плане расширения городских кладбищ, но ему уже надо было ехать. Он сунул мне свою визитку и уехал на троллейбусе, улыбаясь как чеширский кот из мультика. Ну, как оно всегда во сне и бывает.

* * *

Охуеть. Посмотрел в мобилку, а там sms:
«В религии говорят: это плохо, не делай этого. Но в Тантре говорят: это проявление твоего ума, наблюдай это. Кайюм».
Кайюм — это тот самый йог. А в кармане нашлась визитка. Выходит, он мне не приснился? Что же тогда творится с моей головой, если я не помню, когда его видел? И, главное, этот принцип: «что бы ни случилось — расслабься и получай удовольствие» — что-то в нем такое подозрительное есть. Конечно, не хотелось бы думать, что Кайюм сам из пидоров, но всё равно я только что решил, что медитация мне на хуй не нужна, если она предлагает только наблюдать. Чем мне помогут мысли о пидарасах? Хватит уже, донаблюдался. Рисунки — и те уже не успокаивают, а они ведь материальней, чем мысль…
В общем, надо что-то делать.

Я давно подозревал, а сейчас понял окончательно, что память теряю именно из-за пидора. И трава не прёт из-за него. И руки дрожат. И дхьяна не ловится. То есть сосед стал причиной моей деградации. И если я чего-то не предприму в ближайшее же время, то мне конец. В общем, я действительно его решил… убрать. Только не дома… Счас посплю, а утром обязательно что-нибудь придумаю…

* * *

Я стал еще больше спать. Неудивительно. Почему неудивительно? Не знаю. Просто когда спишь, то как бы всё о’кей, и ничего больше не надо. Но день вчера был хуевый. Совсем. Нужны меры. Против кого? А надо объяснять?
Что я делал целый день? Что я делал. Ничего не делал, тратил время зря. Максим из группы позвал на выставку своих карикатур, сбросил sms. Он юморист, оказывается, для газеты работает. О. Я и не знал. Ну, хули. Предварительно накурился, пошел на открытие. А в тралике меня контролеры сцапали. Я с проездным был. Только без студенческого. У меня его вместе с паспортом еще зимой вытащили… И они ко мне сразу приебались, давай штраф, всё такое. А я принюхался и понял — это пидары. Как и все менты. И мне стало страшно, что мне с ними идти счас куда-то, и их двое, а я один. Мог бы показать конспект, но они бы увидели мои картинки и меня где-нибудь в подворотне пришибли бы. Пидары. Стали тащить меня из тралика. Вытащили, я им все деньги отдал, только чтоб не идти с ними. Взяли, ушли. Наверное, ебаться. Суки. Сидел на бордюре, давился от злости.

Пошел-таки на выставку. Посмеялся, немного настрой поднял. Они с «ценителями юмора» потрындели, нах, потом в парк. И у меня злоба и отвращение от этого общения с двумя пидарасами так вдруг в яйцах заиграли. Либидо, бля, проснулось.
Снял там какую-то блядину. Страшную, как атомная война. Но еще страшней было спать одному. Привел домой. Еще покурили. А потом надо ебаться, а-а-а… у меня не встал, короче. Я ей говорю — это всё сосед виноват, от него вонь по всей квартире, а она — при чем тут сосед, меньше надо шмаль долбить. Сука. Потом я вырубился, а проснулся — ее нет. Ушла, не знаю даже когда. Дверь блядь, открыта (она сама не захлопывается), а изнутри на ней прилеплена записка: «Ты такой красивый, когда спишь». И еще у меня отпечаток розовой помады на плече. Пиздец. Блядь. Мне страшно даже думать, что он был в моей комнате. Лазил тут, рассматривал всё. Но это не самое страшное. Пропал запасной ключ из ящика стола. Пидор его взял. И он теперь может зайти ко мне, когда хочет.

Или это блядь скапездила ключ?.. С неё станется. Дерьмо. Знать бы точно. На хуй я вообще её привел? Вот скажите. И какого цвета была у нее помада? Розовая или не розовая? Я не запомнил, я был слишком «high». Настучал Максу вопрос, а он в ответ пишет: «ты что, я вообще не помню, как домой вчера попал, а ты мне тут про какую-то дуру с ее помадой».
Ну что тут скажешь?? Суки, блядь, все! Твари! Чтоб вы сдохли!!!!!!!!

* * *

ПОЧТОВЫЙ КОНВЕРТ С ЗАПИСКАМИ

«А ты не боишься, что однажды будешь вот так же крепко спать? А я войду и… одним гомофобом на свете станет меньше. А? Чмок, попка! Я.» — «Только попробуй, сука! Я не из твоей темы! Понял ты, тупиздень ограниченный?» — «Это я ограниченный? Ха. Это ты не из моей темы? Ха. Всё это поправимо. Я же видел, какие ты картинки рисуешь. И не ругайся так похабно, а то мы станем плохими соседями. Я.» — «Блядь, ты что, еще ничего не понял? Мы УЖЕ плохие соседи! Хуже не бывает! А следующая моя картинка будет портретом твоего трупа, утопленного в говне! Пидор!» — «Слушай, ты, пэтэушник в драных кроссовках… Может, перестанешь грубить взрослому дяде? Я ведь могу быть очень злым. Ты меня уже почти достал. Я.»

* * *

МИНИ-КАССЕТА «ПАНАСОНИК»

Запись 1
Раз-два-три-четыре-пять — вышел пидор погулять… а его поймали, отхуярили и отпиздили… хыгыгы…
(пауза)
Раз, раз, ра…
(пауза)
Писать теперь уже тоже не могу… Руки трясутся, почерк совершено неразборчивый... на белый лист страшно смотреть... мне кажется, что там сами собой вспыхивают послания от него. От пидора. Вот такой психоз. Меня угнетают эти записки, мне от них хочется кричать. Но он этого и добивается своими угрозами. Я понимаю. Понимаю…
(пауза)
Диктофон спиздил на занятиях, специально для этого даже в академию наведался… один мудак у нас не успевает записывать за лекторами, постоянно кладет свой «Панасоник» в стол и постоянно его там забывает… ну вот и дождался… А мне надо… мне, блядь, нужней… если я не буду вести записи, то вообще всё позабываю. И это последнее… что у меня есть… осталось…
(пауза)
Меня, кажется, выгоняют… Прогулы, то-сё. Кафе это проёбанное, опять же. Ну и похуй, до жопы это всё. Переведусь на платное, я своих предупреждал. Подумаешь!.. Некогда мне сейчас думать о всякой ерунде нелепой… Мне вообще думать трудно… Голова…

* * *

Запись 2
Сейчас ночь... Башка унялась вроде… А мне страшно с ним в одном доме. С пидором. Дом — это крепость, все так говорят… а в моей крепости ночует ебанутый оборотень. Он маскируется, гад блядский, под обычного человека… Никто и не знает, чего он уже успел натворить. Наверняка ничего хорошего. И эта сволочь может зайти ко мне со своей пушкой в любую минуту… И заставить… (молчание)… Он угрожает теперь постоянно, то обещает «познакомить с его немаленьким, блядь, дружком», то предлагает валить подальше и всё такое. Я даже и не читаю его записки, сразу обрываю и выбрасываю. В общем, хуево так… Но я, блядь, не позволю, чтобы депрессия выдавила меня отсюда, не позволю какому-то пидору… Я буду бороться за свое место. Это моя нора, моя, а не его. Я ни хрена не жертва, пусть он не думает. И я знаю, где его пушка.

* * *

Запись 3
Черт. Он догадался, что деньги взял я. Да и как мог не догадаться, наверняка Нина ему уже все мозги успела проебать… Хотя она давненько не заходила. Значит, вполне возможно, что он всегда об этом знал, просто вида не подавал. А я забыл совсем про эти три сотни…

Вот записка: «Друг мой, я с удивлением узнал, что оставленные мной деньги не дошли до хозяйки. О, как ты низко пал в моих глазах! Но ты их мне вернёшь, разумеется. В той или иной форме. Причем по тройному тарифу. А если нет денег, то долг можно вернуть по-другому. Объяснять надо? И не пытайся отмолчаться, я давно держу тебя за яйца, ты еще не понял, ёбаный наркоман? Игры с тобой закончились. Я тебя порву, как обезьяна газету. Ты у меня собственной кровью захлебнешься!» (сглатывает)… Вот такая сука… (долгое молчание)… Специально сделал подставу и ждал момента, гнида, блядь… Чтобы теперь меня шантажировать, а?.. Пидор хуев. Он думает, я теперь заплачу и приползу к нему с раздвинутыми булками, а на самом деле, скажу так, он меня только разозлил неебически. Он думает, я ему овца? А? Думает, блядь, что меня так просто завалить? Или, как это… порвать?.. Ху-у-уй тебе, гнида!.. У меня к тебе тоже счеты. Всё припомню, всё. Я тебя сам завалю, первый. Это… не только мне, это всем нужно.
Сам завалю.

* * *

Запись 4
Я всё продумал… Написал этому Яше… или нет… как его там… (сглатывает)… блядь… ссука… блядь… ссукаблядь… что ж такое… щас, одну сек… (шелест)… вот, ага… ЯНИКУ этому, пидорюге сраному… сообщил ему, что буду ждать сегодня в парке Дружбы возле параши в семь часов… типа, не хочу с ним встречаться у себя дома, потому что хочу ему сперва что-то показать… Что-то такое, после чего этот ЯНИК изменит свое мнение обо мне и перестанет издеваться… Попросил прощения, и сказал, что денег у меня сейчас нет. А он повелся на раз… уточнил, где этот парк — ну, я ж говорил, что он приезжий… а то бы знал, что там одно наркоманьё собирается… И обрадовался еще, типа, написал мне со смайликами, что я прогрессирую… как вам такое, а?.. Я — прогрессирую… (прыскает) Это пиздец как смешно, пизде-е-еец…
(пауза)
А па-троны я у пии-до-ра выы-тащил… (мелодизирует)… выы-тащил… (смеется)

* * *

Запись 5
Сижу в парке Дружбы… тут всё засрано так… такая, значит, дружба… вот… Вокруг кучи опавшей листвы, её не убирали уже хер знает сколько лет… а сквозь листья торчит трава… (вздох)… Я пришел раньше, тут никого нет, вообще… на выходе видел какую-то мамку с коляской, но больше никого… лавка чугунная за сортиром, тут закуток такой… я тут раньше иногда траву курил… отсюда могу выглядывать из-за угла, и всё видно… нехуевый такой обзор… но пусто, никого… Где-то далеко гавкает собака, там, кажется, частный сектор… (кашель)… лает, сука, как заведенная… тупые эти собаки, блядь… сижу вот… видны какие-то крыши, от одной отражается закат… Меня дергает по-странному, я так обкурился, как будто плаваю… и всё такое, как в аквариуме... блин, весь оставшийся запас убил… меня в жизни так не рвало, это я всё от нервов, просто не рассчитал… Теперь очень легко всё как-то… вот смотрю на эти листья, и кажется, что… (смех, потом кашель)… ххгы… (неразборчивое бормотание)… Но это всё хуйня, конечно… вот у меня в жилетке, в кармане внутреннем отвертка… вот, к примеру, куча листьев… из нее торчат обертки от чипсов, бутылка, нет, две, шприц, пачка от сигарет, еще какая-то херня… и, значит, куча такая большая, что… можно взять и жарить на листьях шашлык…. Угадайте из кого?.. Ха… ххы… Я вот смеюсь, а мне же не смешно… это ни хуя не смешно, бля… я предельно серьезен… просто представить, например… а если этот… блядь, опять забыл как его, а перематывать лень и некогда…  в общем, если он не сам придет?.. вот же ж бля тогда будет… не знаю… это пиздец, блядь… да…
(пауза)
Всё хуйня, патроны всё равно у меня, хуй он чо догадается… Пусть, сука, попробует… пусть попробует, блядь… он, бля, одиночка, они толпами не ходят. Все они говно… ГА-ВНО!..
(пауза)
Ёбаный… кто-то идёт... вроде бы… да, это он… точно он… один пришел… я его вижу, суку… пинает листья, как будто гуляет… а сам озирается, ищет, сука… правильно я сделал, что сюда его позвал… он тут не был раньше... и ведь урод же, блядь!.. Таким и представлял: сгорбленный, патлы длинные и крашеные… прыщи на морде… много прыщей… пиздец, блядь… а до чего знакомый ебальник… кого-то он мне напоминает… но кого?.. блядская память… Вот, он уже увидел парашу, остановился, сигарету достал, теперь сюда прется… сейчас он подойдет и… (свистящий выдох)… Всё.

* * *

ЗАПИСЬ НА ПОЛЯХ ГАЗЕТЫ «ТЕЛЕБАШНЯ»

мНЕ в груДи бОльно. На ГОЛове тюрРБан какОЙ-То. палаТа, койКи, тЕЛЕвизОР. ЛевЫЙ глаЗ не отКрывАЕтся, сУКа... ЭтО я, наверНое, ТАк с пидаРОМ пОдрался. КаК ЖЕ так? ПочеМУ он Меня заваЛИл? и дикТофон сУка раЗБил. Но хОТЬ жОпА цЕла. НаверНО, емУ поМЕШАли… слАВА БОгУ… А вдРУГ он бУдет ИСКАТЬ мЕНЯ и Тут? кстаТИ как ДАвнО я тУТ?.. хер Знает. Я ЖЕ теПЕРь бесПОМощНЫЙ. ДЕрьмо, и дАжЕ не помнЮ еГо ИМя. заТо я ВидЕЛ срАНое лицо, Вот передоХНу и НаРИсую. У чУВАка рядОм с ТУМбоЧки СпИЗдиЛ гаЗЕту и рУчку, ОН всё РавнО Спит. МогУ писАть — эТО заЕБИсь. но таКие кАРакули, чТО Бля… ГоЛОВА крУжится… а СПАть опАсно… оХ… и полЕй бОЛьше Нет, надО ИСкаТЬ БУма

* * *
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

…Свидетелю сообщено, что он обязуется говорить на поставленные вопросы правду, ничего не утаивать и выражать свои мысли таким образом, чтобы в случае необходимости он мог повторить их еще раз под присягой.
Свидетель сообщает о своих взаимоотношениях с потерпевшим:
Фамилия и имя: доктор Кирилл Молчанов
Дата рождения: 24.12.1970
Профессия: Врач/хирург
Место жительства: ул. Ленина, 12/89, …
Является ли пациент свидетелю родственником, имеет ли он какие-либо другие отношения: Не знаком.
Свидетель приглашен для дачи показаний (ему сообщено об уголовной ответственности за дачу неправдивых показаний):
Г О Л О С: Принимали ли Вы участие в обследовании и лечении пациента?
М О Л Ч А Н О В: Да, но только в последний день. Я тогда нес обязанности ответственного хирурга. А первые два дня этим молодым человеком занималась реанимация.
Г О Л О С: Расскажите, что вам известно.
М О Л Ч А Н О В: Насколько я знаю, он был доставлен в больницу 17 мая между 9 и 10 часами вечера. Подобрали его в заброшенном парке возле туалета, — «скорую» вызвал какой-то случайный прохожий, он выгуливал там собаку. Этому парню повезло, что его обнаружили так быстро, иначе он умер бы в течение часа от сдавливания сердца. Понимаете, когда оклосердечная сумка наполняется кровью и раздувается, зажатое внутри сердце перестает биться, и тогда всё, конец…
Г О Л О С: Расскажите подробней о его состоянии.
М О Л Ч А Н О В: Состояние было, ну, критическое, можно сказать без натяжки. Кто-то пробил ему заточенной отверткой грудь между третьим и четвертым ребром, была задета околосердечная сумка, пробито легкое… И ещё его ударили головой об лавку с чугунным краем, так что лопнул скальп. Да, в форме звезды с несколькими лучами. Обширная гематома в височной части, характерные «очки» вокруг глаз — свидетельство серьезной че-эм-тэ, обычно сотрясения. А у него был ушиб мозга, это еще хуже. Но это к невропатологу, я не специалист. Документов при нем не было…
Г О Л О С: Что с ним сделали?
М О Л Ч А Н О В: Ну, как обычно: поставили дренаж, кровь откачали из легкого, лоб почистили и зашили. Что еще… На околосердечную сумку накладываются П-образные швы, если вам это интересно. Наложили повязки. Кстати, мне, когда я его увидел, показалось, что он к таким делам привычен.
Г О Л О С: Что вы имеете в виду?
М О Л Ч А Н О В: У него уже был большой шрам на голове, что наводило на определенные мысли... Хотя вида он был не… как это сказать… не сильно боевого…
Г О Л О С: А сам пациент что сказал?
М О Л Ч А Н О В: Ничего не сказал, он был без сознания. Много крови перелили, организм ослабел.
Г О Л О С: Когда он пришел в сознание?
М О Л Ч А Н О В: Через сутки, он тогда еще был в реанимации. Вечером. Якобы, говорят, вырвал капельницу из вены, пытался встать и уйти. Это опасно, могли запросто разойтись швы…
Г О Л О С: Он говорил что-то?
М О Л Ч А Н О В: Ну, там было не до этого. Может, и говорил. Но ему быстро укололи барбитураты, я полагаю, оксибутират натрия. И он заснул.
Г О Л О С: Почему его перевели из реанимации всего через двое суток?
М О Л Ч А Н О В: Вы понимаете, места мало, а больных много. Его держали, пока было можно, а потом оценили состояние как транспортабельное и перевели во второе хирургическое. Ну, можно их понять. Там он спал еще сутки и, в общем, проблем не доставлял…
Г О Л О С: Расскажите, что случилось в вашу смену.
М О Л Ч А Н О В: Смена была спокойная, даже на редкость, поступлений было довольно мало. Но около восьми привезли мужчину с огнестрельным, я его тут же в операционную отправил.
Г О Л О С: Он поступил в ваше отделение?
М О Л Ч А Н О В: Нет, в первое. Но у нас три отделения. А я был ответственным хирургом. В сложных случаях на операцию берутся также хирурги из смежных отделений. Ну а там был как раз сложный случай, брюшная полость... Я предупредил медсестру, что за отделением посмотрит другой хирург. Водогреев Коля из третьей хирургии.
Г О Л О С: То есть, отделение фактически осталось без присмотра?
М О Л Ч А Н О В: Зачем Вы так говорите? Вечером, когда больные уже отдыхают, один дежурный врач вполне в состоянии присмотреть и там и тут.
Г О Л О С: Это правда, что Водогреев находился на работе в состоянии алкогольного опьянения?
М О Л Ч А Н О В: Не знаю. Я ничего такого за ним не заметил.
Г О Л О С: А вообще он пьет?
М О Л Ч А Н О В: Ну, так... вообще нечасто. Это он после той смены напился, — стресс, понимаете… А вообще за ним редко водится.
Г О Л О С: Вы состоите с Водогреевым в дружеских отношениях? Случалось ли выпивать с ним?
М О Л Ч А Н О В. Ну а что тут такого? После смены, бывает, можем посидеть где-то, выпить пива, пообщаться. Как еще расслабляться? И ведь это же не водка, в конце концов…
Г О Л О С: А что вы знаете о разговоре Водогреева с пациентом?
М О Л Ч А Н О В: Только то, что он сам мне рассказал. Что он обходил отделения и около половины десятого вечера наткнулся в коридоре на этого больного.
Г О Л О С: Почему он его остановил? Пациент выглядел как-то странно?
М О Л Ч А Н О В: Да, странно. Он был замотан в простыню, вещи ведь мы у него забрали… Ну, вы же говорили уже с Водогреевым об этом, я так понимаю…
Г О Л О С: Продолжайте, продолжайте. Что Водогреев ему сказал?
М О Л Ч А Н О В: Спросил, что он здесь делает.
Г О Л О С: Больные говорят, что слышали фразу: «Какого хрена ты тут лазишь?» И сказано это было очень громко.
М О Л Ч А Н О В: Ну, может быть. Я же говорю, у нас довольно нервная работа… А пациент потребовал отвести его к начальству, причем в такой… очень истеричной форме.
Г О Л О С: Что дежурный врач сделал?
М О Л Ч А Н О В: Ну, больной покачивался, руки у него дрожали, голос срывался — это всё последствия ушиба мозга. Водогреев увидел, что у него шитая голова, и сразу позадавал вопросы: где вы находитесь, какой сегодня день, как вас зовут. Ну а он ничего не вспомнил, даже фамилию… А имя… сказал, что «Коля», но очень неуверенно, так что Водогреев решил, что он просто прочитал имя у него на бейдже… Спросил, по какому вопросу он хочет обратиться. А пациент стал в ответ шептать, что ему грозит опасность. И что он должен уйти.
Г О Л О С: Что-нибудь еще он говорил?
М О Л Ч А Н О В: Не знаю… Вроде бы постоянно повторял, что хочет домой. Что не помнит адрес, но что мог бы найти по памяти. Что к нему домой надо долго ехать на автобусе. Ну это Коля слышал, а не я, если уж на то пошло. Он сказал ему, что надо вернуться в палату, а пациент закричал, что его хотят убить, и он здесь не останется, потому что убийца его выследил.
Г О Л О С: Так и говорил — «убийца»?
М О Л Ч А Н О В: Нет, он его вроде бы матерно называл. Говорил,  что он скоро доберется до него и закончит начатое… то есть прикончит. Что он чует его запах.
Г О Л О С: Кто чей запах чует?
М О Л Ч А Н О В: Это я сам не понял, у Водогреева спрашивайте.
Г О Л О С: Почему вместо милиции дежурный вызвал психиатров?
М О Л Ч А Н О В: Ну, знаете, насколько часто нам такое выслушивать приходится… Часто это сказки… Или просто бред.
Г О Л О С: Но он ведь был ранен.
М О Л Ч А Н О В: А какое это имеет значение? Ушиблена-то у него была голова, а не грудь. Это компетенция невропатологов. А ранение отверткой тут как бы ни при чем. К тому же Коля был не в курсе подробностей, это ведь не его отделение. Что до милиции, она приезжала еще в первый вечер, когда его привезли. Приехала и уехала, потому что он был без сознания. А потом приезжала еще, но он в это время спал под барбитурой…
Г О Л О С: И что Водогреев сделал?
М О Л Ч А Н О В: Отвел его обратно в палату. По дороге разговаривал с ним, успокаивал. А потом пошел позвонил, чтобы прислали псих-бригаду.
Г О Л О С: И на это время оставил отделение?
М О Л Ч А Н О В: Да.
Г О Л О С: По его словам, было что-то странное в поведении пациента?
М О Л Ч А Н О В: Вы же уже спрашивали.
Г О Л О С: Я спрашивал про внешний вид. А сейчас спрашиваю о поведении.
М О Л Ч А Н О В: Да, он был страшно возбужден, сильно потел, Коля говорит, «глаза горели». И еще два или три раза спрашивал у Водогреева, почему он так держит его за руку и не «голубой» ли он. А когда услышал ответ «нет», то заговорщицки сунул ему в ладонь сложенную бумажку, и сказал, чтобы тот непременно передал ее «кому надо». И чтобы этот «кто надо» сразу же позвонил «куда надо».
Г О Л О С: То есть в милицию?
М О Л Ч А Н О В: Нет, он так и сказал — «куда надо».
Г О Л О С: Так. И дальше?
М О Л Ч А Н О В: Ну, как я уже говорил, Коля понял, что пациент не совсем здоров психически — он и о милиции говорил с какой-то неприязнью и усмешками, — и поскорей привел его в хирургию. Посадил в палату. Кажется, больной еще говорил, что  него там подозрительный сосед, и он туда не хочет. Коля глянул: обычный мужик, спит к тому же. Он бы, конечно, не оставил его просто так, но этот парень сразу успокоился, когда сел на кровать. Лег, подогнул ноги и как будто бы начал спать. Коля решил, что всё в порядке, и ушел. А этот… в общем, он украл у соседа по палате спортивные штаны и свитер, надел их, чтобы скрыть повязку на груди, и опять убежал. И еще минут 15 где-то разгуливал. Признаю, это наше упущение…
Г О Л О С: А что медсестра?
М О Л Ч А Н О В: Она тоже отлучилась куда-то. Бывает…
Г О Л О С: Что было потом?
М О Л Ч А Н О В: Водогреев не стал меня беспокоить по мелочам, мы еще операцию не закончили.
Г О Л О С: Хорошенькие мелочи.
М О Л Ч А Н О В: Ну, так казалось. Он пошел к себе в отделение, узнать как там дела и сделать звонок. А потом начался весь этот трезвон, и вот тогда стало понятно, что дело серьезное…
Г О Л О С: Давайте подробнее. Где это случилось?
М О Л Ч А Н О В. В «зазеркалье».
Г О Л О С: Что это такое?
М О Л Ч А Н О В: Это такое место, неработающая раздевалка в нашем корпусе, где медбратья тайком курят. Недалеко от лестницы. Его так называют, потому что там вся стена — одно большое зеркало. И там, на лестнице, пациент встретил медсестру…
Г О Л О С: А как он смог в такое время выбраться из отделения?
М О Л Ч А Н О В: Отделение в тот день ургентировало, ну то есть, дежурило на приеме, так что двери не были закрыты — так положено. Хотя дежурство ничего особенного не предвещало, я же говорил…
Г О Л О С: Как зовут медсестру?
М О Л Ч А Н О В: Я не запомнил. Совсем молодая девочка, недавно работает, и к тому же не из моего отделения… Кажется, из третьего. Он спросил у нее, где выход, типа, он хочет покурить... Она показала ему на «зазеркалье», эту бывшую раздевалку. Еще предупредила, чтобы он не шлялся и быстро возвращался в палату.
Г О Л О С: А что она делала на лестнице?
М О Л Ч А Н О В: Ну, она шла в «кильдым» за историями. Историями болезни, в смысле.
Г О Л О С: Что такое «кильдым»?
М О Л Ч А Н О В: Такая ординаторская. В некотором роде комната отдыха. У нас ее так называют. Ну вот она зашла туда, и слышит вдруг такой страшный крик, потом грохот, как будто падает что-то, и громкий звон. Утверждает, что там еще перед этим кого-то громко послали на… на три буквы, в общем. Но голос она не опознала. А потом что-то попадало, что-то покатилось, грохот, дзынь и посыпалось. И снова крик. Вечером в больнице всегда тихо, так что очень громко слышно было. Там в ординаторской сидел еще медбрат, смотрел телевизор. Они оба туда сразу бросились, в «зазеркалье». И там был… наш пациент. Он лежал на полу.
Г О Л О С. Труп пациента?
М О Л Ч А Н О В: Нет, он еще жив был. Хрипел. Но уже спасти его они не успели. Слишком страшная рана.
Г О Л О С: Каков был характер раны? Опишите.
М О Л Ч А Н О В: В общем, у него было перерезано горло… Осколком разбитого зеркала. Трахея, сонная артерия, яремная вена. Осколком стены, по сути. А стена была разбита табуреткой, — на табуретке обычно стояла консервная баночка для окурков. Вот банка и покатилась. И вокруг еще были повалены вешалки ржавые, как будто боролся кто-то. Кровь хлестала…
Г О Л О С: Пациент ничего не говорил?
М О Л Ч А Н О В: Это невозможно с такой раной. Он пытался пережать шею рукой, и они тоже оба пытались, но это был не тот случай. Просто осколок зеркала прошел через трахею и там сломался. Кровь лилась внутрь. Фактически он умер оттого, что захлебнулся.
Г О Л О С: Еще кто-то рядом был? Я имею в виду не врачей, а вообще людей. Посторонних, подозрительных, всяких.
М О Л Ч А Н О В: Нет, никого не было. Но из «зазеркалья» есть выход наружу, прямо во двор, и он не был закрыт.
Г О Л О С: А что по поводу бумажки?
М О Л Ч А Н О В: В смысле?
Г О Л О С: Записка, которую пациент дал Водогрееву.
М О Л Ч А Н О В: А-а... Водогреев ее выбросил — это была просто мятая обертка от шоколадки. Потом пришлось перевернуть весь мусорник, чтоб найти.
Г О Л О С: Всё, достаточно. Распишитесь здесь и здесь. Кстати, что Вы сам думаете об этой бумаге? Это уже не для протокола, просто интересно мнение врача…
М О Л Ч А Н О В: Ну, я не эксперт… И я там особо не рассматривал, отдал бумажку милиции. Рисунок там был, портрет. Может быть, автопортрет.
Г О Л О С: Автопортрет?
М О Л Ч А Н О В: Ну да. Очень похоже.
Г О Л О С: У убитого ведь не было таких длинных волос. Он был почти лысый.
М О Л Ч А Н О В: Ну и что? Может быть, он просто всегда мечтал отпустить такие волосы, чтобы не было видно шрам. Девушки, которых не устраивает их внешность, например, часто развлекаются, рисуя себя такими, какими хотели бы быть. А может, он недавно постригся. Да куча объяснений может быть…
Г О Л О С. Нас всегда учили: чем проще версия, тем она верней. А у вас тут небольшая нестыковка. Ну вот подумайте: зачем бы охваченный страхом человек рвался передавать куда-то свой же портрет?..
М О Л Ч А Н О В: Не знаю.
Г О Л О С: Вот. Зато, если включить логику, это мог быть его брат-близнец, с которым они, скажем, поссорились. Или сестра.
М О Л Ч А Н О В: Ну, черт его знает... А мне все равно больше нравится версия с автопортретом. Там же ведь не только в сходстве дело. Понимаю одно совпадение, но два? Извините. В конце концов, Вы сами, я уверен, видели, что он там ниже написал:
Я.
…Простите, задумался. У Вас сигареты не найдется? Спасибо. «Карелия Слимс» — ничего страшного, я их дамскими не считаю… Приятные сигареты для приятных людей. Кстати, товарищ следователь, если не секрет, что Вы делаете сегодня вечером?

Июнь—июль 2005 г.